Беседа
третья. Процесс приобщения к выпивке: каков его механизм?
Оглавление
Подросток
пьет— кто в этом повинен? — «Мы в лагере Добра — прирожденно!» — Как происходит
расставание с трезвостью.— Ростки смотрят на мир глазами корней.— «Вина не
любим, но пьем его».
На Всесоюзной конференции в Киеве
разбирался случай, когда руководство и коллектив профессионально-технического
училища, где учился подросток, совершивший в пьяном виде преступление, и жильцы
дома, в котором он жил, вступились за несовершеннолетнего: преступника. Между
тем в этом факте нет ничего удивительного. Заступничество за подростка-хулигана
общественности как бы говорит: дескать, в основе данного преступления лежит
несчастье, а преступник не совершил злого действия,— попросту говоря, он не
злодей (происхождение этого слова именно таково), а жертва внешнего зла. Налицо
эффект, когда наказание кажется большим; злом, чем проступок. Не срабатывает ли
здесь — может быть и несознательно — комплекс вины взрослых перед подростком?
Давайте исследуем это предположение и
посмотрим, достаточные ли у нас, взрослых, имеются для этого комплекса
основания. Или — что одно и то же — сколь велика наша вина в уничтожении
естественного противоалкогольного барьера, построенного природой в каждом
человеческом организме.
Такая постановка вопроса вполне
правомерна: согласно законам социальной наследственности, человек, вступающий в
жизнь, присваивает тот набор идей, ценностей и норм поведения, который ему
предлагает мир взрослых.
Что и говорить, наследие, которое
получает входящий в жизнь молодой человек советского общества, богатейшее.
Здесь нет необходимости много говорить о мощном экономическом потенциале первой
в мире страны победившего социализма, созданном подвигом предшествующих
поколений, который невозможно переоценить. Нет необходимости много говорить о
том, что благодаря этому подвигу советский ребенок живет под мирным небом, не
опасаясь оказаться ненужным и забытым, в самом гуманном на земле обществе.
Замечательные идейные ценности, великие богатства человеческой культуры наследует
молодое поколение нашей страны.
Весь мир недаром восхищается
историческим подвигом советских людей, за кратчайшее — по меркам истории —
время и несмотря на гигантские трудности, среди которых испытания Великой
Отечественной войны, создавших материальный и духовный потенциал, позволяющий с
полной уверенностью прогнозировать дальнейшие успехи в строительстве
коммунистического общества. Как и предвидел Владимир Ильич Ленин, социализм был
построен с помощью того далеко не совершенного «человеческого материала»,
который вырос в недрах капиталистического строя, а не с помощью предварительно
выведенных ангельски чистых, парниковых созданий. Один из героев фильма С. А.
Герасимова «Журналист», возражая кому-то из зарубежных маловеров, смаковавших
наши недостатки, утверждает с уместной в дискуссии парадоксальной
заостренностью: «Мы строим совершенный мир с помощью своих несовершенств». В
этом остроумном пассаже есть доля исторической истины, которая становится
полной, если к словам «с помощью» добавить также «и вопреки своим
несовершенствам», а за основание взять прекрасные слова Марка Щеглова: «Мы в лагере Добра — прирожденно!» И
можно будет сказать и то, что мы преодолеваем свои несовершенства с помощью
наших совершенств и только благодаря тому, что магистраль нашего развития — это
поступательное движение к большему социальному благу, или добру.
Только честно понимая главное в
прогрессивном развитии нашего общества, только умея по достоинству оценить, не
обедняя ни на йоту, достижения, можно трезво оценивать и тормозящее значение
такого зла, как употребление алкоголя, несоответствие его самой сути социализма
и коммунистическому идеалу, а также его временность и обреченность.
Вырастая, человек усваивает опыт
старших. Ребенок, подросток, юноша приходят не в пустыню, а в мир, заполненный
людьми, традициями, обычаями и обрядами, вступают в отношения с обществом по
законам и привычкам этого общества. Закон прогресса: молодое поколение
воспринимает достижения старших предшественников и потому становится постепенно
лучше их и все более и более совершенствует мир; этот закон, в общем,
соблюдается. Однако из обыденных наблюдений мы видим, что некоторых молодых
людей как будто вовсе минуют богатства культуры, добытые предшественниками,
зато в них воплощаются дурные привычки. Одна из таких вредных привычек —
употребление алкоголя.
