Оглавление
Форма
потребления. Алкоголизация подростка начинается в компании. С началом
приема спиртных напитков это становится регулярным достаточно быстро. Спустя 1
— 2 мес подростки начинают пить обязательно 1—2 раза в неделю. С началом
регулярного потребления уже выявляется ощущаемый подростком эйфорический
эффект, которому следует отдать должное как «двигателю», «поддержке»
систематического употребления. Систематическая алкоголизация устанавливается в
течение полугода. За этот период влечение еще не появилось и учащение объяснимо
ростом толерантности и взаимоиндукцией компании. Таким образом, систематическое
употребление подростка определяется эйфорией, стремлением к объединяющей друзей
процедуре и зависимостью от одобрения или осуждения этими друзьями — более значимая
мотивация, чем встречается при алкоголизме взрослых. Действенностью последних
факторов объясняет тот факт, что пьянство подростка долго остается
коллективным. Даже с появлением такого сильного индивидуального стимула, как
влечение, свое влечение подросток стремится реализовать в компании.
Н. Г. Найденовой описаны случаи, когда, переехав в другой
район города, подросток может ежедневно возвращаться в старый дом, где
напивается со старыми друзьями, хотя такого рода возможности есть и на новом
месте. Одиночное употребление не характерно для подростков и наблюдается в
далеко зашедших случаях, обычно на фоне апатической деменции (см. ниже). Тогда
же удается выявить периоды пьянства, сходные с псевдозапойными. Истинных запоев
у подростков мы не наблюдали. Таким образом, злоупотребление алкоголем у
подросктов имеет, как правило, систематическую коллективную форму. Кроме того,
подростки, пока они не вышли из-под контроля взрослых полностью, принимают
алкоголь в утренние и дневные часы, чтобы скрыть алкоголизацию от родителей,
возвращаясь поздно домой с меньшим запахом, отрезвев.
Таким образом, нечеткость
развития толерантности, ее колебания и возвраты на прежний уровень, ритм
алкоголизации, задаваемый компанией больше, чем индивидуальной потребностью,—
все это свидетельствует о замедленном становлении алкогольного гомеостаза.
Защитные рвотные реакции
выражены интенсивно и длятся долго; рвота возникает и тогда, когда установилась
максимальная толерантность. Объясняется это как тем, что защитные реакции, в
частности рвотные, в этом возрасте вообще гиперергичны, так и тем, что
количество спиртных напитков обычно не сообразуется с индивидуальной
толерантностью. Оно определяется толерантностью самых выносливых в компании, к
чему стремятся подравняться прочие. Особенность рвотных реакций у подростков,
замеченная Н. Г. Найденовой, — появление рвоты не только вскоре после приема
чрезмерной дозы, но и дополнительно через 2—3 ч. Это очень интересное
наблюдение. Оно может свидетельствовать о более разнообразных механизмах защиты,
чем у взрослых. Вряд ли это органная защита (например, печеночная), так как
подростки не обнаруживают значительной соматоневрологической алкогольной
патологии. Скорее речь идет о каких-то системных неспецифических расширенных
возможностях защиты молодого организма. Некоторая аналогия — рвота у взрослых
наутро после эксцесса, который также сопровождался рвотой на высоте опьянения.
Форма
опьянения.
Опьянение выражается, как и у взрослых, подъемом психофизической активности, но
она часто приобретает карикатурные черты. Подростки, особенно вначале,
уединяются, чтобы принять алкоголь, и стараются не привлекать к себе внимания.
Но в подходящих условиях, при бесконтрольности, они бравируют опьянением друг
перед другом и окружающими. Они эйфоричиы, беспричинно смеются, дурашливы,
болтливы и двигательно активны, расторможены. Спустя 1,5 —2 года
систематического употребления эйфорическое действие алкоголя укорачивается и
сменяется дисфорическим. Двигательная и речевая активность сохраняется
постоянно. Теперь подростки могут спорить, оскорблять друг друга, драться.
Нередко агрессия направлена вовне: держась вместе, гурьбой, они задирают
прохожих, «на спор» избивают случайных людей, отнимают вещи и пр. Возможна
крайняя жестокость, например, у мальчика, который «любит животных и заботится о
сестренке». Неразвитая личность, казалось, проявляет не свои, а генетически
древние аффекты. Подверженность индукции, достаточно высокая у такого подростка
в трезвом состоянии, становится абсолютной при опьянении. Но и здесь, как мы отмечали
ранее при гашишном опьянении (Пятницкая И. Н., 1975), рапорт поддерживается
между теми, с кем подросток опьянел; воздействие со стороны не воспринимается,
вызывая агрессивный отпор. Сопорозные, коматозные опьянения, поскольку
подросток выпивает максимальные количества, наблюдаются на протяжении всего
периода подростковой алкоголизации, даже при установившемся уровне максимальной
толерантности, так как подросток в зависимости от обстоятельств может превысить
известный ему его предел. Это — отличие от того, что мы видим у взрослых
(передозировки в начале и в конце заболевания). Поэтому у подростков амнезии
опьянения прослеживаются также на протяжении всего периода алкоголизации — или
как наркотические, или как собственно алкогольные. Различение их труда не
составляет: первые приурочены к сопору и коме, вторые распространяются на
опьянения с двигательной целенаправленной активностью и формальной сохранностью
сознания. При расспросе больных нам не удалось выявить палимпсестов опьянения,
возможно, за счет недостаточной способности подростков к самооценке
психического состояния.
