Наука об алкоголе

Владимир Михайлович БЕХТЕРЕВ (1857—1927)

В. М. Бехтерев — великий русский невролог, первооткрыватель ряда образований мозга (верхнее вестибулярное ядро Бехтерева, полоска Бехтерева в коре больших полушарий и др.), симптомов и синдромов в невропатологии и психиатрии, в том числе и такой нозологической формы, как болезненная одеревенелость позвоночника (болезнь Бехтерева). 

Об алкогольном оздоровлении

Вопросы алкоголизма, как наболевшее зло, кошмарно и неотступно стоят перед глазами всякого, кто ближе знаком с его последствиями. Но как только ставится вопрос о здоровье народа ввиду страшного распространения алкоголизма, то обычно выдвигается совершенно побочная точка зрения — это сравнение с Западом. Уж такова рабская особенность русского человека, что он не может разрешить ни одного общественного вопроса независимо и самостоятельно, а всегда лишь сравнительно, и, если в этой сравнительной точке зрения может найти какой-либо утешительный для себя уголок, то уже опускает руки и даже вполне счастлив, если оказывается, что он не из самых последних. О том, чтобы быть в числе первых, конечно, не может быть и речи. «Куда уж нам!» И вот эта сравнительная точка зрения усматривает мираж в том, что по количеству ежегодно выпиваемого спирта Россия находится в условиях будто бы более выгодных, чем некоторые страны Европы; так, известно, что душевое потребление в России всех спиртных напитков в переводе на безводный спирт лишь несколько превышает потребление в Норвегии и нашей Финляндии, но уступает потреблению в Соединенных Штатах приблизительно на 40%, в Голландии и Швеции — почти вдвое, в Австрии, Великобритании и Германии — втрое с лишком, в Дании, Италии и Швейцарии — вчетверо с лишком, в Бельгии — в 5 раз и во Франции в 7 раз[1]. Этот утешительный мираж многих решительно 

успокаивает, и они готовы допустить разве что борьбу с излишним потреблением вина, но ничуть не борьбу с распространением алкоголя в населении.

Однако, значит ли что-нибудь голая цифра? Она получает свое значение, лишь когда будет выяснено более точно, что собственно она обозначает? В этом отношении прежде всего нужно иметь в виду, что в России пьянство распространяется крайне неравномерно; так, наше старообрядчество и сектантство отличается в большинстве случаев трезвостью, а ведь одних старообрядцев у нас около 30 млн.; известно также своею трезвостью татарское население (около 16 млн.), конечно, не без исключений, опять же в силу религиозных воззрений; равным образом мало пьют и евреи. Если внести поправку в душевое потребление спирта, приняв во внимание трезвость массы старообрядцев, сектантов, магометан и евреев, то получим собственно для большей части коренного русского населения и для других населяющих Россию народов цифру душевого потребления алкоголя, которая должна занять, несомненно, одно из «почётных» мест в общеевропейской статистике; при этом ещё не принят во внимание менее благоприятный для нас возрастной состав населения, ибо в России детей, вследствие большой  рождаемости и смертности, относительно больше, чем в других странах, а ведь дети не пьют. Наконец, мы еще не приняли во внимание, сколько выпивается «кумышки», «бузы» и других крепких и крайне плохих (в смысле ядовитых примесей) алкогольных напитков, производимых тайно от взоров властей, что возможно исключительно у нас и чего нельзя учесть никакими способами, а также развитое в большой степени у нас шинкарство, особенно в последнее время.

