Наука об алкоголе

Беседа одиннадцатая. Где же проходит красная черта опасности?

Оглавление

Тринадцатое «при». —  Неведение преступлению подобно. —  Разберемся в причинах и поводах. — Стресс, досуг, благосостояние — без вины виноватые. — «Маша любит не только кашу». — Воспитание непротивления злу.

В предыдущих беседах наше внимание было уделено критике идеи «культурного» употребления алкоголя, которое не способно решить проблему искоренения пьянства, а способно только усугубить ее. Нижеследующее высказывание поможет нам, во-первых, перейти от этого вопроса к схеме из тринадцати «при», которую мы начали рассматривать еще в третьей беседе, и, во-вторых, окончательно поставить вопрос, связанный с заголовком книги: где та опасная черта, за которую воспитатель, учитель, мать и отец не должны пускать воспитанника, ребенка, если хотят уберечь его от алкоголя?

«Страшно не только неумеренное потребление спиртных напитков, и особенно пива, — писал еще в 1925 г. видный психиатр И. И. Ковалев,— страшна массовость потребления умеренного, длительного, незаметно разрушающего в своей длительности народное хозяйство и народное здоровье. С группой людей, страдающих алкоголизмом... государство может справиться легче и значительно быстрее, чем с громадной массой медленно алкоголизируемого населения».

Посмотрим на нашу схему. На ее вторую часть, непосредственно описывающую сам механизм приобщения к алкоголю каждого ребенка и подростка, что в принципе верно и для молодого поколения в целом. Мы, как правило, осознаем опасность пристрастия и привычного пьянства, т. е. третьего, заключительного звена обоих основных вариантов приобщения, клинической патологии, когда за дело пора приниматься в основном врачам, и социальной патологии грубого пьянства, которым должны заниматься и занимаются преимущественно органы охраны правопорядка. Такое запаздывание обрекает нас дожидаться, когда подрастут новые алкоголики (пристрастие) и новые привычные пьяницы. «Таскать вам не перетаскать!»— мог бы заметить о такой тактике человек, желающий нам зла.

Продолжая твердить прежде всего самим себе, что головастик — это не лягушка, примиряясь на практике с принуждением к выпивке, мы обрекаем антиалкогольное воспитание сначала на ожидание, когда из подростков созреют пьяницы и алкоголики, а потом вынуждены догонять опередивший нас процесс приобщения к алкоголю, или алкоголизации. Ожидания и догонялки — так можно пока что охарактеризовать стратегию и тактику педагогической борьбы с пьянством. А ждать и догонять, как известно,— что может быть хуже?

Что противопоставить эффекту привлекательности выпивки? Напрашивается ответ: выпивку непривлекательную. Противопоставить привлекательности отвратительность. Что это значит?

Вот похожие примеры.

...Президенту Академии медицинских наук академику Н. Н. Блохину в ходе телепередачи о влиянии курения на развитие раковых заболеваний задали вопрос: курит ли он сам и курил ли когда-нибудь? «Нет»,— ответил Н. Н. Блохин и рассказал о том, как его отвратил от курения отец, тоже врач. Решив, что сын накануне того возраста, когда велик соблазн первой папиросы, отец... заставил мальчика выкурить столько табачного зелья, что тот на всю жизнь запомнил результат отравления и даже влияние отроческой среды не поколебало выводов этого урока.

Жестокого урока. И надо ли учить именно так? Думаю, что не надо. Не таков должен быть путь формирования трезвеннических установок, хотя из истории нам известна система антиалкогольного воспитания, основанная на дурном примере, на профилактической выработке отвращения к алкоголю: в Спарте юным свободным гражданам показывали специально напоенных до безобразного состояния рабов, чтобы этот образ прочно закрепился в сознании юноши и он мог бы спроецировать его на себя в вероятной питейной ситуации.

Насколько нам известно, такая ориентация антиалкогольного воспитания не давала полного успеха. Не приносит она желаемых плодов и сейчас. Известно, что наиболее распространенный метод лечения алкоголизма, в частности юношеского,— так называемая УРТ (условно-рефлекторная терапия) также основывается на выработке психофизиологического рефлекса отвращения на запах алкоголя. УРТ, вполне действенная в условиях клиники, оказывается тем не менее очень часто бессильной, когда излеченный ею алкоголик попадает в микросреду, где действуют питейные нормы.

