Научная литература

Изменения возможны!

I.

Представляется совершенно очевидным, что создание модели наркозависимости есть первый шаг к дезинтеграции этой модели и, соответственно, к изменению деструктивного, (впрочем, как и любого иного) поведения…

Начнем, как говорили древние, «с яйца», т.е. с начала…

Наступает момент, когда новорожденный впервые ощущает чувство голода (потребность), возникшее при рассогласовании состояний – генетически заданного, эталонного и действительного, что проявляется как психофизическое напряжение. Это напряжение, как известно, способно находить самые разнообразные способы разрядки: крик, плач, движения... С другой же стороны, ребенок, воздействуя на окружающий мир (на рецепторы матери), получает необходимое, - молоко, ласку, тепло, – также снижающее напряжение. В результате при определенном количестве соответствующих успешных повторов, в мозгу ребенка на досознательном уровне возникает установка, т.е. готовность и в будущем при подобной актуализированной потребности и при наличии подобной ситуации реагировать соответствующим же образом. Более того, в дальнейшем, воспринимая предмет удовлетворения своей потребности, человек начинает приписывать ему определенное значение и смысл, которыми наделяются также и все остальные участники процесса – сигнал актуализированной потребности, ситуация удовлетворения потребности, средства удовлетворения потребности (молоко, ласка, тепло, крик, плач, действия) и пр.

При сравнении ощущений (состояний), а также на основе значения и под углом смысла возникает то, что мы называем восприятием. Именно благодаря феномену восприятия в человеческом мозгу возникает знание о своих собственных состояниях и о том, как эти состояния способны меняться под воздействием тех или иных объектов и как эти состояния можно менять с помощью своей собственной активности. Совокупность подобных знаний мы можем определить как информационный, когнитивный блок.

На основе знания, т.е. того, что возникает как результат сравнения состояний, возникает эмоция – психическое переживание, сигнализирующее индивиду о степени его согласования/рассогласования с моделью должного.

И, наконец, на основе знания и эмоции, все то, что способствует достижению желаемого (должного) состояния определяется как ценность, т.е. как осознанная значимость.

Таким образом, на основании вышесказанного, мы можем говорить о наличии в мозгу человеческом трех структур:

1.     когнитивный (информационный) блок – знание о том, что для снятия напряжения, нужно двигаться, плакать, кричать;

2.     эмоциональный блок – память о негативном переживании и о приятном процессе его устранения;

3.     ценностный блок – представление о крике, движениях и плаче как о факторах, имеющих значение для достижения должного состояния.

На основе совокупности этих трех блоков возникают убеждения, которые, вместе с тем, отличаются от просто знаний. Знания, не имеющие опоры в эмоциональном блоке и, соответственно, не являющиеся ценностью, т.е. не обладающие значимостью, не есть убеждения.

Убеждения, при актуализации соответствующей потребности, превращаются в программу, т.е. в некий алгоритм достижения цели, который при активизации приводит к возникновению в сознании соответствующих мыслей, образов, находящих воплощение в соответствующих поступках.

II.

Установка, когнитивно-эмоционально-ценностный блок и убеждения представляют собой то, что Г.А.Шичко некогда называл проалкогольной запрограммированностью.

Запрограммированность, возникшая в результате успешного устранения проблемных состояний, возникшая, как инструмент, значительно повышающий выживаемость индивида, вместе с тем, превращается в своеобразный фильтр, который отсекает, делает "неощущаемым" все то, что не имеет отношения к актуализированной потребности: сигналы, поступающие от воздействующих объектов, теперь "узнаются" и рассматриваются те и только те, информация о которых уже присутствует в мозгу человека. Следовательно, сознанию преподносится лишь определенный, зауженный скол действительности. Кроме того, запрограммированность в целом, как готовность реагировать на определенный сигнал строго соответствующим образом, отсекает, упраздняет и  все иные реакции, иные способы поведения, т.е. становится фактором, благодаря которому человек зацикливается на однажды успешно используемых, но, – увы, – не всегда целесообразных в новых условиях, вариантах. Так новый блок становится корректором рецепторной системы.

С другой стороны, запрограммированность, являясь внутренним состоянием, определяющим восприятие субъектом строго определенных объектов, в строго определенном направлении и спектре, уже в силу одного этого становится фактором искажающим, создающим иллюзии, становится основой для возникновения мифов, заблуждений и, соответственно, неадекватного, деструктивного поведения. Вместе с тем, это внутреннее состояние при угашении соответствующей потребности или при актуализации конкурирующей, и, соответственно, при появлении иного внутреннего состояния, может исчезать, но также может вновь и возникать при появлении этой же потребности при наличии ситуации ее удовлетворения.