Но сравнение этим не исчерпывается. Не может подлежать сомнению, что крепость вводимого в организм алкоголя в смысле влияния его на организм имеет огромное значение. Можно считать непреложной научной истиной, что чем насыщеннее вводится в организм алкоголь, тем вреднее он действует. Речь при этом,  конечно, идет собственно об отравляющем действии алкоголя, а не о таких побочных влияниях, как развитие желудочно-кишечного катара, свойственного всем вообще алкоголикам, пьющим крепкие спиртные напитки. Дело в том, что при потреблении крепкого  раствора алкоголя последний, сильно раздражая самый желудок и кишечник и вызывая тем самым резкий приток крови к их стенкам, всасывается в кровь с необычайной быстротой, действуя особенно разрушительно, тогда как при более слабых растворах своевременно вводятся в действие защитные условия организма, которые в известной степени и парализуют вредное действие более  разведенных порций алкоголя. В указанном отношении имеет значение сравнительное потребление водки в разных странах, в чем мы имеем решительно невыгодную статистику по сравнению с  Западом. Так, если принять во внимание душевое потребление одной водки, то оказывается, что в России, например, в 1904 г. её потребляли втрое больше, чем в Италии, в 1,5 раза больше, чем в Норвегии, почти одинаково с потреблением ее в Англии, Соединенных Штатах и Швейцарии, раза в 1,5 меньше, чем во Франции, вдвое меньше, чем в Австрии, а почти втрое меньше, чем в Дании; по статистике же Зандберга оказывается, что душевое потребление водки еще менее благоприятно для России, причем, потребление водки в ней оказывается гораздо большим, чем в Италии, Испании, Португалии, Норвегии, Великобритании и нашей Финляндии,  одинаково с потреблением в Бельгии, Германии и Франции и раза в 1,5 меньше потребления в Дании; в последнее же время это соотношение ввиду сильного возрастания потребления водки у нас должно было измениться еще к худшему для России.

Таким образом, если принять во внимание, что наш народ имеет несчастную привилегию потреблять 40 % водку, тогда как на Западе обыкновенно народы потребляют много больше виноградного вина и пива, относительный вред которых во всяком случае меньше, чем вред водки, то сравнение оказывается для нас ещё менее выгодным, если даже и не принимать в расчёт разницы влияния на организм вина естественного брожения и искусственной обработки. Нельзя забывать при этом, что в западных государствах крепкие напитки (ликеры, виски, коньяк, абсент) чаще всего употребляются в разведенном виде с водой или кофе, а не в цельном. Наконец, картина нашего быта омрачается ещё тем, что  вследствие развития ресторанной жизни за границей крепкие напитки выпиваются большею частью не иначе, как с пищевыми продуктами и притом, вследствие климатических условий, в течение большей части года преимущественно на свежем воздухе, где имеется благоприятный газовый обмен легких, тогда как у нас водка потребляется нередко в голом виде и иногда даже на голодный желудок или же потребляется в условиях спертого воздуха  жилищ, а все это усиливает вредное действие алкоголя на организм.

Отсюда ясно, почему так поражает всякого приезжего иностранца огромное количество пьяных на улицах наших городов и прежде всего столиц. Даже наш притупившийся взгляд не может не возмущаться видом пьяных, шатающихся по городским панелям и мостовым и то и дело сваливающихся в грязь, если вовремя не поддержат их спутники. Загляните по праздникам в окрайные части столицы, где к пьяным относятся городовые вообще несколько снисходительнее, и вы ужаснетесь безобразнейшим сценам у какой-либо винной лавки или трактира. Во всяком случае ничего подобного ни в одной стране встретить нельзя. Это — специфическая русская картина, с невозможной площадной бранью, дракой и буйством пьяных лиц, сопротивляющихся городовому и  собирающих своим шумом уличную толпу, а в том числе и детей. А неугодно ли заглянуть в статистику градоначальства? Сколько  подбирается лиц на улицах Петербурга не просто пьяных, а оказавшихся в безобразно пьяном виде? 65 000, что по расчёту выходит в общей сложности 4% на всё количество жителей! Есть ли что-либо подобное в других столицах Европы?

Да что говорить о безобразно пьяных, когда в Петербурге погибает ежегодно от «опоя» по 20 чел. на 100 тыс. населения  (Мендельсон), тогда как в Вегlinе таковых смертей насчитывается всего Зг в Parise 6, а в Londone 13.