Синдром
психической зависимости
Вкус спиртных напитков в большинстве случаев неприятен, но
вкусовыми ощущениями подросток пренебрегает, так же как и рвотой — он ценит
вначале даже не ощущение опьянения, а совместное действие. При этом можно
выявить черты ритуального действия — такие, как значимость процесса,
неадекватная его ценность. П. И. Сидоров отмечает «культивирование» опьянения —
особую эмоциональную заражаемость в периоде ожидания, коллективную взаимоиндукцию, использование катализаторов
возбуждения и индукции (музыка, другие медикаментозные средства). Ритуальный
смысл заставляет пренебрегать и прочими неприятными ощущениями —
головокружением, тошнотой, дискоординацией. Напротив, подростки часто бравируют
признаками опьянения. Эйфория начинает ощущаться достаточно быстро, и
потребность в ее стимуляции отпадает. Но музыка продолжает использоваться для
полноты «балдения», «кайфа». Если взрослый человек в алкогольном опьянении ценит
некоторые изменения многих психофизических функций, то подросток — эйфорию в ее
узком смысле веселья, удовольствия, а также единение с друзьями. Психическая
зависимость формируется на этих двух моментах.
Учитывая значимость эйфории,
можно считать, что развитие зависимости от алкоголя у подростка приближено к
тому, что наблюдается у зрелых лиц при формировании зависимости от сильно
эйфоризирующих наркотиков. Влечение возникает через полгода — год от начала
регулярного потребления уже на фоне систематического пьянства. Даже когда подростки
рассказывают, оживляясь, об эйфорическом действии спиртного, признают
привлекательность этого состояния, влечение, как правило, ими не осознается.
Обсессивного влечения установить нам не удалось, так как для незрелой личности,
испытывающей интоксикационную нагрузку, сомнения, борьба мотивов недоступны.
Принимающие алкоголь подростки некритичны не только к влечению, но и к
алкогольной симптоматике в целом. Так, прочитав описание поведения алкоголика,
правильно оценили это поведение 81% здоровых молодых людей и только 53,6%
употребляющих алкоголь подростков; правильно поставили «диагноз» 74,5% взрослых
алкоголиков (Meciz J., 1980). О полной или частичной анозогнозии пьющих
подростков пишут Н. Г. Найденова (1982) и И. П. Сидоров (1982).
При алкоголизме взрослых на влечение достоверно указывают
внешние признаки, в частности поведенческие. И тут мы вновь убеждаемся, что
симптоматология взрослого алкоголизма не соответствует случаям раннего
алкоголизма. Например, такой симптом, как потеря контроля за количеством
одномоментно выпиваемых напитков, у подростков появляется очень рано. Но это не
симптом. Как мы видели, количество принимаемых напитков определяется
возможностью, местом в иерархии группы, давлением и другими внешними факторами.
Подросток во многом неспособен себя контролировать. Поэтому регулярные передозировки
при ранней алкоголизации означают иное, чем при алкоголизме взрослых. Еще более
серьезный симптом — утрата ситуационного контроля — производное влечения и
интеллектуального снижения. Казалось, ситуационный контроль вначале есть
(подростки уединяются, пьют в часы, когда взрослые заняты) и быстро исчезает.
Но это можно рассматривать и как апробацию новой формы крайнего поведения: как
только обнаружится возможность безнаказанности, пьяные подростки выходят на
улицу, являются на урок и пр. Активность в изыскании спиртного, один из
косвенных признаков влечения у взрослого, здесь также малоубедительна:
подросток может действовать по поручению лидера своей группы. Наблюдая пьянство
подростков, во многих случаях невозможно сказать, является ли оно выражением
влечения или идет от дезорганизации поведения, от влияния компании, бравады или
протеста.
Косвенными признаками
влечения служат систематическое пьянство и аффективная избыточность, дисфория
при воздержании. Когда подросток едет через город на встречу с пьющей
компанией, это может, но не достоверно, означать влечение. Если же такую
компанию он находит на новом месте, о влечении следует говорить более уверенно.
Прямым выражением влечения служит одиночное употребление, но в этом случае
необходимо исключить сопутствующее психическое расстройство.
Такой симптом, как
возможность психического комфорта при интоксикации, установить проще, выясняя
не только самочувствие, но и времяпровождение, качество общения в состоянии
опьянения. Психический комфорт пьющего подростка отличен от того, что мы видим
у взрослых, тем, что включает внешнюю составляющую. Друзья, обстановка, музыка
и ряд других моментов необходимы. Как мы видели в главе IV, комфорт взрослого — сугубо субъективное состояние. Для
взрослого достаточно хорошего самочувствия, очень быстро, уже в I стадии, мы наблюдаем признаки
самодостаточности ощущений, погружение во внутренний мир. Подросток на весь
период злоупотребления остается экстравертированным, и для психического
комфорта значимость внешнего для него не менее важна, чем внутреннего.
Таким образом, синдром
психической зависимости у подростка не ограничен, не дифференцирован. И
влечение, и состояние психического комфорта включают «лишнее», не относящееся к
собственно алкогольному гомеостазу как к новому индивидуальному состоянию. Эти
симптомы (точнее — отклонения поведения) размыты, обусловлены внешней средой,
окружением.
