Наука об алкоголе

Оглавление
Оглавление -2

Ох, как Мне плохо! Что же делать, так ведь и помереть можно. Пойду, попытаю счастья в третьей мастерской у Томки, нашей институтской спекулянтки. Лезу в карман, нащупываю четвертак - как раз на бутылку коньяка - и с разгону ввинчиваюсь в лестничную клетку до шестого этажа.

Заканчиваю свой путь почти на четвереньках, воздуха не хватает, и я всасываю его с завыванием, как пылесос. Глаза вылезли на лоб, да так и остались. Вот это темп, вот это старт, вот это перегрузка! Меня же теперь совершенно спокойно можно в космос посылать. Без скафандра! И без ракеты-носителя. Так, приделать пропеллер сзади, как у Карлсона, и вперед. Контакт - есть контакт, от винта - есть от винта, рапорт сдал - рапорт принял, вольно! Пошел!

Центр управления полетом сообщает: два часа пятьдесят минут, полет проходит нормально...

Ну ладно, отдышался, теперь можно и к Томке. Томка - это секретарша третьей мастерской, замечательной души женщина, у нее почти всегда есть. Водка - пятнадцать, коньяк - двадцать, правда; сидит она в одном кабинете с Илларионовой - зам. начальника мастерской, но ничего - бог не выдаст, свинья не съест.

Потихоньку приоткрываю дверь. Так и есть - Илларионова на месте, но меня, натурально, не видит, зато Томка сразу поднимает голову и выпучившись на меня, зачем-то раскрывает рот. Я делаю ей страшные глаза. Она ерзает на стуле, опасливо косится на свою начальницу и делает мне тоже страшные глаза Ох, как мне плохо, а тут еще с этой выдрой перемигивайся. Собираю все силы и делаю ей ну просто чудовищно страшные глаза. Она в ответ вертится так, будто в брюки ей заполз ежик, и делает глаза еще страшней. Господи, и так-то на Змей-Горыныча после атомной бомбежки похожа, а еще рожи корчит! Тут я не выдерживаю и начинаю беззвучно, одними губами, говорить все слова, которые знал сам или слышал от людей, знающих еще больше. Не выдерживает и Томка - выскакивает из-за стола и направляется к двери.

- Тамара, - ледяным тоном осведомляется ее начальница, не поднимая головы, - вы напечатали то, что я вам давала?

- Сейчас, сейчас, Вера Николаевна, - тараторит Томка и выскакивает за дверь.

Ну, Илларионова, ненавижу! Сидит, тоже мне, причёска перышко к перышку, очечки золоченые, авторучкой чик-чирик, туда-сюда, в бумажки заглядывает, книжечку листает, с понтом - грамотная, а у самой мужа нет. Муж у Нее наш человек был, пил, как верблюд после перехода, вот и не выдержал ее вычурностей - сбежал. То-то она теперь такая злая, ну, да черт с ней, сейчас главное - Томка.

Я смотрю на Томку внимательно и по-отечески строго, заглядывая в самую глубину ее спекулянтской души. «Ты что? - громко шепчет Томка совершенно без знаков препинания. - Ты где раньше был только Матанский приходил у меня коньяк забрал одна бутылка после вчерашнего осталась, а он домой не ездил здесь ночевал сейчас отгул выпросил отсыхать поедет и денег не отдал говорит завтра принесет, а я сама так болею так болею, а Илларионова меня совсем съест скоро».

Я стою, совершенно уничтоженный. Ну, Матанский, ну подлюка - опередил все-таки. Друг называется. А ведь позавчера мы с ним сидели, обнявшись, и он рассказывал мне про свою тяжелую жизнь, а я согласно и понимающе кивал головой, и так мы друг друга понимали, как никто кроме нас не дано было этого понять.

Ненавижу, весь свет ненавижу. А это-то, тоже хороша, нашла кому бутылку отдать, кастрюля с ушами. Болеет, видишь ли, она! Пить надо меньше, если не умеешь, тогда и болеть не будешь. Стоит - толстая, рыжая, а лицо серое, мятое, как из пластилина, так и хочется из него какое-нибудь неприличное слово вылепить. Болеет она! Я вон как болею, не тебе чета, а тем не менее - и побрит, и рубашка свежая, и в галстуке. Как огурчик, ясно, Томочка?

