ФАНДОЛИНО
Оглавление
Он зашел в эксплуатационную контору,
подошел к столу и выставил брюхо, чтобы я мог получше рассмотреть какое оно
огромное.
Три раза похлопал по нему. Громко
рассмеялся.
Отдал честь.
— Прибавляю!
Провел рукой по лицу.
— Процветаю.
Но животом. Лицо осталось прежним. В канале тепло, никто меня там не проверяет.
Вытащил расчетный листок, положил его на
стол. Я прочел на нем цифру 2400. На другом расчетном листке, который он извлек
из кармана, сумма была еще больше.
— Дома
завтракаю и ужинаю. В канале у меня нет аппетита, но дома — только подавай!
Плохо, что ли, мне?
Хотел услышать от меня, что ему хорошо.
Он специалист по монтажу. Высотник.
Фандолино. На братиславской выставке и на брненской ярмарке был нарасхват.
Перемещал самые тяжелые панели.
Поднимался на опорные мачты и
металлические конструкции. При любой погоде. Не знал невозможного. Ладил с
обойщиками, столярами, слесарями. Во время монтажа его разрывали на части.
Работал сверхурочно. И в субботу, и в воскресенье. Фандолино использовали на
самых трудных участках. Его знали даже представители иностранных фирм. Они
часто обращались к нему. Во время монтажа курил сигареты «Лорд», «Ротменз»,
«Уинстон». Угощал товарищей по бригаде импортными напитками. На суточные
покупал себе пиво и колбасу. Жил в гостинице и зарплату оставлял в баре. Таким
был Фандолино. И вот за три месяца обзавелся животом внушительных размеров.
— Хожу
тяжело. Но в канал проскальзываю как щука.
Как-то пришел в контору за годовой
прогрессивкой. (За зарплатой всегда приходила мать.) Получив деньги, спрятал в
карман две сотенных и заговорщически подмигнул. Через час пришла мать. Отдал ей
семь сотен, предназначенных для семейной кассы. Расчетный листок получил сам.
Мать в него даже не заглянула. Отложенные деньги недолго радовали. Раздал
десятикроновые долги, и на этом все кончилось. В тот день напился до
беспамятства. На другой день снова побирался. Долги, однако, всегда отдавал.
— У
моей работы есть только один недостаток, — говаривал он, — что в рабочее время
около завода нельзя купить крепкие напитки. Раньше было иначе.
Предприятие небольшое, поэтому днем не
было ни милиционера, ни охраны. В буфет он мог ходить когда вздумается. В иные
дни он два часа работал, четыре часа пил, а в оставшееся до конца смены время
уверял кого-нибудь, что он трезв и бригадир, мол, пусть катится к черту.
Хорошие минуты, когда не было денег и приятелей-собутыльников, выпадали редко.
Тогда он работал изо всех сил, как во время монтажа. Не знал усталости, и цены
ему не было. Летом практиканты смотрели на него, как на кудесника. Он
рассказывал им случаи из своей жизни. Рассказывал сочно и интересно. Его
грубоватый юмор отзывался дурным вкусом, но вместе с тем был настолько
естественным, что я сам не раз от души смеялся. Часто можно было наблюдать
такую картину: он в кругу студентов срывает с головы шапку, бросает ее в воздух
или на землю, крутит в руке, натягивает на колено, изображая то летающую
тарелку, то еще что-нибудь. При этом интонации голоса и все его движения были
на редкость точными и убедительными. Ребята, с которыми он работал, всегда
старались его «завести». Напоминали ему какой-нибудь эпизод, и он его повторял.
После двух-трех таких рассказов эпизод становился легендой.
Он был обаятелен. Слушая его, человек
забывал о плохом и верил в лучшее. Так проходила неделя за неделей, и, несмотря
на возникающие иногда на работе неприятности, он продолжал числиться
монтажником-высотником. Хотя он не имел этой квалификации, так его именовали
бригадир, сотрудники и он сам этим хвастался. У него, собственно, не было
профессии. Когда-то давно он учился на сварщика, но как следует этому не
научился и уже много лет никакой сваркой не занимался. Из-за глаз.
