Трезвая русь
test

Поиск

Форма входа
Не зарегистрированные пользователи не могут скачивать файлы!

Логин:
Пароль:

Наши друзья

Новости

Наука об алкоголе

Главная » 2012 » Май » 15 » Беседы за самоваром - 2

Оглавление

Оглавление - 2

Беседы за самоваром - 1

Будьте здоровы, дорогие мои, будьте счастливы!» Бокалы дружно зазвенели. Пожелание здоровья тут было оправданным, ибо в бокалах-то сок. А вспомните, как мы часто наливали стопки вином, чокались, говорили: «Будем Здоровы!»

Какое к черту здоровье! Ведь в стопках-то содержатся тысячи болезней, миллионы несчастий, убийства, самоубийства... А мы все равно: «Будем здоровы!»...

- Не разбежались гости-то с дня рождения? - хозяйка недоверчиво качала головой.

- Именины, честно скажу, это был наш первый трезвый праздник, удались на славу. Было много шуток, смеха, пели, танцевали... Далеко за полночь расходились гости.

А самая близкая подрыта жены, которая была любительницей выпить, сказала на прощанье с удивлением и восхищением: «Это просто даже удивительно: вот так трезвому и весело, и расходиться не хочется, и голова утром болеть не будет».

За нашим столом произошло оживление. Хозяйка забрала початую бутылку.

- Хватит травиться,-сказала она. - Вон ведь как хорошо идет беседа за самоваром. Без всяких ваших: «Ты меня уважаешь?».

Хозяин смущенно закрутил головой. А сосед поддержал хозяйку:

- И впрямь о чем чаще говорим-то мы, когда выпьем вина? Да о нем же, о вине: кто, когда, где, сколько, с кем выпил да где добавляли, да что натворили с пьяных глаз, да еще и про женщин всякое...

- Очень «содержательные» бывают пьяные речи, - с сарказмом поддержал хозяин...

Надвигались сумерки. Самовар уже переслал весело на свистывать застольную мелодию. А наша беседа за этим, теперь уже почти трезвым застольем, продолжалась. И как еще много надо будет сказать друг другу, чтобы понять, а потом поверить в светлую трезвую жизнь.

...Сегодня я в другой деревне, у моих давних знакомых.

Изба здесь вместительная, стол - напоминание былых многолюдий семьи. Да, еще на моей памяти было, когда за этот стол усаживалось более десяти человек. Усаживались, тесно прижимаясь друг к другу на широкой лавке, с другой стороны подставлялась длинная - почему-то длиннее стола - скамейка. На середину стола водружался широкий и вместительный, чуть ли не ведерный, чугунище, только что вытащенный из печи, издающий ни с чем несравнимый запах духовитого варева. За этим столом и для меня находилось и место, и ложка, и хлеба краюха...

В избе сегодня тоже многолюдно. Но это уже не семья, а соседи пришли, как бывало в давние времена, на беседки.

Сидим за столом чинно. Медь самовара тускло отражает фосфорисцирующий экран телевизора. Там серьезные мужи с печатью озабоченности на лицах горячо говорят о перестройке, о прошедшей XIX партконференции...

И у нас за самоваром разговор об этом.

- Три года талдычат: перестройка, перестройка, - хозяин потянулся к телевизору, выключил его. - Что-то я не почувствовал эту перестройку.

- То есть как не почувствовал? - чернявый пожилой мужик с заскорузлыми пальцами сердито посмотрел на собравшихся. - Видали, он не почувствовал. Ты ведь и телевизор смотришь, вон, и газеты читаешь. Когда там открыто и обо всем говорили? А?

- Не горячись шибко, испей-ка духмяного чаю.

- Чаю, чаю, - передразнил хозяина чернявый, но послушно протянул чашку на блюдце хозяйке. - Плесни-ка покрепче.

А хозяйка-то, раскрасневшаяся, скинув с головы платок, будто лет двадцать или даже тридцать скинула, ловка и грациозно обносит всех чаем.

Ах, какой это чай! Поэма трав и цветов. Собраны запахи лета, неповторимые предвечерние ароматы. Мята и зверобой, душица и листья малины, земляничный, брусничный, Черничный лист - все это в чае - пряном и ароматном.

Чуть-чуть забегу вперед: никто в этот вечер даже не заикнулся о водке или каком-нибудь другом дурмане. Даже курить мужики выходили на улицу - такая вот была обстановка, когда и дела сегодняшние завершены, и вставать завтра чуть свет - сенокос, и расходиться не хочется - так притягателен этот старый-старый стол с двухведерным самоваром во главе, который хозяйка выпростала из чуланного заточения, да, сполоснув, запалила топку, закипятила... Повторюсь: собрались-то за столом все пьющие, а вот про вино если и говорили, то в осуждение этого зелья.