Не лучше обстоит дело и по деревням в условиях провинциальной жизни, свидетельством чему служит огромное количество ежегодно погибающих от опоя, — свыше 1 тыс., следовательно, во много раз больше по сравнению со всеми вообще странами Европы, принимая, конечно, во внимание относительное число жителей. Достаточно упомянуть, что смертность от алкоголя у нас в 5 раз больше, чем во Франции. Нечего говорить, что цифры погибающих от опоя еще ничуть не выражают числа лиц, погибающих от алкоголя вообще, ибо при этом не принимают в расчёт ни утонувших в пьяном виде, ни насмерть убившихся вследствие падения в нетрезвом состоянии, ни погибающих от драки в пьяном виде, ни кончивших самоубийством в опьяненном состоянии, ни погибших пьяными в пожаре, часто обусловленном пьянством же, ни замерзших в пьяном виде, ни убитых от руки пьяного и, наконец, здесь нет тех, которых алкоголь убивает медленной смертью как отравитель души и тела и которые значатся умершими от тех или других болезней без указаний о происхождении этих последних от алкогольных излишеств.

К сожалению, этих цифр статистика наша не дает, а они, несомненно, ужаснули бы всякого. Кроме того, нельзя не принять во внимание лиц, погибающих духовно и нравственно от пьянства. Первых у нас ежегодно насчитывается около 7500 человек. В общем можно считать, что почти 1/8 всех душевнобольных выпадает на долю алкоголиков[2]. Кроме того, известно, что алкоголизм и сам по себе влияет на здоровье потомства, поражая непосредственно воспроизводительные органы, и действует на потомство путём психической заразы или подражания. Вследствие этого в семьях алкоголиков до 44% детей  подвергаются алкоголизму, другие дети в большинстве подвержены тем или другим болезням или порокам и лишь немногие (меньше 20%) остаются здоровыми и то относительно. Есть основание думать, что вырождение от пьянства у нас проявляется в большей мере, чем в других странах. Что же касается преступлений, то по Kraft-Ebingy около 50% всех преступлений совершаются под влиянием алкоголя; по Lombroso[3] в Германии —41%, а во Франции 50% преступлений находятся в зависимости от пьянства. Около этой цифры колеблются и данные д-ров Кроля и Григорьева из нашей уголовной статистики, а также и данные Carol-Wrighta для некоторых штатов Америки; для Финляндии эта цифра  определяется еще выше (Кантеле); для Франции Garnier указывает уже 65%, некоторые же авторы, как Bunge и Krohne, цифру преступлений, совершаемых в связи с потреблением алкоголя, определяют еще выше, до 70 и даже до 80%, de Kolvillil же в работе своей, приготовленной для Bruxellescкогo антиалкогольного съезда, полагает, что в действительности цифра эта достигает 90 %. Даже потомство алкоголиков вследствие тех или других  условий дает большой процент преступности. Так, по Bair'y, на 8306 преступников-пьяниц в Германии приходится от 10,5 до 34,4%  родителей пьяниц.

Из вышеизложенного ясно, с каким общественным и государственным злом мы имеем дело, когда речь идет об алкоголизме в России. Ясно также, какие усилия должны быть приложены для борьбы с этим злом, для искоренения которого должны соединиться и общественные, и государственные силы, ибо оставаться пассивными в этом деле — значит облечь себя на развал на гибель.

Но когда речь идет о борьбе с алкоголизмом, то некоторыми ставится совершенно естественный вопрос, а «как же финансы?» Ведь алкоголь — источник русского бюджета, дающий сотни миллионов. Но ставить вопрос таким образом — это значит прежде всего признать не только безнадежность «алкогольной болезни» русского народа, но и безнадежное положение русского бюджета. Между тем, если подсчитать суммы, уходящие на расширение и содержание тюрем для лиц, которые никогда не были бы преступниками, если бы не стали пьянствовать; если подсчитать число алкоголиков, которых ежегодно приходится держать в камерах для вытрезвления, в общих больницах (свыше 80000) и в домах для душевнобольных (ежегодно обращается до 7500); если подсчитать число инвалидов, содержимых на казенный и общественный счёт вследствие потери трудоспособности от пьянства и вследствие семейного разорения по той же причине; если далее подсчитать, какие опустошения делает алкоголь в духовной сфере нации, увеличивая вследствие алкогольной дегенерации число психастеников и неврастеников, которые, не будучи душевнобольными, утрачивают умственную трудоспособность; если подсчитать обусловленное алкоголизмом понижение физической трудоспособности трудящегося класса, что отличает крайне невыгодно русского рабочего по сравнению с западноевропейским; если подсчитать вносимую народом ежегодную плату за спиртные напитки свыше 1 млрд. р., а также те экономические потери, которые терпит народ в своем хозяйстве вследствие «пропивания»[4], а равно и в фабричном производстве вследствие прогулов, похмелья и ослабления «рабочей» силы; наконец, если высчитать траты народных сил и средств на самое изготовление спиртных напитков и соответственный уход за ними до обложения акциза включительно (более 200 млн. р.), то не может подлежать ни малейшему сомнению, что распространение алкоголя в населении составляет с финансовой стороны огромный экономический минус, устранение которого привело бы к экономическому оздоровлению страны.

