Наука об алкоголе

Начало

— Выпью кружку пива, так собака домой не пускает.

— Умная собака.

— Сверху запрещают, жена бушует, да еще собственный пес бросается...

Оглавление

Истины ради надо сказать, что борьбу с пьянством мы затевали не раз. Возьму наиболее близкие годы — 70-е.

«Пьянству — бой!», «Нанесем по алкоголизму решающий удар!», «Долой с витрины злодейку с наклейкой!», «Бутылка не должна быть доступной!»... В результате 16 мая 1972 года вышло постановление Совета Министров СССР «О мерах по усилению борьбы против пьянства и алкоголизма».

Чтобы много не пили, открыли рюмочные. В ресторанах давали водки не более 100 граммов. Закрывались винные магазины и питейные заведения (в Ленинграде было 602 алкогольных заведения, а стало 315).

И что? Пьянство продолжалось.

Тогда поднялась следующая волна общественного мнения: без закона о принудительном лечении нам не обойтись. И 1 марта 1974 года вышел Указ Президиума Верховного Совета РСФСР о принудительном лечении хронических алкоголиков. Была создана наркологическая служба. Я мог бы привести внушительные цифры, свидетельствующие об успехах этой службы, о городском и районных наркологических кабинетах, о кабинетах на предприятиях, стационарах, профилакториях, кабинетах токсикомании и подростковых наркологических кабинетах... Например, в 1978 году в Ленинграде было снято с учета, как выздоровевших, почти 7000 человек.

Успехи были, но пьянство продолжалось, что и привело в конечном счете к известным постановлениям в 1985 году.

Почему же борьба в 70-х годах не дала значимых результатов?

Чтобы это понять, нужно разобраться в наших первых шагах после выхода последних антиалкогольных законов. Они обескуражили многих. И не только пьяниц.

Остановились винные заводы. Начали вырубать технические сорта винограда. Поскольку нельзя делать виноградную водку, то кое-где перестали выходить на уборку винограда. Рубили тутовники. Кисли чаны с виноградным соком, приготовленным для выпуска вина. Оказались без дела все мелкие сельские винокурни. Образовались завалы яблок, которые некуда стало девать...

Смелые и новые решения всегда порождают проблемы. И в этом суть диалектики и прогресса.

Что бы сказали люди, если бы 90 процентов хлеба шло на водку? А ведь 90 процентов винограда уходило на вино. Того самого винограда, гроздь которого для средней и северной России редкое лакомство. Еще Лев Толстой удивлялся, что огромные пространства земли заняты виноградом и табаком, а миллионы людей заняты приготовлением вина и папирос...

Началась перестройка.

И выяснилось, что яблочные завалы можно употребить не только на бормотуху, если научиться торговать этими яблоками. Например, в Липецкой области заваливали на вино по 15 тысяч тонн. Теперь же делают соки и другую сладкую продукцию. Оказывается, из яблок можно делать сульфатизированный порошок — прекрасное сырье для промышленности и торговли: ложку в стакан воды, и сок готов.

Оказывается, винные сорта винограда можно заменить столовыми, да такими, которые созревают в разное время года — итальянский мускат, кардинал, карабурун...

Оказывается, из винограда можно получать не только вино, но и соки, сиропы, джемы, варенья, компоты, желе, мармелад, винный уксус, винную кислоту, энантовый эфир, пищевой краситель, винный камень, витамины, лекарственные препараты; можно делать и безалкогольные вина, без спирта, но с сохранением витаминов; можно делать виноградное сусло и мед, которые добавляют в фруктовые булочки и другие кондитерские изделия; можно делать розовый мускатный порошок, который стоит лишь залить водой, чтобы получить напиток со свойствами свежего винограда; в конце концов можно консервировать виноград холодом с сохранением мякоти...

Вот всем этим должны и уже начали заниматься бывшие винные заводы и винокурни. В Казани, например, даже винные погреба переделали под плантацию шампиньонов.