- А я так понимаю перестройку: чтобы и работа была в радость, и жизнь не в тягость, - оглаживая вспотевшую шею, сказал хозяин. - А пока в магазине для нашего брата животновода масло по девять рублей кило... Тут, я вам скажу, перестройкой не назовешь, по-другому это называется. .. Вот вы, в городе, - он кивнул на меня, - по три с полтиной масло берете, а мы, которые стоим у истоков этого масла, за девять рэ... Эх, - он махнул рукой, умолк.

- Да какая это перестройка, если всяк норовит в свой дом тащить все, что плохо лежит, да и хорошо, то есть то, что под замком упрятано, норовят взять.

- Зачем же тащить-то? - спрашиваю.

- Как это - зачем? А пить на что? Много на зарплату ее наберешь? А ведь водка теперь - самое ходовое, денег дороже даже, - мужик, с заскорузлыми пальцами на руках, на всей пятерне держал блюдце. - Есть водка в доме - тебе и дров привезут, и сена, и печку поправят, да и всякую другую работу сделают. А нет, вот и сиди себе, перестраивайся.

- Ты это брось, - хозяин строго посмотрел на мужика.- До сих пор мы так все и жили: вот придет хороший начальник - он устроит нам жизнь. А сколько этих начальников перебывало - не счесть, да вот хорошего-то мало видели.

- Худое видали, да молчали, а нет, так языками тарабанили промеж себя, - хозяйка как-то по-молодому, озорно и вызывающе вскинула голову. - Да и сейчас вот покалякаем, покалякаем, а подсказать начальству вроде и не можем, страх какой-то нутряной сидит в нас.

- Так и будет сидеть! - дотоле молчавшая грузная тетка с двойным подбородком, осторожно подвинула к самовару чашку. Будет, будет, пока зависим мы от начальства, А почему зависим-то? Да, почитай, у каждого есть грешок, за который начальник взыскать может. Вон, посмотри, как с пьяницами у нас: прогуливает иной, колобродит пьяный...

Не выгонят с работы. Нет. Но на поводке будут держать.

Заставят работать, когда уже «нкто не работает. И тот будет вламывать, чтобы все по-чистому было... Вот как.

- Налей-ка и мне, - протянул старинную, еще кузнецовскую, треснувшую, но пока еще используемую в хозяйстве чашку молодой мужчина с испитым лицом. Багровый подтек под глазом заявлял красноречиво о своем происхождении.

На мешок с кулаками наткнулся, - встретив мой взгляд, вызывающе пояснил он. И не дождавшись ответа, пресекая смех, жестко сказал: - Да что вы заладили про начальство: не на другой планете живет оно, начальство-то: и тоже пьет. Даже с работягами вместе, а часто и за счет работяги. Вот как. Это же деревня - все на виду. Под одеялом выльет иной руководитель, а уже на следующий день судачим: начальник наш вчера надрызгался так, что чертям тошно было в аду. Во! Пьют, выпивают наши руководители: что директор совхоза, что руководство лесоучастка, про всяких уже инженеров, механиков, зоотехников и прочих я уже не говорю. Мы, работяги, видим все это, знаем! Так какое же он, начальник, имеет моральное право на собрании меня клеймить: мол, пьяница я, чуть ли не вредитель!? А? Нет, ты скажи, имеет он такое право?

Я думал, как ему понятней рассказать о фарисействе.

В избе воцарилась тишина, нарушаемая лишь схлебыванием горячего чая.

- Так ить ты ш пьешь-то как? Ты ш пьешь-то до потери сознательности! Не умеешь пить-то, - вдруг ворвался в тишину молодой сердитый женский голос, видимо, жены.

Ты ведь пока на карачки не станешь, от бутылки не оторвешься! Как же тебя не осуждать! Другие-то, вон, и пьют, да все по-тихому, да без скандалу... Вот как другие-то пьют! Умеют.

- Значит, все дело в умении пить? - невинно спросил я.

- Конечно. Они, начальники-то, умеючи пьют, вот и могут такого, как мой, приструнить.

- Врешь ты! - испитый мужчина встал из-за стола, вытащил сигарету, брякнул спичками, но не закурил. - Врешь.

Никто не дал моему начальнику такого права - меня обсуждать за то, что я пью неумеренно. Пусть научит, как пить умеренно, тогда и спрашивает. А? То-то же.

- Я с вами согласен, - сказал я. - Такой начальник, осуждая пьяницу, напоминает попа в роли атеиста.