Разница, конечно, между дурным привлекательным родительским примером и дурным отвращающим примером есть. При первом варианте действие соблазна, как правило, стопроцентное. При втором варианте (хотя и нередко раннее формирование стойких трезвенников — вспомните историю о том, как дети разбили ящик с водкой) травмирующая семейная обстановка заставляет искать «забвения в подворотне», у молодых людей формируется жестокость по отношению к старшим и подчас общее озлобление против жизни.

«Мой пьяница-отец скоро умрет от рака, о чем ни я, ни мама ничуть не сожалеем» — такое письмо пришло мне как-то на одну из статей, опубликованных в «Молодом коммунисте». А писатель Г. А. Медынский, много сделавший для воспитания молодежи, переслал мне однажды письмо женщины — причем учительницы! — которая, отчаявшись в борьбе с пьянством мужа, призналась, что ради счастья детей готова пойти на «вариант Вассы Железновой».

Даже если допустить, что все это только замыслы (мальчик в «Расплате» В. Ф. Тендрякова, однако, его осуществил, да и судебная практика знает примеры самосуда детей и родственников над пьяницами в семьях), все равно это и неверные, и несправедливые, и в конце концов неэффективные решения.

Упоминая о фактах трагических решений острых алкогольных ситуаций — решений, которые принимались и осуществлялись детьми или ради детей, я только хотел сказать, что взрослые не имеют права допускать самого появления таких ситуаций. Не имеют они права допускать и появления алкоголиков дошкольного и школьного возраста. Не имеют морального права твердить о своей непримиримости к пьянству несовершеннолетних, когда те уже с избытком алкоголизированы и стали привычными пьяницами или пристрастились к алкоголю.

А если это уже произошло, повинна прежде всего примиримость взрослых к процессу приобщения детей и подростков к питейным привычкам на начальных его стадиях. Только она, эта примиримость — последнее, 13-е «при» нашей схемы! — объясняет то, что процесс алкоголизации молодого поколения начинается практически беспрепятственно, — хуже того и позорнее всего для нас — с нашей помощью, благодаря нашей безответственности и благодушию.

Оправдания же «не знали», «не хотели», «нарочно не спаивали» тут не проходят. Поскольку речь идет о детях, о каждом единичном — уникальном! — ребенке и в целом о молодом поколении страны — тоже, конечно, уникальном! — ссылки на ненамеренность и неведение приняты быть не могут.

Вывод может быть только один: нельзя допускать питейного принуждения и привлечения, или — что равнозначно — воздействия на ребенка, подростка питейного причинного комплекса. Черта опасности должна разделять причинный питейный комплекс и начало процесса приобщения к алкоголю.

Как практически решать эту важнейшую задачу? Об этом мы и будем размышлять в наших заключительных беседах. Однако прежде необходимо одно теоретическое отступление, нужда в котором у читателя, пожалуй, уже возникла. Во всяком случае мне, как автору антиалкогольных публикаций в периодической печати и как лектору, нередко задавали вопросы или бросали реплики о многочисленных причинах пьянства и поводах к нему, хотя схема «Факторы и механизм приобщения к алкоголю» неизменно принималась благожелательно.

В вопросах, репликах, возражениях среди причин пьянства или тяги к алкоголю назывались напряженность, нервность, убыстренный темп жизни, стресс и отсюда потребность в разрядке, расслаблении; избыток свободного времени у молодежи и возникающая от этого скука, нейтрализуемая приемом алкогольных жидкостей; рост благосостояния, увеличивающий возможность приобретать алкогольные изделия; безволие; недостаток образованности и, напротив, рост грамотности... Вот здесь мы и остановимся, потому что о связи процесса алкоголизации с ростом грамотности говорилось, между прочим, в одной из предыдущих наших бесед.

Что-то тут не так, мог, наверное, подумать читатель, когда встретил в четвертой нашей беседе утверждение: «Расследуя происхождение убеждения:  «Без этого — нельзя», мы должны обязательно назвать очень сильное влияние мира информации, ускоренно возрастающее по мере взросления и роста его грамотности». Думаю, что читатели испытывали некоторое неудобство, читая это предложение. Надеюсь, что они не считают грамотность причиной алкоголизации, хотя, как говорится, факт налицо: грамотный подросток воспринимает больше привлекательной питейной информации и по-своему истолковывает «градусные» сюжеты.

Все дело в том, что слово, точнее — понятие «причина» весьма ответственное. Несколько выше было слово «причинители». