Наука об алкоголе

Оглавление

Каким же образом предотвратить рождение умственно недоразвитого ребенка у родителей-алкоголиков? Есть только два средства: принудительная стерилизация, предотвращающая беременность, или принудительный аборт, предотвращающий роды.

Идея стерилизации в течение XX в. неоднократно обсуждалась научной и широкой общественностью в связи с проблемой ограничения роста народонаселения. Отношение к стерилизации, а также к другим мерам по регулированию состава семьи никогда не было однозначным. Сплошь и рядом в оценке этой проблемы сталкивались политические, религиозные и научные взгляды противоположного содержания. Крайняя позиция (мы не беремся назвать ее правой или левой) отвергает само по себе стремление к рациональному регулированию рождаемости, особенно в смысле ее снижения, а поэтому осуждает аборты, стерилизацию и т.п. Здесь причудливо переплетаются религиозные доктрины Востока и Запада, мнения политических деятелей, ученых-демографов и публицистов. В центре — идея сознательного планирования семьи, в котором активно участвует государство, общественные организации, медицинская общественность. Главные черты этой идеи: добровольность, воспитательное воздействие, материальные стимулы и т. п. Так, например, Индира Ганди (в Индии с 1965 по 1980 гг. было стерилизовано около 15 млн мужчин и женщин) призывала вести гуманную, демократическую и добровольную, хотя и энергичную программу регулирования рождаемости[1]. На противоположном фланге — идея активного вмешательства в процесс роста народонаселения, допускающая в отдельных случаях и принуждение. «Если рост народонаселения не будет поставлен под контроль на добровольных началах, принуждение может в конце концов стать необходимостью»,— говорил американский демограф Дэвис.[2]

Стерилизация как средство снижения роста народонаселения не имеет прямого отношения к поставленной нами проблеме, так как борьба с воспроизводством дефектного потомства родителями-алкоголиками имеет в виду не количественные, а качественные показатели. С этой точки зрения, отвергая принудительную стерилизацию для решения любых демографических проблем, мы допускаем возможность ее использования для предотвращения появления на свет несчастного потомства. Что можно возразить против этого? Снизится рождаемость, принудительная стерилизация унизит человеческое достоинство, права личности будут под угрозой...

Вряд ли снижение рождаемости за счет людей с явными отклонениями от нормы, не способными включиться в обычный общественно-трудовой процесс и фактически оказывающимися на иждивении общества, следует рассматривать как явление нежелательное. Нам, по всей вероятности, важно не количество, а качество населения, его способность к образованию, к приобретению профессиональных навыков, к их совершенствованию, к участию в общественной жизни, к воспроизводству такого же качественного потомства, наконец.

Человеческое достоинство безусловно является громадной социальной ценностью и всякое его унижение недопустимо. Но не следует забывать, что речь здесь идет о людях, которые утратили человеческое достоинство и сделали это по своей воле. Человеческая свобода — это тоже величайшая ценность, но ведь мы существенно ограничиваем ее, если человек сам, по своей воле совершил уголовное деяние. В редких, правда, случаях, но общество и государство посягают даже на жизнь человека, если он совершил тягчайшее преступление. Следовательно, стерилизация — это всего лишь следствие недопустимого поведения самого лица, которое в результате пьянства и алкоголизма утратило человеческое достоинство, но, к сожалению, воспроизводит неблагополучное потомство. Кстати, стерилизация отнюдь не парализует половую сферу полностью, мужчина и женщина утрачивают лишь способность к воспроизведению потомства.

А как же с правами личности,— может спросить читатель? Конечно, стерилизация ограничивает права личности, однако само по себе ограничение каких-либо прав не есть нечто абсолютно неприемлемое. Важно, чтобы это имело достаточно веские и социально значимые основания, чтобы это предусматривалось законом и происходило в соответствующем процессуальном порядке, который гарантировал бы личность от возможных злоупотреблений. Если наш закон допускает ограничение неспособности граждан, злоупотребляющих спиртными напитками и наркотическими веществами (ст. 16 ГК 1'СФСР, ст. 258—262 ГПК РСФСР), распространяя это ограничение на распоряжение имуществом и заработной платой, почему бы не предусмотреть и возможность ограничения «детоспособности» пьяниц и алкоголиков?