Все — это истины, которые должны быть известны всем и каждому, но которые, к сожалению, часто забываются. Но очевидно, что финансовый вопрос не должен служить тормозом для решения вопроса «алкогольного», ибо это значило бы не верить в экономические силы страны, не верить в возможность обойтись без «пьяного» бюджета и, следовательно, тем самым положить крест над всем, ибо безнадежный пессимизм есть начало смерти; к тому же, хотя бюджетное значение государственных доходов со спиртных напитков и представляется для России очень значительным (33% общего государственного дохода), однако в этом отношении Россия лишь немногим превосходит Соединенные Штаты Америки и Англию, доходы которых со спиртных напитков исчисляются в 27% всех государственных доходов.

Итак, вопрос об алкоголизме должен быть рассматриваем сам по себе, без киваний в сторону финансовых интересов и независимо от бюджета. В этом вопросе не должно быть и никакой «алкогольной политики», ибо нельзя же создавать «политику» на счёт здоровья народа. Поэтому никак нельзя согласиться с проф. И. А. Сикорским, признающим в среднём 1/5 ведра безводного  спирта или 1/2 ведра водки на душу населения как годовую норму, каковая будто бы «может быть допустима с научно-гигиенической точки зрения». Отбросьте из населения большинство женщин, которые пьют сравнительно мало; отбросьте всей детей до 15-летнего возраста; отбросьте затем массу старообрядцев,  сектантов-трезвенников, мусульман, евреев и всех больных, лишенных возможности пить по нездоровью, и тогда окажется, что в России с  «научно-гигиенической» точки зрения разрешается свободно пить значительные количества алкоголя, причем, в этом случае по проф. И. А. Сикорскому «у алкоголя будет обезврежено его ядовитое жало, и он войдет в границы бойкой и верной статьи государственных доходов — без побочных вредностей[5], на какие он способен по природе своей». Нечего говорить, что придерживаться такой «алкогольной политики» значило бы узаконить определенную «норму народного пьянства», что совершенно недопустимо ни с каких точек зрения.

Прежде всего возникает вопрос, что преследовать в борьбе с алкоголизмом: просто ли бороться с неумеренным потреблением алкоголя, или так называемым злоупотреблением, или же бороться с потреблением алкоголя вообще? В этом отношении защитники потребления малых доз алкоголя склонны думать, что достаточно бороться со злоупотреблением спиртными напитками, чтобы избавиться от того зла, о котором шла речь выше. Но если даже оставить спорный вопрос о действии малых доз алкоголя, то прежде всего на практике нельзя даже определить, что признавать малой дозой алкоголя и что большой, ибо для одних лиц малая доза будет одна, а для других другая. Главное же — всем известно, что дело обычно начинается с малых доз алкоголя и что затем эти малые дозы переходят в большие. Здесь приходится считаться с общим свойством наркотических ядов: кто начинает курить с 2— 3 папирос в день, тот скоро втягивается и затем переходит к 15— 20 и, наконец, 40 и более папирос в день, т. е. становится завзятым курильщиком; кто начинает себе вспрыскивать морфий в малых дозах, тот, если вовремя не будет остановлен, наверное сделается морфинистом. Так же дело обстоит и с алкоголем. Здесь нужно говорить не о малых или больших дозах, а вообще о каких бы то ни было дозах, за которыми обычно следуют повторные приёмы алкоголя, и человек незаметно для себя и постепенно превращается в хронического алкоголика. Конечно, дело не обходится, как и всегда, без многих исключений; но в таких вопросах, как пристрастие, привычки или развитие болезни нужно рассчитывать не на сильные характеры, которых вообще не много, а на слабые; к тому же известно, что в последнее время вследствие отчасти того же алкоголизма дегенеративность населения чрезвычайно  усиливается, а для многих дегенератов, как доказано научными наблюдениями, достаточно одной выпитой рюмки, чтобы развилось непреодолимое влечение к алкоголю, и человек, который мог быть ещё полезным членом общества, в конце концов становится хроническим пьяницей с последующим развитием упадка интеллектуальной и нравственной сферы и физической работоспособности. Отсюда ясно, что борьба нужна не только со злоупотреблением спиртными напитками, но и с потреблением их вообще, тем более, что борьба наполовину никогда не обещает успеха; сколько бы мифической гидре ни отрезали голов, они вновь вырастают с необычайной быстротою; только при уничтожении самой гидры можно рассчитывать на победу.

