Оглавление
Теперь о второй группе жен, коих,
вероятно, большинство. Терпеливые, терпящие, терпевшие. Их терпение сродни
героизму — только непонятно, во имя чего. Пьяница бьет ее, издевается над
детьми, не дает житья... Терпит. Почему?
Одна терпит, полагая, что это норма.
— Ваш муж пьет?
— Наш муж пьет, как и все.
Вторая терпит из жалости. Как-то на
пляже рядом со мной расположилась женщина с ребенком. Когда она скинула
сарафан, я увидел на ее спине багровый и полный отпечаток утюга.
— Муженек по пьянке припечатал,—
перехватила она мой взгляд.
— Как же вы с таким зверем живете?
— Жалко его...
Третья живет, опасаясь общественного
мнения; четвертая — из-за материальных соображений; пятой некуда выехать;
шестая хочет сохранить семью... Смотреть на этих женщин всегда тяжело. Расскажу
про одну подробнее.
Жизнь начиналась как у всех. У мужа были
золотые руки — все умел делать, вечно мастерил, суетился. Любил ходить в гости
и сам принимать любил. Самолично готовил пельмени с невероятным количеством
приправ, на которые собирались и знакомые, и незнакомые. В первые годы жену
ничего не смущало, может быть только некоторая разница в росте — муж был
невысок, даже чуть пониже ее. Правда, иногда закрадывалось сомнение, что
многовато у них праздников, да и деньги на спиртное утекают. Но ведь гости...
Время шло. У них родилась девочка,
которая нуждалась в тишине и режиме. Гостей поубавилось. И тогда она заметила,
что муж выпивает и без гостей, с приятелями на работе. Ну что ж, многие мужчины
выпивают — лишь бы работал.
Когда девочка пошла в школу, муж выпивал
уже ежедневно. Но тихо, без шума, норму. Все-таки она забеспокоилась и стала
затевать с ним длинные разговоры. Он убедил ее своим красноречием, в которое
впадал после первой же рюмки. Впрочем, убедил и логикой: человек работает,
зарплату приносит, в вытрезвитель не попадает, с женщинами не гуляет... А
другие? Она согласилась — у других бывало хуже. Ох уж эти кивки на других...
Меня всегда удивляет: почему человеку легче успокоиться от дурного примера, чем
вдохновиться хорошим?
Все-таки они договорились, что пить он
будет только дома, дабы избежать ситуаций «как у других».
Слово он не сдержал, вернее, сдержал
наполовину — пил дома, но пил и вне дома. Она выработала, как ей казалось,
правильную манеру обращения — ублажать мужа. Этим ей хотелось отвадить его от
выпивок на стороне. После работы его, слегка нетрезвого, встречали улыбка жены,
накрытый стол, хороший обед, а уж бутылку он приносил с собой. Такая жизнь ему
очень нравилась.
Время шло, дочка росла — уже шестой
класс. Теперь благодушные вечера частенько нарушались скандалами. Выпив, он
беспричинно свирепел. Ругал дочку, кричал на жену. И вот уже полетела первая
тарелка, потом вторая...
Она всполошилась. Обратиться на завод к
его товарищам? Его вызовут, расспросят, а потом выставят на прилюдное
посмешище... Жалко. Принудительно лечить? Через суд, в каком-то профилактории,
на длительный срок, без домашних обедов, при живой-то жене...
И она решила, как бывало, может быть,
сотни раз, поговорить с ним трезвым серьезно и окончательно.
Он эти разговоры полюбил. Они мирно
сидели, обнявшись, как в молодости. Муж не спорил, все подтверждал, обещал. А
потом заплакал и сделал жуткое признание, отчего он пьет,— из-за своего
маленького роста. Тогда и она заплакала от жалости.
А на второй день он рассадил на кухне
оконное стекло и стал плясать невиданный танец на горящей газовой плите. Она
впервые вызвала милицию, не в силах с ним справиться.
Знакомые и родственники советовали
развестись. И то: пьет ежедневно, начал хулиганить, жизни нет... Почти взрослая
дочь, которая не терпит отца за пьянство, а отец не терпит ее за то, что она не
терпит его пьянства...
Жена смотрела на мужа и думала: ну,
разведется. А кому же он теперь нужен? Его «золотые руки» стали нервны и
неточны. Работать он мог только на своем заводе, привыкнув к автоматизму
операций, да и дисциплина приструнивала. А иное начатое дело не мог кончить:
говорил, суетился и в конце концов шел в магазин за бутылкой. Кран починить не
смог, пришлось вызвать водопроводчика. Но муж и его склонил выпить — так вместе
и побежали, чтобы успеть до семи часов.
Развестись все-таки пришлось — после
того как он вывернул наизнанку холодильник и попытался засунуть туда жену.
Опять вызвали милицию — в какой уже раз? Перед разводом он плакал. И она
всплакнула от жалости, слезно поклявшись не бросать его и после развода. Он
успокоился.
Они не только развелись, но и
разъехались. Побудило ее к этому главным образом беспокойство за судьбу дочери.
Однако в жизни бывших супругов мало что изменилось. После работы брал он три
бутылки портвейна, обзываемого им «гнилухой», и шел в свою однокомнатную
квартиру. Она уже поджидала, все вымыв, выстирав, приготовив обед, заплатив за
квартиру. Потом, после «гнилухи», он куражился. Никуда не ходил, никого не звал
и ничего не делал — работа и выпивка. Ему никто и не нужен был. Зачем, когда
бывшая жена оберегала его от всех забот?