Мы не будем сейчас говорить о детальном порядке решения поставленной здесь проблемы. В самом общем виде можно сказать, что только законодатель может решить эту проблему, предусмотрев основания стерилизации пьяниц и алкоголиков, порядок возбуждения дела в суде (видимо, в особом производстве, применительно к ст. 258 ГПК РСФСР), порядок проведения судебного разбирательства, исполнения решения суда и т. д. Так или иначе, но для предотвращения все более усиливающегося потока рождения ненормальных детей пьяниц и алкоголиков нужно что-то делать. «Большая часть наших ребят,— пишет воспитатель детского дома,— дети алкоголиков. Описать то горе, которое печатью лежит на наших детишках, не могу — бумага не выдержит. Я хочу спросить об одном: почему людям, потерявшим от водки совесть, стыд, чувство долга, человеческий облик, позволяют рожать детей, а потом калечить их души. Разве не проще запретить?». Вот, что ей отвечает профессор Т.: «Трудный вопрос. Очень трудный вопрос... Право на продолжение рода — священное и незыблемое человеческое право. Приговорить человека к лишению потомства — все равно, что определить ему высшую меру наказания, лишить жизни во всех грядущих веках. Страшная это мера... Я бы пошел,— говорит Т., по другому пути — я бы это право рожать противопоставил обязанности каждого родителя нести перед обществом, страной, народом строжайшую ответственность за будущее своего ребенка, за его физическое и нравственное здоровье».[3]

Лишать человека права на продолжение его рода, особенно если это делается по каким-либо неблаговидным причинам (например, принудительная стерилизация в фашистских концлагерях), конечно, бесчеловечно. Но ведь здесь речь идет о другом — о предотвращении несчастья детей алкоголиков, о защите интересов общества, которое вынуждено брать на свои плечи заботу о людях, не способных что-либо дать ни себе, ни другим. Что касается так называемой «строжайшей ответственности» перед народом, страной и т. п., то с юридической точки зрения это всего лишь громкие слова, которые пьяницы и алкоголики с удовольствием «слушают ...да пьют». Наш закон не устанавливает никакой (!) ответственности за рождение ребенка с органическими пороками. Может быть ее следует установить? Но что это даст? Больной ребенок уже родился и мы не предотвратили его появления. Наказать родителей? Но ведь не к смертной же казни приговаривать их и не к длительному сроку тюремного заключения... Между тем для пьяниц и алкоголиков, давно потерявших человеческий облик, любое наказание будет всего лишь легким уколом, о котором они и помнить-то не будут.

Вот почему, по нашему мнению, от уговоров и призывов к совести, которая у алкоголиков отсутствует совершенно, следует спокойно, но решительно перейти к конкретным мерам по оздоровлению будущего потомства.

Ни в коем случае нельзя в этой ситуации действовать «кавалерийским наскоком», упрощать процедуры и проявлять торопливость, но действовать нужно.

Пьяное воспитание. Не все пьяницы стали таковыми до вступления в брак, до рождения ребенка, у некоторых из них алкогольная «карьера» стала складываться позднее... В определенной степени это благоприятно сказалось на их потомстве, оно появилось на свет физически и нравственно здоровым. Но это, прямо скажем, слабое утешение. Пьянство родителей может покалечить жизнь и самого здорового и благополучного ребенка.

Прежде всего, пьянство в доме — это наглядный, доступный и впечатляющий отрицательный пример. Да, я имею в виду пьянство, т. е. неумеренное, безудержное и отвратительное по последствиям потребление спиртного. Всякий автор хотел бы убедить читателя в том, что он искренне отстаивает высказываемую им мысль. Поэтому я честно убежден, что отрицательное воздействие на психику ребенка оказывают прежде всего алкогольные эксцессы, пьяный разгул, а не любое употребление спиртного за семейным столом. Что же, автор проповедует «культурпитейство», ату его!? Автор ничего не проповедует, а всего лишь размышляет, вспоминая некоторые примеры своей собственной жизни.