- Как это?

- Ну, представьте: батюшка в церкви только что справил службу, а придя в клуб или дом культуры, читает лекцию о том, что бога нет. Так и с вашим начальником. Он не имеет морального права осуждать вас за винопитие, коли сам потребляет алкоголь. Это противоречит всем нормам человеческих отношений. А ведь все равно осуждают такие начальники - кулаком по столу стучат. Премий лишают, на низкооплачиваемую работу переводят. И все потому, что пьет, мол, человек неумеренно. Другого-то сказать не может, потому что сам потребляет алкоголь, как он считает, в меру. А кто устанавливал эту меру? Да и есть ли она -

мера? Человечество уж которое тысячелетие пытается ее установить, да вот беда - не знает, не научилось дозировку универсальную делать. А ведь все равно цепляется пьющий человек за мифическую меру, даже поговорки вредительского толка выдумывал: мол, пей, да дело разумей, или: кто меры не знает, тот ум теряет. Для оправдания своего винопотребления. Ведь человек-то тем и отличается от скотины, что в нем заложены моральные начала. Вот он и сознает где-то очень и очень глубоко: винопитие - это аморально, то - противоестественно человеческой природе, это - гибельно, это-стыдно, наконец. Вот и пытается оправдать свою пагубную страсть пословицами, поговорками, в литературных произведениях - привлекательностью так называемых культурных винопитий. Как часто мы порой слышим: культурно или умеренно пить - это хорошо. А вот неумеренно - плохо. Чушь! Слова умеренно, культурно согласуются лишь с положительными явлениями и никак - с отрицательными. Ведь не бывает умеренного хулиганства, культурного грабежа, культурной наркомании!..

- Так ведь алкоголь - тоже наркотик! - встрял кто-то из сидящих за самоваром.

- Совершенно справедливо. Больше того, Всемирная организация здравоохранения признала алкоголь наркотиком номер один. Ибо он наиболее общедоступен и находится под охраной закона, так же как и табак, который в цепочке наркотиков занимает десятое место.

- Как, и табак наркотик? - моложавый мужик вынул изо рта так и не зажженную сигарету.

- Очень коварный и опасный. Да вы это и сами чувствуете по тому, как вас часто тянет курить. Это - зависимость. Наркотическая зависимость. Кстати, через нее, через сигарету, чаще всего мы приобщаемся к алкоголю, другим наркотикам. Вспомните: в детстве первые затяжки табачным дымом, потом привыкание к нему, затем первая проба алкоголя (пива, 'вина, реже - водки), и вот уже наркотик вцепился в нас, держит в своей власти...

- Интересно вы как-то все расчленили,- хозяин покачал головой. - Выходит, пьем по своей дремучести, невежественности то есть.

- Выходит, так. Потому что еще не научились мы грамотно и правдиво освещать проблему, забыли ленинские положения об алкоголе, о резко отрицательном отношении Ленина к дурману. Достаточно напомнить его высказывание по этому вопросу на X партийной конференции. Тогда руководитель нашего только что зародившегося государства заявил, что водка и прочий дурман... не будут допущены к народу, ибо это поведет нас назад к капитализму, а не вперед к коммунизму. То есть было еще раз подчеркнуто: социализм и алкоголь несовместимы. Увы, многое было извращено после смерти Ильича. В том числе была отменена и ленинская запретительная система на производство и торговлю сивушной отравой. Началось спаивание народа. А ведь Сталин в первый год введения водочной монополии, то есть в 1925 году, заявил делегации иностранных рабочих, которые выразили недоумение по поводу алкоголя и социализма, что, мол, мера эта временная: как только поднимем тяжелую промышленность, введем в стране «сухой закон». Как видите, слова остались словами.

Кстати, те, кто проталкивал тогда идею водочной монополии, выдвигали еще один аргумент. Дескать изготовлением и продажей казенной водки мы сумеем убрать самогонщика. Увы, и этот гнилой довод рассыпался в прах при столкновении с действительностью. Есть наука - статистика. Она бесстрастно свидетельствует: с введением водочной монополии самогоноварение не только пошло на убыль, но стало стремительно расти: в 1927 году производство самогона было уже в 1,7 раза выше, чем в 1924 году. Что стоили рассуждения апологетов водочного наступления на потребительский рынок? Да и сами помните: много ли товару было в магазине, продуктов? А вот прилавки и полки трещали от сивушной заразы. И планы товарооборота покрывали за счет сивухи.

09:52
Беседы за самоваром - 2
Просмотров: 6733 | Добавил: Александр | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]