Главный инженер «Самтреста», заслуженный в Грузии человек А. Курдадзе получил авторское свидетельство на массовое производство национального кушанья чурчхелы, приготовляемого из сока винограда, миндаля и муки. Поскольку чурчхела не имеет отношения ни к вину, ни к коньяку, то авторское свидетельство пролежало в сейфе более 10 лет, до выхода антиалкогольных постановлений.

Но это, так сказать, техническая сторона дела.

Как же мы начали выполнять антиалкогольные законы? По-разному.

В Одесской области ездили по селам с лекциями, беседами и фильмами, после чего предлагали добровольно сдать самогонные аппараты. Утром на улицах лежали горы различных агрегатов — их было собрано более 4 тысяч.

В одном из поселков Украины провели собрание, на котором объявили, что самогоноварение будет искореняться без послаблений. И предложили сдать аппараты, а дабы людям не краснеть, оставили на ночь тракторный прицеп. Утром он был полон.

В Карелии отпускали спиртное по талонам — две бутылки в месяц любого алкогольного напитка. Кто не работал, отоваривался в жилконторах, работники которых вместе с участковыми инспекторами милиции решали, дать или не дать. На предприятиях Петрозаводска была введена новая административная мера — лишение талонов на водку.

Появились зоны трезвости на манер безъядерных. Скажем, в Новгородской области их образовали 130. А не весь ли Советский Союз должен стать единой зоной трезвости?

В Майкопе милиционеры встали у прилавков и требовали паспорт у каждого покупателя спиртного, чтобы вписать фамилии в специальный журнал учета.

В Риге на одном из объединений зарплату пьяницам выдают только 13 числа в специальной комнате и после беседы с наркологом.

В городке Н. специальная бригада проверяла каждый автобус, заставляя на выходе всех взрослых мужчин дуть в специальный «стакан».

В Архангельской области начали выпускать водку в трехлитровых банках, чтобы не пили по углам, а брали впрок, домой, в семью...

А вот в Ульяновске не закрывали винные магазины, не ставили к прилавкам милиционеров и не отлавливали рабочих в спецовках, а сдвиги впечатляющие: в 1985 году на душу населения приходилось почти по 7 литров спиртного, в 1986 году — 4,4 литра. За счет чего же?

В пятницу, субботу, воскресенье и понедельник вино там вообще не продается — дни зарплаты. Но главное в другом. В эти дни к заводским проходным подкатывают автолавки с товарами. В городе оживилась торговля. Больше стало мест для проведения досуга. Развили садоводство. Для этого специально построили завод стройматериалов, чтобы обеспечивать ими садоводов-любителей.

Как видите, способы борьбы разные — от эффективных до курьезных. Разумеется, открылись и негативные стороны.

Длинные очереди за спиртным. Нет кассового оборота денег. Спекуляция (проводники поездов везут на Север ящики водки; в деревне расплачиваются не деньгами, а бутылками...). Пьют суррогат: одеколоны, лосьоны, средства от потливости и плешивости, лак для ногтей, автошампунь, антистатик, пьют все жидкие лекарства (в аптеках можно увидеть объявления типа: «Капли боярышника отпускаются только с двух часов и по одному пузырьку»). И уже пошли анекдоты, один другого остроумнее: «Дайте мне два «Тройных» и одну «Гвоздику».— Уж берите три «Тройных».— Нет, среди нас одна дама».

Но главное негативное последствие ограничительных мер продажи спиртного — самогоноварение.

Прежде всего оно закурилось в деревне. Один директор совхоза сказал:

— Как не вышел день-два на работу, значит, пьет или самогон варит.

В Ростовской области в 1986 году количество случаев самогоноварения увеличилось в три раза. В Белоруссии варят в лесах — костры, цистерны, аппараты. В Казахстане самогоноварение достигло таких масштабов, что стало не хватать сахара; из десяти пьяных семеро пили самогон; в первом квартале 1987 года самогонщики отняли у республики 300 миллионов рублей. В нашем Кингисеппском районе самогонщиков увеличилось вдвое.