 Говоря о запрограммированности, как о состоянии эмоционально-умственно переживаемом, т.е. состоянии, которое представлено в сознании, необходимо не упускать из виду то, что существование подобного оказывается возможным лишь постольку, поскольку под ним есть соответствующая установка, являющаяся досознательным феноменом, феноменом, неосознаваемым, но при этом определяющим содержание сознания. Окружающий мир, воздействуя на телесно-психическую структуру индивида, приводит к возникновению и самого сознания, и различных явлений и процессов в сознании, но опосредованно – через установку, и только при наличии актуализированной потребности. Мы с достаточной ясностью видим, воспринимаем мир только через потребность, в свете своей потребности и при наличии соответствующей установки. Причем, установка, как определил Д.Н.Узнадзе, может фиксироваться и путем одного лишь словесного воздействия. Он писал:

"...у человека появляется вторая, более высокая форма установки, которая характеризуется, прежде всего, тем, что, помимо потребности, стимулирующей его деятельность, она предполагает наличие ситуации, определяемой в категориях мышления, а не восприятия, как это бывает в случаях действующей в актуальном плане установки.

Получается такое положение: у человека вырабатывается способность действовать в каком-то новом плане, в плане вторично отраженной действительности и, таким образом, открыть в себе возможность не только непосредственного, прямого ответа на действующие на него раздражения, что в той или иной степени доступно и животному, но и опосредованных видов реакции на развертывающуюся перед его глазами широкую картину действительности". (Узнадзе Д.Н. Теория установки. Москва-Воронеж, 1997, с.300).

 Так реальная ситуация и реальная потребность через соответствующую установку запускают воспоминания о некогда виденном и слышанном, запускают когнитивный блок, содержащий рецепты соответствующего поведения, предписания соответствующих реакций. Вместе с тем, очень важно понимать, что обращение к воспоминаниям, к содержимому памяти возникает лишь в том случае, когда у человека возникает то или иное затруднение в устранении затруднения, т.е. потребности. Именно возникшее затруднение по поводу затруднения и заставляет человека перенестись в область теории, в область восприятия и осмысления своих былых восприятий, реанимирует эти былые восприятия. Этот процесс Д.Н.Узнадзе назвал объективацией или, иначе говоря, процессом возникновения человеческого мышления и далее, процессом возникновения человеческого языка:

«Когда человек выступает в роли слушателя, слово у него в первую очередь актуализирует установку, фиксированную у него в результате многократного воздействия этого же слова в прошлом. На основе этой установки у него возникает соответствующее психическое содержание, которое он переживает как значение слова. Это означает, что он понял слово.

Как видим, слово, в котором говорящий подразумевает определенное, конкретное содержание, передает слушателю это содержание не прямо, а, в первую очередь, пробуждает в последнем определенную установку; и затем, на основе этой установки, возникает определенное психическое содержание, которое переживается в качестве значения услышанного слова. Следовательно, беседу действительно нельзя сравнить с передачей какого-либо предмета из одних рук в другие. Но если это так, т.е. если слово в слушателе в первую очередь возбуждает не психическое содержание, а установку, то тогда понятно, что "при слушании того или иного слова никто не мыслит именно и точно то, что другой". Значение слова, как определенное психическое содержание, является реализацией установки, возбужденной посредством слова. Однако установка всегда является более или менее генерализованным процессом: ее реализация в психике и, возможно, в поведении в определенных границах различна; следовательно, становится само собой понятно, что слушатель никогда не мыслит именно и точно то, что говорящий, что понимание (по словам Гумбольта) в то же время является и непониманием и "согласованность – несогласованностью". Таким образом, мы видим, что слово всегда индивидуально, поскольку оно является реализацией установки». (Узнадзе Д.Н. Теория установки. Москва-Воронеж, 1997, с.438).

«Однако понимание было бы невозможно, если бы слово в слушателе возбуждало совершенно другую установку, чем та, которая фиксирована в нем. Следовательно, то, что слово общо, что всеми понимается одинаково, - это тоже объясняется понятием установки.

Таким образом, если подразумевать, что слово возбуждает фиксированную установку, то станет ясным, во-первых, что посредством слова слушателю передается не определенная мысль, содержание, а в нем возникает какой-то процесс, который определяет переживание значения слова...» (там же, с.439).

«Как видим, слово и значение опосредствуются установкой, основой их объединения, синтеза является установка». (там же, с.440).

 «Так возникает система знаков, которая переживается как независимая от отдельного индивида реальность, – так возникает язык, в узком значении этого слова». (там же, с.446).