Итак, нужна коренная борьба со злом, которая в конечном своем итоге должна привести к отрезвлению населения и изъятию алкоголя из вольной продажи, к чему и необходимо всемерно стремиться в интересах оздоровления населения. Спрашивается, осуществима ли вообще борьба с этим злом и какова вероятность успеха борьбы?

На 1-й вопрос следует  ответить, что для человека нет недостижимых задач, а, следовательно, раз сознан безусловный вред алкоголя и поставлена  определенно задача борьбы, то результаты скажутся при дружном  содействии всех общественных и государственных сил.

Примером успешности борьбы с распространением алкоголя могут служить наши непосредственные соседки, скандинавские страны, близкие нам и по климатическим условиям жизни. 

Пьянство в них в начале прошлого столетия процветало в неимоверной степени, ныне же это — наиболее трезвые страны в мире. По данным Laquera, в Швеции в начале прошлого столетия винокурня была приурочена почти к каждому дому, причем, в стране насчитывалось до 170 тыс. винокурен, т. е. по 1 винокурне почти на 14 жителей; на каждую душу населения приходилось по 23 л безводного спирта. В 1855 г. был издан закон, по которому запрещалось выкуривать меньше 5 гектолитров в день, и число винокурен быстро пошло на убыль: в 1861 году их было уже только 950, в 1900 же году всего лишь 131; вместе с тем потребление спирта сильно сократилось, и в 1855—1860 гг. было уже около 5 л на душу, а далее дошло до 3 л. В Норвегии цифры эти еще меньше и колеблются между 2—3 л на душу населения. Надо однако иметь в виду, что подобные результаты были достигнуты в  Скандинавских государствах не только указанным законом, но и проведением в жизнь «Готенбургской» системы и других противоалкогольных мероприятий.

Но скажут: «То — Скандинавия, а у нас русская действительность с государственной монополией водки». Однако и в нашей стране, как мы видели, имеется трезвая часть населения. При том же дружная работа общественных сил не может не захватывать правительственные круги, а потому и вопрос бюджетной реформы есть лишь вопрос времени. Необходимо лишь вести борьбу с  алкоголизмом планомерно, ибо это — вопрос большой и крайне сложный, не разрешимый одними лишь выкриками: «Запретить,  запретить и запретить!» Лица, мнящие, что этим выкриком можно что- либо сделать, похожи на страусов, которые, скрывая свою голову в песок, воображают, что они спрятали вместе с этим и свое  огромное туловище. Главная идеология этих лиц, отличающихся, к сожалению, нередко излишней шумливостью в собраниях, в сущности сводится к 2 китам: 1) к силе бумаги, именуемой законом, и 2) к полицейской власти в лице городовых и урядников, которые, очевидно, опираясь на особый шпионаж, «выслеживающий тайных производителей и продавцов спиртных напитков», настолько сами почувствуют в себе благородство противоалкогольного порыва, что будут и бескорыстны, и в то же время кротки, как голуби; а между тем даже на улицах Петербурга можно видеть иногда, как «угощаются» водкой городовые вместе с рабочими, несмотря на существование с 1900 г. закона о преследовании уличного потребления спиртных напитков. Что же говорить о провинции? Ясно, что идеология этих господ должна привести, с одной стороны, к увеличению шпионажа, с другой — к неимоверному увеличению полицейской власти, ибо как же оберечь народ от тайной продажи по деревням, особенно в глухих местностях, как не поставив почти около каждого дома по городовому, да и то с риском, что городовой подвергнется алкогольному соблазну? Иначе ведь дело сведется к тому — что мы и имеем в некоторых Американских Штатах, — что тайный торговец вином, будучи привлечен к суду, не станет и оправдываться, а преспокойно спросит судью: «Сколько платить?»