Я родился довольно давно, болезненным ребенком и в возрасте нескольких месяцев перенес тяжелую операцию. Первую порцию алкоголя я получил из рук матери, которая по совету одного известного ленинградского профессора-педиатра давала мне (трехлетнему) десертную ложку портвейна (для аппетита). Думаю, что это продолжалось недолго и любителем портвейна я, по-видимому, не стал. Я не стал им и тогда, когда сидел за семейным столом, на котором по выходным (т. е. (5-гo, 10-го, 15-го и т. д., потом 6-го, 12-го, 18-го и т. д. и лишь перед самой войной по воскресеньям) стояли забытые теперь «Барзак» или «Шато-Икем». Я никогда дома не видел пьяных ни среди родных и близких, ни среди наших гостей. Я знал, что такое пьянство и кто такие пьяницы по уличному опыту и домашнему быту некоторых своих соучеников. К пьяницам я испытывал с детства чувство гадливости и презрения. Оно живо во мне и сейчас.

21 июня 1941 г. наш класс проводил выпускной вечер. На столе стояло несколько бутылок купленного мной легкого вина, а кто-то из ребят принес одну бутылку водки. К утру 35 человек выпили легкое вино, а водки осталось больше половины. В это время началась война, о которой мы узнали чуть позже. Впервые я выпил водки на фронте, когда старшина налил мне в крышку от котелка положенные 100 г. Не понравилось, и несколько месяцев я отдавал свою порцию очень довольным товарищам... Затем выдавать водку стали реже, а я, видимо, из мальчика стал мужчиной и, чтобы не отставать от однополчан, научился пить, но... не пристрастился! Я был бы неискренен, если бы бросил камень в наш красивый довоенный домашний стол, на белой скатерти которого (очень редкой в то время) иногда стояла бутылка вина и хрустальные бокалы. Я бы почувствовал себя предателем, строго осудив фронтовое застолье, которое так иногда скрашивало нестерпимо трудную жизнь... Не хочется быть и лицемером, обвиняя каждую семью (а их ведь десятки миллионов) в умышленном алкогольном воспитании своих детей только потому, что изредка на их столе оказывается спиртное.

Автор «культурпитейщик»? Нет, автор трезвомыслящий, решительный противник пьянства и алкоголизма, который считает, что с этим повсеместно распространенным социальным злом должны бороться не только те, кто никогда не употреблял алкоголя или употреблял в молодости и позднее, а потом «завязал» и вступил на путь трезвости, но и все, кто к алкоголю относятся по меньшей мере равнодушно, но убеждены, что пьянство — эта острейшая социальная проблема, усложнившаяся до крайности в последнее столетие, может быть преодолена усилиями всех здоровых слоев общества, а не только сравнительно узкой группой сторонников немедленной и; повсеместной абсолютной трезвости. Примеры из собственной жизни приведены не для того, чтобы пропагандировать алкогольные семейные застолья, а для того,, чтобы показать неоднозначность человеческих судеб и опасность категорических сентенций. Автор подозревает, что многие люди, выпивавшие изредка в молодости, иногда и позднее, не стали пьяницами или «умеренно пьющими» совсем не потому, что обладали громадной силой воли и сумели преодолеть неудержимую тягу к спиртному, а потому, что испытывали стремление к совершенно иным ценностям и в другом направлении. И это у них было развито с детства. Если читатель думает, что ностальгические воспоминания автора о семейном довоенном столе запечатлелись в памяти только потому, что на столе стояли бокалы и рюмки, он ошибается. Запомнились интересные «взрослые» разговоры, в которые иногда допускали и детей, шутки или захватывающие интересные рассказы, стихи или романсы, которые в то время в некоторых семьях исполнялись еще «натурально» (без помощи патефонов, на смену которым затем пришли магнитофоны). Осталось в памяти общее ощущение интереса, доброжелательства, интеллектуального богатства и легкого веселья. А алкоголь? Он играл всего лишь роль праздничного привычного антуража, который необходим так же, как чистая рубашка и хорошо отглаженные брюки.