В том, что одновременно с обретением
гражданской зрелости, наследованием безусловных ценностей в жизни большинства
наших юношей и девушек происходит и «расставание с трезвостью», по определению
исследователей проблем алкоголизма врачей А. М. Коровина и В. Я. Канеля,— в
этом сказывается противоречивость общественного развития вообще и
противоречивость воспитательного процесса в особенности. Проявляется это, в
частности, в том, что многие воспитатели (родители в том числе, а может быть, и
в первую очередь) просто-напросто не умеют сделать того, что должны сделать,
согласно уже цитированным словам А. С. Макаренко: передать детям ценное
достояние и не передать пороков и болезней прошлого.
Рассмотрим же подробно, каким образом
передаем мы детям порок приверженности к употреблению алкоголя, как происходит приобщение молодого поколения к
спиртному.
Я не случайно выделил приставку «при» в
слове «приобщение». Дело в том, что механизм этого приобщения будет изложен в
книге в его наглядном истолковании как совокупность тринадцати «при».
Нетрудно убедиться, что любой контакт
человека с алкоголем (обычно подростка, но часто даже ребенка и лишь в редких
случаях взрослого) обусловлен, во-первых, привлечением к употреблению алкоголя,
а во-вторых, принуждением бытовой среды, а чаще взаимодействием обоих «при»
(см. схему на с. 27).
Здесь есть свои тонкости, на которые
часто не обращают внимания. Вот — привлечение. Что может быть понятнее! Между
тем тонкость здесь в том, что этот стартовый механизм начинает работать еще до
первой рюмки, до непосредственного знакомства ребенка или подростка с
алкоголем. Он включается уже тогда, когда у человека возникает положительное
отношение к хмельному, что возможно задолго до первого опьяняющего глотка.
Инженер из Саранска А. Замотаев (его
размышления опубликовал журнал «Трезвость и культура») убедительно выделил в
процессе приобщения ребенка к алкоголю целую начальную, как он пишет, стадию,
которая первой выпивкой заканчивается, а начинается, так сказать,
«платонически» — с усвоением питейных норм поведения. Читатель правильно
отметил, что эта стадия почти не изучалась исследователями, и правильно указал
на некоторые причины такого невнимания: ограниченное определение и истолкование
пьянства как «неумеренности» в употреблении алкоголя и слабая изученность
немедицинских аспектов винопития и доклинических форм его проявления.
С возрастом деятельность ребенка
перестраивается, возникает ее новая форма — сюжетно-ролевая игра. Набор игр
опять-таки строго обусловлен предложением окружающей среды. Хорошо пишет
швейцарский ученый, специалист по детской психологии Пьер Р. Дасен: «Игры
отражают преобладающий образ жизни и структуру общества. Они помогают детям
усвоить взгляды и критерии, предписываемые культурными нормами.
... Игра во многом помогает ребенку
овладевать ситуациями окружающего мира, приобретать знания, которые являются
условием его успешной адаптации в этом окружении». И очень жаль, что одним из
условий такой адаптации (приспособления) является, наряду с действительно
ценными и здоровыми нормами, и усвоение норм нездоровых. Наша вина, вина
взрослых, в том, что, когда дети играют в «гости», «в свадьбы», «в дни
рождения», они чаще всего, к сожалению, репетируют алкогольные традиции и обряды.
Свобода их в выборе видов деятельности пока что совершенно формальна — выпивка
по разным бытовым поводам воспринимается как обязательная и привлекательная
норма поведения.
Вот мы наблюдаем в телепередаче «Человек
и закон» снятый скрытой камерой минутный сюжет о детском застолье. Ребятишки
играют «в день рождения». Мы слышим реплики: «Мы выпьем сейчас за Таню, чтобы
она была здорова и росла».
— «Ну, ребята, давай...»
А вот и мастерски, с явным приговором
нам, взрослым, описанная в повести «Ода русскому огороду» Виктором Астафьевым
игра сельских ребятишек, так сказать, в целую жизнь — «в тяти-мамы».
«Мама» мальчика-героя на насмешки прочих
«мам», что, мол, ее «сам» «хил, невзгляден» и «ни шерсти от него, ни молока»,
возражает: «Ну и что? Зато смирный, воды не замутит!.. И не пьющий по болести».
И как же воспринимает эти похвалы мальчик-«тятя»? Да известно как: «Треснул бы
«самое» за такие слова...»
Но давайте читать дальше: «Зато как
торжествовала подруга жизни мальчика, когда возвращались домой «тяти» других
«мам». Не в силах переступить порог, шатаясь и падая, они ревели что попало,
требовали еще выпить, домогались, чтобы обнимали и утешали их в этой
распроклятой жизни.