Язык, как мы видим, возникает из факта восприятия единичного, которое при сопоставлении с другими фактами восприятия осознается как частный случай общего и оярлычивается соответствующим образом. В этом случае мы можем говорить, что восприятие своих собственных восприятий приводит к феномену категоризации – отнесению очередного воспринимаемого раздражителя к той или иной общности. Соответственно, саму категоризацию можно рассматривать с одной стороны, как процесс соотнесения воспринимаемых предметов и явлений с опытом субъекта, а с другой стороны, как основу убеждений, которая в совокупности с мотивационно-оценочными и операциональными компонентами опыта определяет поведение человека.

Иллюстративный пример:

Клиент убежден: «колоться ханкой – кайф, а быть под кайфом – хорошо». Клиент в этом убежден, и это проявляется в соответствующих поступках.

Почему же наш клиент считает, что «ханка – вызывает кайф»? Потому что именно такое представление ему настойчиво внушали и наркоманы, и трезвенники, и антинаркотические телепрограммы, когда у него еще и в мыслях не было сбегать из мира реального в иллюзорный. Именно под воздействием этого единодушия, царящего в социуме, он, впоследствии после нескольких проб и уверовал во все внушаемое.

А почему он полагает, что «быть под кайфом – хорошо»? А  это он впитал, что называется «с молоком матери», вынужденно соучаствуя в домашних пьянках, созерцая телепьянки, слушая песенки, читая книжки…

«Хорошо – иметь кайф! Хорошо, когда хорошо!» Эта, внешне очень убедительная и нехитрая философия на деле оказалась очень хитрой и подлой ловушкой, в которой насовсем исчезало будущее, а обездвиженное настоящее превращалось в разлагающееся болото, которое засасывало, затягивало незаметно и всерьез. «Живи настоящим!» – это ли  не лозунг всех временщиков и наркопотребителей?!

«Живи настоящим!» – говорит себе человек, и настоящее превращается в цель, и целью становится кайф. А все прочее теряет ценность, утрачивает смысл и притягательную силу.

Быть в кайфе – цель, а цель оправдывает средства. Если желанная цель достигнута, становится желанно-хорошим и все то, с помощью чего ее удалось достичь: никотин, находящийся в сигаретном дыме, который поглощал дедушка, спирт, находящийся в шампанском, который поглощала мама, опий, находящийся в маковой соломке, который поглощал молодой отпрыск… Разные химические вещества – в одном и том же процессе, в процессе воздействия на нервную систему, на головной мозг, ради достижения одной и той же цели – кайфа. И когда мама начинает активно выступать против ханкопотребления, коим занимается ее сын, она, с точки зрения сына, тем самым, фактически выступает не просто против ханкопотребления, но и против кайфа, против того, что сама же некогда возвела в ранг безусловной ценности, обладание которой – желанно. Мать же, как она сама полагает, отвергает не ценность кайфа, а лишь одно из многих средств его достижения.

Конфликт, таким образом, прежде всего, возникает не на уровне цели, но на уровне средств ее достижения. Сын нашел путь к цели более короткий потому-то он и не может взять в толк, отчего достижение кайфа с помощью спирта – наркотика традиционного, приемлемо, а с помощью опия, наркотика нелегального – нет?

Можно ли преодолеть вышеописанную коллизию? Да, но для этого необходимо четко понимать суть противоречия, возникшего между двумя субъектами.

Как выше мы уже отмечали, в основе поведения лежат убеждения, которые формируются на базе  знаний, эмоций и ценностей.

Кайф сам по себе с точки зрения наших субъектов является ценностью. Переживание кайфа рассматривается как эмоционально привлекательное состояние. Они знают, что получить это состояние можно посредством воздействия химического вещества на головной мозг и периферическую нервную систему.

В чем же противоречие?

В деталях. Мать считает опий недопустимым средством воздействия, поскольку наркомания препятствует получению образования, специальности, созданию семьи и т.п. Сын считает потребление опия вполне допустимым, поскольку семья, специальность и образование для него вообще не более, чем обуза.

И мать, и сын считают кайф ценностью, допускают, что кайф можно получать посредством воздействия на мозг химическими веществами, а сам процесс воздействия определяют как кайф. Одно из главных различий между ними заключается в том, что под «химическими веществами» мать понимает «хорошее вино», а сын – все, что парализует мозги. У него представления расширены, у нее – заужены. Он стремится занять позицию вне рамок, снять ограничения, упразднить ориентиры, и при этом убежден: «если хочется, то – можно».

Читать далее