Мы думаем, что и сегодня, в конце 80-х годов есть немало семей, застольное времяпрепровождение которых в какой-то мере похоже на только что описанное. Я знаю семьи, где за общим столом сидят абсолютные трезвенники рядом с изредка пьющими, где после застолья большая часть бутылок остается неопорожненной, где люди собираются не ради выпивки, а ради интересного общения. К. сожалению, так не везде, совсем не везде... Даже в домах, где собираются отнюдь не пьяницы и алкоголики, главным средством поднятия тонуса, создания атмосферы веселья и непринужденности является спиртное. Более того, во все иные времена, т. е. в будни, когда на столе ничего не стоит, в доме незримо гнездятся скука и обыденность. Никаких рассказов и шуток, ничего интересного. Вместо непринужденности и доброжелательства — раздражительность и сварливость. И все это видят, чувствуют и воспринимают наши дети.

Мы воспитываем их отнюдь не с помощью словесных назиданий, которые, к сожалению, давно являются болезнью нашей пропаганды и педагогики. Решающее воспитательное воздействие на детей мы оказываем своим примером. Как мы, например, говорим об алкогольных напитках, о женщинах или мужчинах, о своих женах или мужьях? Действительно, как? Уже сам заинтересованный тон разговора, блеск в глазах и понимающая улыбка, всего лишь пожатие плечами скажут ребенку больше, чем любая беседа о вреде алкоголя, уважительном отношении к женщине и любви к родителям. А как мы ведем себя дома? Вы думаете, что ребенок не замечает, как в общем-то непьющий папа, который обычно хмуро читает газету и из которого слова не вытянешь, вдруг оживляется, как только приходят гости и на стол ставится вино? Что уж говорить о тех семьях, в которых речь идет не об изредка пьющих родителях, а о пьяницах и алкоголиках. В этих семьях все работает в режиме абсолютно отрицательного примера.

Родители К, возвращаясь зимой в санях со свадьбы, оба в состоянии сильного алкогольного опьянения, «потеряли» свою годовалую дочь, которая замерзла. Супруги М., отправляясь в магазин за вином, захватили с собой в коляске маленькую дочь. Она тоже выпала из коляски и замерзла. Хроническая алкоголичка, мать четверых детей М. во время очередного запоя ушла из дома на несколько дней, оставив детей (4, 5, 9 лет и полугодовалого) без топлива и какого бы то ни было пропитания. Младенец умер от голода и холода.[4] Нетрудно себе представить, что за пример получили старшие дети М., на глазах которых постепенно умирал их маленький брат. Вряд ли это не отразится на их психике. В условиях пьянства родителей дети, как правило, запущены, нервно истощены, истеричны. Пьянство родителей не может не влиять отрицательно и на учебу детей, и на их общую образованность. Если пьет лишь один из родителей, у ребенка оказывается хотя бы один союзник, если пьют оба, ребенок совершенно беззащитен.

Из одного письма: «У этих ребят пьют только отцы. И все равно им горько. А каково мне? У меня пьет не только отец, но и мать. Я так хочу жить, жить по-настоящему. И еще очень учиться хочется. Знаете, думаю часто: хоть бы скорей сдать экзамены и уехать куда-нибудь, чтобы глаза не видели. Но как вспомню о своих сестренках и братишках, жалко их становится: что они будут делать? Мне нравится один мальчик, но разве я могу ему понравиться? Конечно, нет. Я — дочь пьяниц...» Можно привести массу примеров, когда хорошие (несмотря ни на что) дети испытывают давление непрерывного алкогольно-родительского пресса и можно только удивляться, как все это выдерживает и слабое детское тело и еще не окрепшая душа. А так ли уж выдерживают?