- Ага, - охотно соглашается Томка. - Как огурчик, это точно. Такой же зеленый и в пупырышках Ты когда дверь открыл, так я думала - опять канализацию прорвало, а рожа у тебя такая была, будто тебя кто-то сзади за шиворот держал и клизму со скипидаром ставил.

Ох, что я сейчас с ней сделаю! Но наглая Томка, не замечая моего раскрытого рта, тараторит снова без знаков препинания:

- Ты пойди его поищи может он еще не ушел я бы тоже с вами опохмелилась только мне никак нельзя Илларионова сечет как ты думаешь он деньги отдаст?

- Матанский, - раздельно и злорадно говорю я, - тебе не отдаст. Матанский - висельник. Это гнойный прыщ на здоровых ягодицах нашего общества. Я не пойду с Матанским в разведку и не доверю ему даже самокат, а не то что бутылку коньяка. Матанский, - тут я доверительно наклоняюсь к пельменному Томкиному уху, - Тома, Матанский враг народа.

Томка плаксиво и обиженно смотрит на меня, а потом хлюпнув носом, исчезает за дверью.

Черт с ней, главное - Матанский! Я несусь по коридорам в седьмую мастерскую, даже забыв на минуту, как мне плохо Матанский! Матанский! Не найду - убью! Завтра же прихлопну, как таракана!

- Матанский! - кричу я, завидев в конце раскачивающего коридора знакомое пальто и знакомый сутулый силуэт. Матанский! Коля!

У Коли вытягивается и без того длинное лицо, и он кисло начинает: «Да я собственно...». Ладно, ладно, собственник, оправдываться будешь перед грядущими поколениями. Я ловко хлопаю его по карманам - ага, воя она, родная - и бережно, как драгоценную китайскую вазу, увлекаю его к черной лестнице: «Нам сюда, Коля».

Матанский не сопротивляется - ему плохо. И мне тоже плохо. Нам всем плохо, очень плохо, но через минуту сковырнется пробка, выпуская на свет божий такой знакомый тошнотворно-приторный запах, а через десять минут пустая бутылка ляжет, чуть звякнув, в люк вентшахты, рядом с десятками, сотнями таких же пустых бутылок, а еще через несколько минут...

Господи, хорошо-то как! Только ради этого блаженства и стоит жить на свете. Все прекрасно и замечательно, все легко и просто. Матанский - спаситель, в какая у него славная, добрая, умная и интеллигентная рожа. Мы - непобедимы, и у нас ещё будет все! Абсолютно все! И в обед мы побежим занимать очередь в магазин, и я буду еще несколько раз появляться на своем рабочем месте, где с удовольствием и охотой буду каждый раз проводить по нескольку линий, а потом подойдет очередь и мы возьмем еще и немножко добавим до конца рабочего дня, и я снова буду появляться на своем месте и разговаривать, и улыбаться, и острить, да так тонко я умно, что мои тупоголовые сотрудники будут только переглядываться и ни черта не поймут. А потом будет вечер, а мы с Колей будем, не торопясь никуда, сидеть со своими стаканами и вести неторопливую умную и хорошую беседу, и будем мы по очереди рассказывать про свою не сложившуюся жизнь и по очереди так понимающе кивать головой, как не может больше никто, потому что им тем, другим - не дано понять ни нас, ни нашей тонкой и исстрадавшейся души.

А потом мы немного взгрустнем, вспомнив и умершего от инфаркта-Владислава Зонова, и бросившегося в пролет Грицюка, и сгоревшего от водки, Лешу, Поддубного и утонувшего Славу Ласкина, и еще много наших добрых знакомых, которые могли бы точно так же сидеть с нами в этот прекрасный восхитительный вечер.

А потом я буду идти на электричку чудесной зимней ночью, и снег будет скрипеть под моими ногами, а внутри все будет петь и кружиться вместе со мной. И, завидев милиционера, я буду идти твердо и независимо, а молоденький глупый сержант долго будет потом гадать,, что это за суворовец маршировал перед ним парадным шагом по пустой улице, а я приеду домой и лягу спать, и все у меня будет замечательно.