Всплескивая руками: «Я-а-ави-и-ился-аа,
красавец ненаглядный!»— девчушки набрасывались на своих «красавцев». «Ковды ты,
кровопивец, выжрешь всю эту заразу?! Ковды околеешь? Ковды ослобонишь меня,
несчастну-у-у! Да штоб тебе отрава попалась заместо вина! Гвозди ржавые заместо
закуски!» При этом «мамы» целились накласть по загривку «мужьям», а те ярились:
«И где мое ружье? И где моя бердана семизарядная? Пер-рыстр-реляю всех, в
господа бога!..»
«А мой не пьет и не курит! Я за им, как
за каменной стеной!» — подперев рукой щеку, сочувствуя подружкам, хвасталась
мальчикова «мама». Угнетенный ее добротою, униженный инвалидным положением,
опекой, всего его опутавшей, сковавшей, не желая смириться со своей участью,
мальчик крикнул однажды: «Навязалась на мою голову!» — и сиганул с отчаяния в
лог».
Говорят: мы родом из детства. С еще
большим основанием можно утверждать, что детство родом из зрелости — в
определенном смысле оно наша копия, с той, однако, разницей, что наши пороки
проявляются в детях и подростках болезненнее и — это уже хорошо! —
воспринимаются нами болезненнее. Один из так называемых афористов 16-й страницы
«Литературной газеты» не без основания заметил, что ростки смотрят на мир
глазами корней. Но с другой стороны, мы, сострадая своим росткам, скорее
осознаем зло и приобретаем способность видеть низкую истину и не тешить себя
возвышенным обманом.
Истина же состоит в том, что, подражая
старшим — тем, кто живет рядом, и тем, кто приходит со страниц книг и с
экранов, дети уже формируются с установкой «пить вино — хорошо» и даже в
дошкольном возрасте от репетиций с игрушечным вином переходят к дегустации
настоящего.
Майор милиции А. И. Брусницын писал в
журнале «Молодой коммунист»: «Воспитательница одного детского сада рассказывала
мне как-то об опросе детей подготовительной группы. Из 27 воспитанников 20 уже
пробовали пиво, 7 — вино, а один мальчик пил с папой водку».
С наступлением отрочества свобода
подростка в выборе пьяного или — напротив — трезвого образа жизни весьма
ограниченна. Чаще всего от игры «в винопитие» они переходят к употреблению
алкогольных напитков. Этому переходу способствуют вышеупомянутые привлечение и
принуждение, причем более активную роль начинает, видимо, играть принуждение,
потому что в жизни подростка влияние своей компании, авторитетной группы
сверстников становится наиболее сильным. Есть и еще одно обстоятельство,
подталкивающее подростка к рюмке. Как пишет И. С. Кон, «советские психологи,
начиная с JI. С. Выготского, единодушно считают главным новообразованием
подросткового возраста чувство взрослости. Чувство это противоречиво, критерии
его неоднозначны. Ориентация на взрослые ценности и сравнение себя со взрослыми
зачастую заставляют подростка снова видеть себя относительно маленьким,
несамостоятельным. Однако, в отличие от ребенка, он уже не считает такое
положение нормальным и стремится его преодолеть».
Противоречивость, о которой говорится в
процитированном высказывании авторитетного исследователя, сказывается и в том,
что подростки, которые более всего ценят самостоятельность и независимость,
свое суверенное «я», на самом-то деле более всего подчиняются нивелировке
поведенческих стандартов. Гордясь независимостью и зрелостью, они в
действительности испытывают сильнейшее принуждение со стороны разнообразных
мод: от сравнительно невинной — одежной до весьма опасной — питейной.
Говоря здесь о принуждении (все равно: в
среде взрослых или подростков), нужно иметь в виду, что оно отнюдь не сводится
к пресловутой «диктатуре пьяниц». Более того, последняя теперь является скорее
исключением, чем правилом. Наиболее сильное, да и к тому же наиболее
распространенное принуждение, — это деспотия наших «добрых» обычаев, внутренняя
неготовность противостоять выпивке по «законным поводам»: свадьба, поминки,
примирение, знакомство, экзамен, встреча, победа или проигрыш любимой
футбольной команды... В этом случае человек, хотя и не запрограммирован
(независим) питейно, пьет в силу общей зависимости от окружения, от действующих
в социальной микросреде норм.
Почти 15 лет назад известный
исследователь социальных аспектов пьянства Б. М. Левин в статье «Юноши, девушки
и вино», объясняя механизм употребления алкоголя большинством молодых людей,
сформулировал закономерность их поведения: «Не хотим, не любим, но пьем».