Дети, воспитывающиеся в семьях неблагоприятных в смысле пьянства или алкоголизма, очень часто физически ослаблены как по причине плохого питания, так и из-за того, что отец-пьяница вряд ли способен привлечь своих детей к занятиям спортом, к туризму и т. д. Хотя нет, знаю одну семью, в которой отец, занимающийся рыбной ловлей, привлек к этому неплохому занятию двух сыновей, но именно на рыбалке и приучил к спиртному. Что же, в каждой такой семье дети обязательно становятся кандидатами в инвалиды? Да нет... И каждой неблагополучной семье свой индивидуальный «режим», свое «соотношение сил» между пьющими и непьющими. Каждая такая семья «несчастлива по-своему». Если пьет один из родителей, а все остальные (другой родитель, взрослые дети, родственники) против — одно соотношение сил; если пьют и отец и мать, вовлекая в пьянство подрастающих детей, уже не «соотношение», а полное господство зла.

Однажды редакция журнала, в котором были опубликованы мои статьи, прислала мне пачку писем читателей. В одном из них уже пожилая женщина рассказывала горькую, но поистине героическую историю своей борьбы за жизнь, здоровье и будущее своих детей. Борьба, как видно из письма, велась и с обстоятельствами нелегкой послевоенной жизни, но главным образом с мужем, отцом детей, который очень много пил, хотя и занимал довольно ответственную должность, что в те времена было вполне допустимо. Не могу даже в выдержках цитировать. Это письмо-исповедь, оно на 30 страницах. Раннее детство ее детей, когда муж (их отец) безобразно напивался, собственной головой пробивал дверцы шкафов, бил посуду и угрожал самоубийством... Жену и детей и пальцем не трогал, но нетрудно представить, как все это отражалось на их психике. Школьный возраст детей, когда муж пил, главным образом, в компаниях, домой не являлся, в конце концов был изгнан из дома И уехал работать в другой город, а жена с громадным трудом растила, воспитывала, приобщала к культуре четверых своих детей (два сына и две дочери). Затем — возвращение блудного отца», когда зимой, в 30-градусный мороз, старшая дочь с ужасом увидела, как ее отец выпрыгнул из поезда Мурманск — Ленинград в одном пиджаке, надетом на голое тело, без шапки и без каких бы то ни было вещей... Теперь дети все выросли, получили образование, обзавелись семьями, счастливы. Автор письма уже на пенсии, живет в 3-комнатной квартире вместе со старшей дочерью... и бывшим мужем, которого приютили из милости. Вот что она пишет в конце: «С дочкой мы живем хорошо. Только вот очень жалею те прожитые с мужем молодые годы, когда терпела его издевательства из-за детей. Вы не подумайте, что я оплакиваю свою судьбу, нет, я, несмотря ни на что, считаю себя даже счастливой, когда вокруг собираются мои дети, а теперь и внуки. Но каких это страданий и сил мне стоило!»

В этой истории мы видим как благодаря мужеству матери удалось уберечь детей от пагубного влияния. Но как часто пьянство полностью дезорганизует отношения в семье, доводя конфликты между родителями и детьми, между старшими и младшими детьми до предела. Даже тяжкие телесные повреждения и убийства не так уж редко являются последствиями пьянства в семье, а уж о систематических избиениях и говорить нечего.

Детский спецприемник.

—       Ты хотел бы вернуться домой?

—       Нет, не хочу. Если бы дома была только мама, то ничего, как-то выдержать можно. Она не дерется... Но вернуться не хочу. Там брат, он знаете, какой здоровый, ему уже шестнадцать. Так он очень больно бьет, когда пьяный... Пожалуйста, не отдавайте меня мамке... Пить она не бросит, а брат опять бить станет. Не могу больше с ними... (мальчику Алеше двенадцать лет).

Здесь, пожалуй, следует прервать разговор о том, что пьянство в семье крайне отрицательно сказывается на детях. Пьяное «антивоспитание» подрывает их здоровье, препятствует учебе и является постоянным раздражительным фактором, накладывающим отпечаток на все детские годы. То, что в семьях пьяниц и алкоголиков иногда вырастают и нормальные дети, получающие образование, физически развитые, не должно нас успокаивать. То, что в семье алкоголика («Мать» Горького) вырос Павел Власов, то, что упомянутая выше женщина сумела, несмотря на пьянство мужа, «поднять» четверых детей, скорей исключение, чем правило. Нужно поэтому думать над тем, что могло бы сделать общество для тех детей, которые сегодня, сейчас нуждаются в защите от пьянства в семье.