И таких ярких, насыщенных, полных событиями дней будет у меня не один, и не два, и даже не десять, а Давным-давно перевалит уже за тысячу.

Господа, неужели уже утро...

А.Т.

 А вот еще сочинение - уже в стихах, Оно принадлежит Василию Назарову.

Сто грамм. Бутылка. Литр. Ящик.

Один раз и месяц: В праздник. Чаще.

Похмелье - пьянка. Вытрезвитель.

Прогулы. Жалобы. Родители.

Жена. Развод. Уход с работы.

«Друзья». Десятка «до субботы».

Ломбард. Продажа. Ссора. Две.

Врач. Участковый. ЛТП,

Беда. Печаль. Тоска. Исканье.

Ночами самоистязанье.

Луч света вдруг. Газетный ЛИСТ

Спасенье. Клуб «Оптималист».

Еще одно сочинение, которое перекликается с первым. Но тут автором является одна из наших слушательниц.

«Я хочу рассказать просто об одном дне (ох, как их много похожих!) из моей жизни.

…Начинается утро. Семь утра. В квартире еще все спят.

А мне, чувствую, надо выпить. Все точки винные в своем районе я знаю прекрасно.

Встаю, одеваюсь тихонько, тащусь на «сопку": так называется место, где в любое время дня и ночи можно купить вина, водки.

Прихожу. Денег, конечно, нет. Не работаю.

Стоят спекулянты, стоят алкаши, кто хочет похмелиться.

Я к ним: «Есть?». «Деньги давай!». «Нет у меня денег. Налейте, мужики, полстакана. Подыхаю». «Ну, ладно, сейчас, подожди - вынесут. Уже пошли за «бухалом». «Стою. Жду. Меня колотит, трясет. Наконец, приносят вина. Мы ищем укромный уголок - парадную, подворотню, подвал... Находим.

«Наливай даме первой, а то ей очень плохо». «Да больше, больше лей, Вася. Жалко что ли этого дерьма», - говорю я.

Все с ухмылкой смотрят на молодую, пока еще симпатичную девушку, отпускают дешевые и плоские комплименты, а в душе презирают ее. И всех этих мужичков дома ждут жены, измучавшиеся с такими мужьями, дети, которые не понимают пока всего ужаса происходящего. А 21-летняя девушка стоит с этими мужиками и пьет дерьмо. Вот ей уже легче стало, перестало колотить, кровь ударила в голову. «Ну что, - говорит она, «бабки» есть у кого-нибудь, мужики?».

Все шарят по карманам. Наскребли четыре рубля на шесть человек.

Ура! Есть пузырь сухого. Всем по глотку. Добавили. Похорошело. Но... Все. Деньги кончились.

«Вася, - говорю я. - Займи пузырь у Сталевара, тебе он даст, я же знаю».

Вася идет занимать. Без денег не дают. И вот здоровый бугай Вася стоит и просит, у него чуть слезы из глаз не льются, просит в долг эту дрянь, эту гадость, отраву, от которой происходят все беды, все несчастья.

Выпросил... Все идут опять пить. Но все равно - мало.

Что делать? Я - молодая, симпатичная, мужчины засматриваются …

«Лелька, слушай, иди найди какого-нибудь «лоха», мы его «крутанем».

Так мы и делаем. Допились до упада, до точки. Вечером приползаю домой «на рогах». Родителям мотаю нервы, дело доходит иногда до драки, даже до милиции... А на утро - все сначала. И так изо дня в день...

Окружающие жалеют, говорят: «Что ты делаешь, Леля, прекрати, пока не поздно!». «Да ну вас, я в любое время брошу!».

Но не бросить, оказывается Все гораздо сложнее, думала, пока пила. Даже врачи не могли помочь. А какая была надежда на медицину!..

Вот сейчас, когда я прошла курс занятий в мое сознание перевернулось. Большого труда стоило написать мне все это. Стыдно и тошно было все вспоминать. Иногда даже ловила себя на мысли: да со мной ли все это было?

Со мной. И как хорошо, что я избавилась от этой позорной привычки, сама пытаюсь другим помочь. В общем: ничего хорошего ни себе, ни другим мое потребление спиртного не дало. А вот плохого - ой -е -ей .. Извините... Не могу больше...

Ольга В».