А в 1983 г. он же совместно с М. Б.
Левиным пишет: «Нужно признать, что у нас недостаточно ведется целенаправленное
комплексное воспитание у молодежи неприязни к вину. Скорее, наоборот. Мы
допускаем немало промахов, чтобы означенный парадокс «вина не любим, но пьем
его» укреплялся». По данным Б. М. и М. Б. Левиных, менее 5% мальчиков и менее
2% девочек, пробовавших алкогольные изделия, любят их, считают вкусными.
В Омске и Хабаровске по моей просьбе в
1977 г. были проведены опросы старшеклассников (500 человек) и студентов-первокурсников
(130 человек).
Приведу несколько вопросов (обе анкеты
были однотипны): «Одобряете ли вы позицию абсолютной трезвости как способ
решения проблемы пьянства?»; «Сможете ли вы придерживаться такой позиции? Если
нет, то почему?»; «Сможете ли прожить без алкогольных напитков, если они станут
недоступны?», «... если будут широко доступны?»
И вот выводы исследователей — омского
учителя средней школы М. И. Пономарева и преподавателя вуза кандидата
медицинских наук Г. Я. Юзефовича.
М. И. Пономарев: «Без спиртного могут
прожить все, но не могут не пить, ибо ориентируются на окружающих. Последовательных
трезвенников — 10 человек». Г. Я. Юзефович: «Декларативное отношение к
проблеме: подавляющее большинство — за трезвость. Истинное, или прагматичное,
отношение: подавляющее большинство
находит поводы, достаточные для употребления вина. Последовательных трезвенников
— единицы».
Более глубокому пониманию отмеченного
парадокса, двойственного отношения подростков к алкоголю поможет, например,
проведенное в школах г. Горького исследование, о котором рассказала в газете
«Горьковский рабочий» сотрудник УВД Г. Свешникова. Согласно ее выводам,
старшеклассники, с одной стороны, поддерживают и собственной практикой
регулярных выпивок способствуют дальнейшему распространению питейных обычаев, а
с другой — готовы принять установку на трезвый образ жизни и почти единодушны в
своем желании иметь в будущем непьющего мужа, жену, друзей, детей. Иными
словами, они проектируют на других те качества, которые составляют их глубинные
желания, а в повседневности не в силах противостоять питейному стандарту, а
подчас и не имеют мотивов ему противостоять. Процитирую характерное признание
учащегося ГПТУ № 20 из г. Кременчуга Валерия Г.: «Тяги к спиртному нет, даже
отвращение. Но ничего, с праздниками и методами их проведения можно быстро
превратиться в Ив. Ив. Готовченко (по-видимому, от слова «готов», т. е. всегда
готов выпить.— С. III.). Я, конечно, приложу все усилия, чтобы не пить... Вот
скоро попаду на свадьбу — там и буду сдерживать свое обещание. Попробуй
открутись!»
Противоречивость отношения к алкоголю
характерна именно для отрочества, в отличие от детства, когда об алкоголе судят
еще со стороны.
Что же все-таки способствует тому, что,
несмотря на неприязненное отношение к самому алкоголю, винопитие считалось
необходимым?
Писатель В. Амлинский рисует такой
эпизод в повести «Тучи над городом встали».
Отец, большой друг героя повести, от
имени которого ведется рассказ, между прочим, медик. Его гостья — тоже.
«— Ну что смотришь жалкими глазами? —
говорит отец.— Выпить, что ли, хочешь?
Я молчу.
— А знаете, если он и выпьет капельку,
так ничего не будет. Наоборот —
профилактика простуды,— говорит Шеля.
Придумают тоже — «профилактика
простуды»...
— Ну ладно, — соглашается отец.— Пусть
выпьет, но только капельку.
Они думают, что я очень страдаю без их
выпивки. Отец наливает мне немножко в стакан.
— Ну, выпьем каждый за что хочет.
Они выпивают. Я подношу к губам стакан.
Ничем не пахнет, разбавленный спирт, что ли? Мне и пить-то, честно говоря,
неохота. Но раз уж оказали такую честь...»
В другой повести — «Возвращение брата» —
В. Амлинский рассказывает, какую гордость испытывает его юный герой, когда
удостаивается чести — именно это слово ключевое и в процитированном отрывке —
пойти с инвалидами Великой Отечественной войны на «уголок» и пережить «... тот
час, ту минуту, когда, отбросив костыль и впившись в его плечо руками,
кто-нибудь из них замотает головой в муке, в тоске и заплачет или запоет:
«Стоял солдат, слеза катилась, слеза несбывшихся надежд...» А иной раз поднесут
Ивану кружку пива или полстаканчика беленькой, и голова закружится,
одновременно горестно и блаженно, и тоже захочется плакать и петь».