Однажды в день зарплаты (еще не
стемнело) он шел из буфета к автобусной остановке.
Что? Подорожало горючее? Мое горючее
стоит все время одинаково. Фандолино, крепкие напитки не дорожают.
Крича так, он шатаясь стал переходить на
другую сторону улицы. Мешал шоферам, которые были вынуждены тормозить, чтобы не
сбить пьяного. Он схватился за капот легкового автомобиля, водитель которого
резко затормозил.
Щелкнул пальцем, показывая шоферу, чтобы
тот опустил окно.
Отзывчивый мужчина за рулем сделал это.
Держась за машину, Фандолино наклонился
к открытому окну и доверительно сообщил совсем незнакомому человеку:
Надо было ехать по делу в Братиславу. Из
Братиславы написали, что они хотят Фандолино Франтитка, и я поехал. Все
братиславские барменши потом месяц вспоминали меня. Боже мой, какая у них была
выручка!
Подтолкнул машину, словно в том была
необходимость, и продолжал переходить дорогу. Делая последний шаг с шоссе на
тротуар, споткнулся о бортовой камень. Рухнул, как подрубленное дерево,
стукнувшись головой о край камня.
С кровоточащей открытой раной, ровным
шагом, отказываясь от помощи прохожих, он поспешил в ближайший пункт медицинской
помощи, где его зашили и отправили домой.
Но дома он в ту ночь не ночевал.
На работу пришел с девятью швами. На
рубашке были кровавые пятна, на небритом подбородке тоже засохшая кровь. В
перерыве рассказал о вчерашнем событии. Но такие и даже худшие неприятности с
ним случались довольно часто.
Шесть недель ходил с загипсованной
челюстью. Мог лишь пить через соломинку молоко и сок, которые с тех пор люто
возненавидел.
Практиканты его слушают, но комизм,
который их обычно забавлял и который они так любили, сегодня невольно отдает
трагизмом. И это смешение смеха и слез, хотя, правда, никто не проронил ни
слезинки, не позволяет им веселиться так, как раньше.
Чувствует это и Фандолино.
И чтобы заглушить невесёлое настроение,
пытается спасти положение.
— Мастер
сказал, чтобы я вас сторожил. Дайте мне три кроны и можете идти домой. Лишь бы
он не узнал, что я пошел в пивную.
Комедия сегодня уже не забавляет даже
его.
Возьмет отгул, и три дня его нет.
Дни складываются в недели, Фандолино
пропускает смены, оскорбляет заказчиков, вредит себе, коллективу, работе,
предприятию.
Никто не хотел с ним работать, но мало
кто говорил ему об этом в глаза. О лечении не желал даже слышать. Четыре дня в
неделю регулярно напивался. Был уволен. Месяц искал новую работу.
А сейчас вот стоит в эксплуатационной
конторе, пальцами и ладонью барабанит по брюху и повторяет одно и то же:
«Прибавляю, это плохо?»
Юмор покинул его, теперь он лишь
озлоблен.
Старается придать лицу спокойное
выражение, долженствующее означать, что он ни о чем не жалеет, что ему даже
лучше, чем было.
Утешается тем, что в канале его никто не
контролирует. В мутных усталых глазах таится глубокая непреходящая тоска. Тьма
и страх. Страдает.
Притворяется, что бросил пить, но как
только покинет эту комнату, положит на стойку бумажку и будет опрокидывать
стаканчик за стаканчиком.
Фандолино.
Три года назад я знал его энергичным
сорокалетним мужчиной, любившим жизнь и работу. Но все рухнуло, победил
алкоголь.
Фандолино проиграл, но не хочет в этом
признаться.
От него ушли жена и взрослые дети.
Есть у него мать, работа в канале, где
его не контролируют, а сейчас еще пара сотен в дырявом кармане.
Неравная борьба с алкоголем еще не
кончилась.
Высотник опускается все ниже. Бубнит о
выросшем животе и выкрикивает один-единственный вопрос:
«Плохо, что ли, мне?»
Ему плохо.
Но кто же его убедит в этом?
«Если бы не было прутьев, вол и
осел не слушались бы»
(персидская пословица)
