Научная литература

НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ТЕОРИИ

Вернуться в оглавление

История науки убедительно показывает, что естествоиспытатели не могут обойтись без философии, что они вынуждены осознанно или стихийно прибегать к ней при выборе путей подхода к решению задачи исследования, при сборе фактического материала и, особенно, при обобщении его. Нейтральные, «чисто научные» позиции не существуют; поэтому ученые, пытающиеся стоять на таких позициях, тешат себя иллюзией.

Одной из важнейших предпосылок успешной научно-экспериментальной работы является правильное теоретическое понимание, хотя бы в первом приближении, вопроса, подлежащего изучению. При отсутствии такого понимания экспериментальное исследование может быть несознательным и случайным, а успех его весьма скромным. Отправным пунктом исследования обычно являются собственные или почерпнутые из каких-либо источников данные, стимулирующие появление в голове воспринимающего субъекта проблемного вопроса, в связи с которым формируется ориентировочная гипотеза, устанавливается цель исследования, создается план ее достижения, а затем осуществляется экспериментальная работа. Полученный фактический материал анализируется и сопоставляется с ориентировочной гипотезой, при этом она может оказаться в основном или частично правильной или целиком неверной. В зависимости от цели и результата исследование может ограничиться проделанной работой или продолжаться далее. Восприятие стимулирующего материала, содержание проблемного вопроса, цель исследования, план достижения ее и особенно гипотеза и обобщение полученных экспериментальных данных требуют теоретического мышления; последнее же существенно зависит от мировоззрения. Только материалистическое мировоззрение открывает широкие возможности для успешного познания объективной действительности, ибо его основное требование — видеть и отображать реальный мир таким, каким он является на , самом деле. История сохранила много фактов, которые показывают, что материализм  позволяет с наибольшим эффектом осуществлять анализ и обобщение знаний и, даже на основе весьма ограниченного материала, делать крупные открытия. На­пример, идея о законе сохранения материи была высказана еще древними философами (Демокрит, Эпикур, Лукреций Кар и др.). Так, Лукреций в своей знаменитой поэме писал:

«...Словом, не гибнет ничто, как будто совсем погибая, Так как природа всегда возрождает одно из другого. И ничему не дает без смерти другого родиться»[1].

Левкипп и Демокрит выдвинули мысль о существовании мельчайших тел, находящихся в вечном движении,— атомов, определенные сочетания которых создают «вещный мир». Демокриту принадлежит догадка о существовании микробов. Подобных примеров можно привести очень много.

Материализм позволяет систематически и непрерывно приобретать достоверные знания не только о природе, человеке. и его психике, но и о закономерностях развития общества. Он стремится возможно полнее и правильнее познать объективную действительность. Такая же цель стоит и перед наукой. В правильном познании законов природы и особенно человеческого общества заинтересован народ. Отсюда видно, что интересы материализма, науки и народа совпадают; следовательно, союз их закономерен и нерасторжим.

Религия искаженно отображает действительность и всегда обслуживала реакционные силы общества. Она уже давно, особенно в наш век атома и космических полетов, стала анахронизмом, поскольку отстаивает нелепые взгляды, сложившиеся в невежественной голове дикаря. Эти взгляды на заре человечества появились закономерно — они были первой попыткой познания окружающего мира. Однако крайне ограниченные сведения об объективной действительности позволили нашим далеким предкам выработать фантастические представления, представления о сверхъестественном. В основе современной ре­лигий лежит анимизм первобытного человека.

Идеализм — та же религия, но облеченная в наукообразную форму, он является троянским конем духовенства в науке. Идеализм враждебен естествознанию. Почти все знания, которыми располагает человечество, были приобретены материалистами. Тот факт, что некоторые идеалисты (Пифагор, Декарт, Лейбниц, Шеррингтон и др.) внесли значительный вклад в науку, объясняется отнюдь не тем, что они придерживались идеалистического мировоззрения,— напротив, тем, что они изменяли ему. Следует заметить, что «чистых», действительно последовательных идеалистов и верующих не было и быть не может, что объясняется особенностями человеческого познания.

Религия и идеализм в связи с бурным развитием естествознания вынуждены перестраиваться и придумывать новые взгляды и новые приемы защиты старых представлений о сверхъестественной Душе. Одним из значительных успехов идеалистов явилось «открытие» ими в середине прошлого века так называемой психофизиологической проблемы, с помощью которой «ни искусственно разорвали единую функцию головного мозга на нечто низшее — физиологическое и высшую надстройку — психическое. Психика, которую материализм издавна признавал деятельностью мозга, оказалась оторванной от своего материального субстрата, между ними насильно вогнали физиологическое. Эта хитроумная вербальная операция принесла идеалистам и богословам не одну выгоду. Она втянула ученых в многолетний пустой спор о сущности психического и физиологического, о взаимоотношении между ними и т. п. Вместе с тем благодаря ей почитатели сверхъестественного, смогли хорошо замаскировать библейскую душу, настолько хорошо, что даже некоторые советские ученые, считающие себя правоверными диалектическими материалистами, не видят ее. Психофизиологическая проблема позволила естествоиспытателям-идеалистам проводить борьбу за сверхъестественное тайно, под видом борьбы за научную истину, за признание двух родов явлений — психического и физиологического. С помощью этой проблемы идеалисты получили возможность незаметно подводить читателя к признанию души. Достаточно ознакомиться с работами таких идеалистов, как Г. Струве (1870), А. Смирнов (1877), В. Вундт (1894)  и Г. Челпанов (1907), чтобы убедиться в этом.