Ибо штраф его нисколько не обременит, так как с избытком будет переложен на потребителей продукта. У нас среди инородцев  восточных окраин, особенно среди вотяков, как известно, распространено тайное производство и продажа «кумышки», выкуриваемой в огромном количестве, и однако, несмотря на строгое преследование закона, которое, естественно, должно было усилиться с введением государственной монополии в стране, выкуривание «кумышки» продолжается и поныне, и даже не слышно, чтобы местные суды разбирали дела о курении «кумышки». Очевидно, что эти дела, если и доходят когда-либо до внимания местных полицейских властей, то разрешаются вполне миролюбиво и полюбовно, причем, от этого полюбовного решения выкуривающий «кумышку», очевидно, нисколько не страдает, а, быть может, даже и поощряется. Ясно, что для решения вопроса об алкогольном оздоровлении населения с целью в конечном результате достичь изъятия крепких спиртных напитков из вольной продажи, необходимо повести планомерную работу, подготовив реформу путём повсеместного отрезвления народа. Без этой планомерной работы дело  отрезвления народа может быть только испорчено, как это и случилось в Америке; по крайней мере, нельзя не верить президенту  Соединенных Штатов W. Tafty, который говорит, очевидно, опираясь на опыт своей страны, что «нет ничего сумасбродного и более  противного здравой критике, как издавать законы, которых соблюдение оказывается невозможным при данных условиях; это положение применимо к коренным законодательствам в области торговли крепкими напитками». Равным образом известный английский общественный деятель Chamberlan в своем отчёте о путешествии в Америку замечает: «Я видел действие запретительных законодательств в Америке, которые лишь способствуют развитию  пристрастия к крепким спиртным напиткам». Пример другого рода представляет собою Швеция и наша Финляндия.

Как известно, в Швеции в 1908 г. был внесен и одобрен  Советом министров проект запретительного закона относительно производства и продажи крепких спиртных напитков. Почти одновременно подобный же закон был принят и финляндским народным представительством, хотя он и подвергся затем довольно  существенным изменениям со стороны финляндского сената. Но и та и другая страна была подготовлена к этим законопроектам целым рядом предшествовавших мероприятий и, между прочим, широкой пропагандой идей трезвости, вследствие чего здесь эта реформа оказалась более целесообразной, хотя все же по праздникам  нетрудно видеть пьяных финнов, вывозящих водку из Петербурга[6], а в Швеции в большом распространении крепкий напиток, известный под названием «шведского пунша».

В чем же должна состоять подготовка страны к изъятию крепких напитков из вольной продажи? Как и в других случаях, «алкогольное оздоровление» должно иметь в виду, с одной стороны, меры лечебные, с другой — предупредительные, или  профилактические. Первые состоят в устройстве лечебных учреждений и колоний для всех пострадавших от алкоголизма, как-то: клиник,  лечебниц, убежищ, амбулаторий и рабочих колоний; вторые — в принятии всех мер, клонящихся к предупреждению развития пьянства и распространения алкоголизма, таких как пропаганда идей трезвости и пр., устранение алкогольной провокации и создаваемого ею алкогольного соблазна и последовательно проводимые  ограничительные меры по отношению к торговле спиртными напитками при тех или других условиях и систематическое понижение крепости спиртных напитков.

Что касается врачебной помощи пострадавшему населению, то следует иметь в виду, что с устройством клинического Противоалкогольного института в С.-Петербурге этому делу, смею думать, положено прочное начало, ибо этот институт как научно-лечебное учреждение, особенно при его расширении, даст не только соответствующую помощь пострадавшему населению и, конечно, не одной только столицы, а и различных округов России; вместе с тем он «создаст и необходимый кадр[7] врачей, которые ближе ознакомятся как с проявлениями алкоголизма, так и со способами его лечения, физическими и психическими (внушение, различные виды психотерапии) , а главное войдут в это дело в такой мере, что признают его своим любимым делом, своей специальностью. Он даст таким образом врачей для устройства сети хотя бы небольших лечебниц и амбулаторий и вне столицы.