И самогоноварение из деревенских изб и бань, где самогон гнали, скажем, агрегатом, скомпонованным из холодильного устройства и деталей доильной установки «елочка», перекочевало в городские квартиры, где его гонят при помощи какой-нибудь больничной установки для получения дистиллированной воды. Пьянство загоняется в тихие места: в квартиры, на природу, в садоводства...

И неудачи 70-х годов, и некоторые негативные последствия теперешних мер имеют одни причины...

Прежде всего, борются с алкоголизмом, а не с пьянством. Но коли алкоголизм болезнь, то в первых рядах борцов оказываются медики. Этого явно недостаточно. Борьба с пьянством заключается в предупреждении алкоголизма, а не только в его лечении.

Но главная ошибка в другом — упование лишь на запретительные меры. Кажущийся легкий успех потихоньку пропадет. Да что там успех, когда есть примеры прямо-таки обратного действия. Я их приводил, но вот еще...

В Смоленской области после выхода постановлений навесили замки на все винные магазины, в самом Смоленске оставили один. И отрапортовали, что с пьянством покончено. Результат: на 25 процентов выросла продажа сахара. На самогон.

Вот еще пример, мне самому не совсем понятный. В одном из техникумов опросили девушек старших курсов: возможны ли праздники без выпивок? 87 процентов ответили положительно — возможны. Все это было до антиалкогольной борьбы. Тех же самых девушек опросили, когда борьба уже началась. 80 процентов заявили, что без вина праздники не праздники.

Что это? Реакция на запретительные меры?

Тем, кто надеется лишь на закрытие питейных заведений, приведу такой довод... Во Франции одна винная точка приходится на 250 человек населения. На каждом шагу. У нас куда как меньше. По теории борцов с винными заведениями у нас и пьянства должно быть намного меньше; да вообще не быть, поскольку теперь этих точек мизерное количество...

Еще на антиалкогольном съезде в 1912 году отмечалось, что запретительные меры — это лишь подспорье. И у нас не будет серьезных и перспективных результатов, если мы станем пользоваться лишь запретами, ограничениями, приказами... Административный путь — не магистральный путь борьбы с пьянством.

И все-таки сдвиги налицо.

Прежде всего, на улицах и в общественных местах пьяниц стало заметно меньше, если где и мелькнет нестойкая фигура, то она кажется одинокой и, как бы застеснявшись, куда-то уползает. Увеличилась клиентура вытрезвителей, отчего некоторые журналисты недоумевают — пить стали больше? Нет, забирать стали чаще, на улицах стало чище.

Приятную тенденцию подтверждают и цифры...

Значительно сократилось потребление алкоголя — говорят, на 30 процентов. Сократилось на одну пятую количество дорожно-транспортных происшествий и прогулов. Упало число преступлений. Сэкономлено более миллиона тонн зерна. Повысилась рождаемость, снизилась смертность, и впервые за последние десять лет выросла продолжительность жизни...

И главное: меньше пить стала и молодежь. Просто голые выпивки становятся немодными. Отрадно, что это происходит не только из-за ограничительных мер, а от всей перестройки в целом, ибо появились неплохие жизненные перспективы.

Разумеется, никто не думал, что пьянство сразу прекратится. Так не бывает. Франции, например, чтобы из алкогольного лидерства перейти на второе место, потребовались десятилетия (французы начали борьбу с пьянством сразу после второй мировой войны). Известный американский хирург Ди Бэйка в беседе с советским корреспондентом сказал: «Колоссальные выгоды от трезвости ваша страна почувствует потом. Могу назвать и срок... Это срок жизни поколения. Следующее поколение почувствует выгоды во всех сферах деятельности. Если, конечно, выдержите борьбу до конца».

Частенько слышу успокоительные нотки: теперь, мол, все в порядке и дело сделано.

Так вот, мы выдержим, если осознаем, что антиалкогольные законы есть не конец борьбы, а ее начало, что на пьянство мы еще не наступаем — пока лишь успешно обороняемся.