Всех сторонников представления о наличии психического и физиологического рядов явлений объединяет тенденция рассматривать психическое как нечто особенное, специфически отличающееся от физиологической деятельности головного мозга; однако, как правильно заметил И. П. Павлов, за утверждением «...своеобразности психических явлений... чувствуется, несмотря на все научно приличные оговорки, все тот же дуализм с анимизмом...»[2]. Взгляд, согласно которому признается некая специфичность психического, делающая последнее качественно отличным от физиологической деятельности мозга, имеет широкое распространение. Сторонники этого взгляда не только упорно отстаивают свои ложные позиции, но и выступают, явно или тайно, против материалистического монизма. Учитывая сказанное, можно говорить о психоспецифизме как об одном из неправильных течений в философии.

Сочетание психоспецифизма с идеализмом — нормальное явление, ибо они — разные варианты одного мировоззрения. Что же касается материализма и психоспецифизма, то связь между ними может быть только искусственной, и если материалист разделяет взгляды психоспецифизма, то это свидетельствует о его непоследовательности и колебании между двумя основными философскими направлениями.

Психоспецифизм является одним из серьезных препятствий на пути успешного изучения высшей нервной (психической) деятельности. Если строго придерживаться его позиций, то следует при изучении психических явлений искать его физиологический коррелят, а при изучении функций больших полушарий — заниматься поиском соответствующей им психической надстройки. Однако в связи с тем, что нельзя найти несуществующее, психоспецифисты экспериментальному обоснованию своих взглядов предпочитают декларативные утверждения вроде следующих: «Высшая нервная деятельность есть материальная, физиологическая основа психической деятельности», «вторая сигнальная система — материальная, физиологическая основа мышления», «временная связь — материальная, физиологическая основа ассоциации» и т. п. Однако никто из психоспецифистов не показал различие между так называемыми физиологическими основами и психической надстройкой над ними. Некоторые психоспецифисты настолько уверовали в реальность существования качественно различных рядов явлении — психического и физиологического, что сочли нужным рекомендовать создание особой науки, основной задачей которой, по их мнению, должно быть изучение взаимосвязи психического и физиологического. Так, советский психолог С. Л. Рубинштейн (1948) предложил разработать психофизиологию как пограничную область между психологией и физиологией, которая, по замыслу автора, должна заниматься изучением взаимосвязи и переходов между психическим и физиологическим.

Старые психоспецифисты (А, Смирнов, Г. Челпанов и др.) использовали выдуманную ими психофизиологическую проблему для маскировки библейской души и для борьбы с материализмом, который они объявили метафизикой, ненаучной теорией и т. п. Они хорошо понимали, что за признанием психики нефизиологической деятельностью скрывается душа, причем разговор о взаимосвязи физиологического и психического, о зависимости второго от первого и т. п. в таком случае не может служить ее опровержением. Например, Г. Струве (1870) утверждал, что можно доказывать наличие соединения физиологического процесса с соответственным психическим процессом, можно доказывать обусловленность психических действий физиологическими отправлениями, но все это не дает никакого права отрицать самостоятельное существование души. Идеалист А. Смирнов (1877) утверждал, что в признании двух связанных между собой родов явлений — физиологического и психического — нет ни тени материалистического взгляда на психическую жизнь, что его не отвергает ни один психолог, каким бы рьяным спиритуалистом он ни был.

Последовательное развитие мысли о «своеобразности психического» неизбежно приводит к допущению существования души. Это хорошо иллюстрирует работа Г. Челпанова «Мозг и душа» (Киев, 1907), основными положениями которой являются следующие:

1) психическая деятельность не есть физиологическая деятельность мозга;

 2) психическое не есть движение материи;

3) мозг не является материальным субстратом психических явлений, а последние не есть функция мозга;

4)    большие полушария являются орудием сознания и воли и

5)    источником психической деятельности служит не материя, а нечто другое. (Этим другим, каждому понятно, может быть только душа.)

К сожалению, на страницах нашей научной и научно-популярной литературы нередко высказываются взгляды психоспецифизма. Правда, советские психоспецифисты не приходят к признанию души, поскольку не отличаются последовательностью, но они вынуждены блуждать в противоречиях. Приведем некоторые высказывания из книги Н. П. Антонова «Происхождение и сущность сознания» (Иваново, 1959): 1) «Физиологическую основу психического процесса отражения у животных, имеющих нервную систему, составляет образование условного рефлекса, а психика выступает как его свойство»; 2) «Современная павловская физиология высшей нервной деятельности прочно установила, что психика есть не что иное, как только свойство условной временной связи, возникающей в коре и проявляющейся в виде таких форм поведения, как навык, интеллект, и того или иного психического процесса...»; 3) «.. .психика выступает как функция центральной нервной системы — мозга, как ее свойство»; 4) «В высшей нервной деятельности психическое и физиологическое действительно выступают как две стороны единого процесса — отражательной деятельности мозга. Физиологическое, как материальная основа, а психическое, как его результат — субъективный идеальный образ...»; 5) «Законы высшей нервной деятельности действительно есть основа психики...» (стр. 18, 106, 18, 288 и 321). Приведенные положения, взятые из одной книги, противоречивы, их объединяет только одно — тенденция изобразить психику как нечто особенное, не являющееся физиологической деятельностью. В первом положении автор признал психику свойством условного рефлекса, во втором — свойством условной временной связи, в третьем — свойством мозга. Диалектический материализм, от имени которого выступает Н. П. Антонов, всегда считал психику свойством мозга, а не его деятельности. Далее—в первом положении автор признает основой психики «образование условного рефлекса», а в пятом — законы высшей нервной деятельности; в третьем — он считает психику функцией мозга, а в четвертом — одной из сторон высшей нервной деятельности и результатом физиологического.

Продолжение