Устройство амбулаторий вообще недорого и можно ожидать, что отныне вместе с устройством петербургской клиники развитие амбулаторий для алкоголиков должно пойти быстрыми шагами, ибо врачи, работающие на местах внутри России, которым будет поручена организация амбулаторий для алкоголиков, могут в случае надобности путём командировки с затратой небольшого сравнительно времени ознакомиться со всеми подробностями клинического ведения дела и с методикой психотерапии.

Само собою разумеется, что на предмет врачебной помощи  пострадавшему от алкоголя населению должны тратиться далеко не те убогие средства, какие отпускаются ныне. Какие затраты должны быть произведены собственно на этот предмет, а не на совершенно никому ненужные увеселения, на которые ныне тратятся большие деньги, могли бы определить совещания из представителей земств и городских управлений. Могу лишь сказать, что один врач из Ярославской губернии (А. А. Голосов) в 1905 г. на съезде психиатров определил, что если бы траты правительства на вышеуказанный предмет возросли до 3% общего дохода с акциза, то этого оказалось бы достаточным, чтобы убежища, дающие приют для вытрезвления пьяниц и для лечения как коечных, так и  амбулаторных больных, были устроены не только во всех городах губернии, но даже и в крупных фабричных и торговых селах. Полагаю, что не грех было бы у нас отпускать и больший процент отчисления акциза на культурные цели, связанные с отрезвлением народа. Эта мера не была бы и новой для России, ибо в других странах отчисляется определенный, причем, гораздо больший, чем в России, процент из дохода, получаемого государством от продажи спиртных напитков на устройство учреждений по борьбе с пьянством: в Швейцарии и Америке, например, отчисляется 10%, в Норвегии 20% и т. д. К тому же эта мера при настоящем деле отнюдь не обременила бы государственного казначейства, ибо  налог на акциз всегда служит источником борьбы с народным  пьянством и он может быть соразмерно возвышен ничуть не в ущерб здоровью населения, как он возвышается прогрессивно во всех других странах, причем, например, в Англии акциз на спиртные напитки вдвое превышает наш акциз. Чем дороже алкогольный  напиток, тем, очевидно, он менее доступен для населения; подешевление же этого продукта, как показывает история с «дешевкой» или так называемой «сивухой» в период акцизной системы, сильно содействует распространению алкоголя в населении и  оказывается прямо гибельным для его здоровья.

Необходимо иметь в виду, что устройство лечебных пунктов и амбулаторий достигает не только осуществления помощи пострадавшему населению, но и существенно важно потому, что вместе с этими лечебными пунктами прививаются населению и правильные взгляды относительно алкоголизма и вреда алкоголя, вообще путём развития в народе сведений относительно алкоголизма, путём  распространения в народе сведений относительно необходимости и возможности излечения от пристрастия к алкоголю и широкого распространения идей трезвости и воздержания.

Нельзя при этом забывать, что около таких лечебных пунктов обычно устраиваются и должны устраиваться благотворительные общества трезвости, поддерживающие морально, а в случае надобности и материально излечившихся алкоголиков, и в то же время служащие к распространению идей трезвости в населении.

Но пропаганда идей трезвости должна вестись всеми возможными способами, следовательно не только врачебными учреждениями при лечении алкоголиков и обществами трезвости, но и в школах низших, средних и высших, а также публичными лекциями, изданиями, показательными выставками и пр. Бывший съезд практических деятелей по борьбе с пьянством, как упомянуто, согласно моему предложению, уже вынес постановление ходатайствовать перед всеми ведомствами, имеющими учебные заведения, а также перед всеми земскими и городскими установлениями о том, чтобы в подведомственных им школах были организованы курсы или беседы об алкоголизме и вреде алкоголя вообще с соответствующими предъявлениями, имеющие целью распространение идей трезвости.

Само преподавание от этого нововведения, отчасти уже осуществленного в школах Франции, Америки, Швейцарии и некот<