Что же дочка, которая училась уже в
техникуме? Казалось бы, выросшая, в сущности, без отца, она полюбит мать
вдвойне. Но произошло иначе — она невзлюбила и мать. Выхлопотала себе общежитие
и ушла. Ее прощальные слова эту нелюбовь объяснили:
— Мама, ты прожила так, как будто у тебя
кто-то умер, ты по нему плачешь и плачешь и не можешь его всю жизнь похоронить.
Недавно мать пришла ко мне с жалобой —
нет, не на мужа, а на милиционера. Дело вот в чем...
Как и обычно, сел муж за стол. И
поскольку алкоголизм идет от застолья, то какой бы пропащий пьяница ни был,
пить ему одному скучновато. Нет приятного и уважительного шумка. Всем его жена
устраивала, только вот не пила с ним. И после первой бутылки вознамерился он ее
приобщить, благо еще две осталось. Однако жена заартачилась. И тогда, невзирая
на то что она бывшая, полетела в нее посуда. Отбиваясь от летающих тарелок,
вызвала она по старой памяти милицию...
— Что случилось? — спросил пришедший
сержант.
— Вот он пьет и хулиганит,— объяснила
она.
— Гражданин, ваши документы!
Он предъявил паспорт и удивленно
поинтересовался:
— Собственно говоря, в чем дело?
— Вы пьянствуете и дебоширите.
— Я нахожусь в своей квартире. Имею
право выпить?
— Имеете,— согласился сержант.— Но зачем
дебоширить?
— Я не дебоширил, а выставлял из
квартиры эту женщину.
— Кто она вам?
— Она мне никто.
— Гражданка, предъявите ваши документы!
— Я жена, бывшая.
— Живете и прописаны здесь?
— Нет...
— Товарищ милиционер,— потребовал бывший
муж,— попрошу вас очистить мою квартиру от этой женщины.
— Гражданка,—приказал сержант, — покиньте
чужое помещение.
По-моему, сержант действовал строго по
закону. Это я и разъяснил женщине. Но как объяснить, что жалостью она поломала
свою судьбу и, возможно, судьбу дочери, как объяснить другое, более сложное...
Ее жалость, ее беспредельная уступчивость и обхаживание супруга открыли ему
вольготную жизнь — ни забот, ни тревог. Работай да пей. Окажись он без
поддержки, глядишь, испугался бы и взялся за голову...
Примеров легкомысленной жалости
множество. И, как правило, жизнь в этих семьях кончается печально исковерканной
судьбой, болезнями, одиночеством, несчастьем...
Расследуя уголовные дела на
мужей-пьяниц, которые убили своих жен или покушались на их жизнь, я заметил
бесспорную закономерность: чем больше терпели жены, тем сильнее их лупцевали. И
с ножами-топорами бросались как раз на них, на самых терпеливых.
Впрочем, иногда терпению приходил
конец...
Послеоперационная палата. Известный
профессор обходил больных. Каждый говорил о себе: аппендицит, легкие, желчный
пузырь... Доходит очередь до мужчины, который ни с кем еще слова не проронил.
— Что у вас? — спрашивает профессор.
— Ножевое ранение.
Палата притихает. Оказалось, что он
махровый пьяница, бил жену, которая, не выдержав, саданула его ножом. Она
приходит к нему, приносит соки — они молчат, как глухонемые. Он лежит, она
сидит; он с ножевым ранением, она с синяками.
Но зачем же доводить семейную жизнь до
трагической минуты?
Я чувствую клокочущий вопрос: «Хорошо
рассуждать!
А все-таки что делать, коли муж пьет?»
Конкретный совет дать трудно. Нужно
иметь представление о степени выпивки, культурном уровне пьющего, его
характере, о характере и культуре жены, об атмосфере в семье и еще о многом и
многом. Но один совет бесспорен — надо что-то делать. И в этой деятельности я
допускаю все разумные способы. С первой выпивки муж должен понять, что с его
пьянством жена мириться не станет.
Ну, а уж коли испробованы все пути...
Коли все пути испытаны, надо
разводиться. Да, мягкость украшает женщину. Я бы добавил: и твердость в
вопросах морали. Отдавать свою жизнь и жизнь детей в утеху пьянице — аморально.
Не сомневаюсь, что некоторые люди
обомлеют: «Выгнать мужа! Да чему нас учат! А жалость, а гуманизм?» Вот как раз
из-за гуманности и надо разводиться, только гуманности не к пьянице, а к жене и
детям. Никто не имеет права заедать жизнь других людей!
Как-то довелось говорить с женщиной,
которая только что освободилась от мужа. Признаться, я тоже заколебался —
выгнать, в сущности, почти родного человека... И поспрашивал. Не жаль ли,
все-таки муж? Не жаль ли, все-таки живой человек? Не жаль ли, все-таки отец
ребенка? А прошлой любви не жаль? Прожитых лет не жаль?..
Женщина усмехнулась зло, а может быть, и
мудро:
— А он мою жизнь, жизнь ребенка,
прожитые годы и любовь пожалел? Когда пил, он жалел их?
Впрочем, женщины все больше осознают
бессмысленность потакания пьяницам — 70 процентов разводов на почве алкоголя. И
таких разводов пугаться не надо, ибо это своеобразная борьба с пьянством. Жаль,
что социологи еще не подсчитали, сколько мужей, потрясенных поступком жены, то
есть разводом, бросили пить. Я таких случаев знаю немало.
Кончая главку, хочу заметить, что есть
много женщин, которые, осознав беду пьянства, борются с ним беззаветно и
побеждают. Но для этого нужно писать другую книгу.