Правда — вот она какова! Представлять
дело так, как будто бы подростков совращают и понуждают расстаться с трезвостью
законченные «забулдыги», никчемные, не заслуживающие никакого уважения и
признания «пьянчужки», люди, лишенные привлекательных и действительно ценных
качеств, — это опасный самообман, который не поможет нам поставить верный
диагноз изучаемого социального недуга и заведомо не позволит назначить
правильный курс лечения. Образец такого ошибочного диагноза в отрывке из книги
(в общем неплохой), который я сейчас специально процитирую, чтобы читатели
могли узнать в этих фразах знакомые им суждения:
«Юнец, желающий стать «своим» в
компании, пьет заодно с заядлыми пьяницами, с трудом подавляя врожденное
отвращение к вкусу и запаху водки. Только бы стать здесь в один ряд с другими,
с «настоящими мужчинами»!»
Здесь многое неуместно: и обидное
«юнец», и характеристика «заядлые пьяницы», и в кавычки взятое определение
«настоящие».
Все приведенные выше социальные выкладки
и литературные иллюстрации хорошо показывают, каким образом начинает увлекать
на стезю питейного порока пара соблазнителей «принуждение + привлечение».
Подпавшие под их влияние вынуждены
как-то приспосабливаться к принятым в их среде нормам, что в конце концов
независимо от их неприязни к алкоголю приводит к формированию привычки или даже
пристрастия к спиртному.
Предлагаю схему. Читателям нетрудно по
принятым изображениям: направлениям стрелок, их непрерывности или пунктирности
— видеть, как автор представляет движение, характер и силу влияния тех или иных
этапов алкоголизации, их возможные взаимопревращения.
Нужно, конечно, помнить: схема есть
схема. Есть, например, случаи, когда даже после десятилетий употребления и так
называемого злоупотребления алкоголь остается для человека непривлекательным.
Характерный пример — Джек Лондон,
который, даже став алкоголиком, испытывал отвращение к выпивке и в конце концов
выступил решительным пропагандистом трезвости.
Что же мешало Джеку Лондону при всем его
отвращении к алкоголю устоять против соблазна, против питейных обычаев? Он сам
это объясняет очень хорошо: пили его друзья, настоящие парни, люди хорошие,
общительные, открытые товариществу, прямодушные и честные.
«И тут я должен подчеркнуть еще один
грех Хмельного,— пишет Джек Лондон.— В его сети попадают именно такие люди,
которым ничто человеческое не чуждо,— люди широкого размаха, с горячим сердцем
и воображением и со всеми человеческими слабостями...
Я делал то, что делали мои товарищи и
что в таких же условиях делают миллионы людей по всему свету; и делал я это
потому, что к этому вела моя дорога, что я был обыкновенным юнцом, верным
продуктом своей среды, и что я не был ни чахоточным, ни богом. Я был самым
обыкновенным человеком и делал то, что вокруг меня делали люди, к которым я
относился с уважением и которым подражал».
Таким образом, по мнению писателя,
покоряются Джону Ячменное Зерно и в конце концов спиваются прежде всего...
хорошие люди. Трудно с таким убеждением противостоять выпивке. Джек Лондон не
устоял. Отвращение к алкоголю было у него очень стойким, но оно не получало
помощи и опоры в нравственном идеале.
Вопрос о нравственном идеале в связи с
антиалкогольным воспитанием молодежи имеет не только этическое значение, но
даже лечебное. Врачам, лечащим подростков-алкоголиков, полезно вспомнить о
«терапии идеалами» (аретотерапии), как называл ее известный терапевт
А. И. Яроцкий. Объясняя большую по
сравнению со взрослыми сопротивляемость юношей внушению «Больше не пей!»,
наркологи отмечают: им представляется, что мы лечим их... от взрослости, от
мужественности. Между тем эти качества для подростка идеальны: он ими дорожит!
Вроде бы тупиковая ситуация получается, не правда ли?
Таков в кратком изложении механизм
приобщения детей и подростков к алкоголю. Напомним его: привлечение и
принуждение, привыкание и приспособление, пристрастие и привычка (привычное
пьянство).
Действие этого механизма, захватывающего
молодежь, не может не тревожить. Мы, однако, в силах обуздать процесс
приобщения молодого поколения к алкоголепотреблению. Для этого нужно глубже
познать не только его механизм, но и его факторы, причины.
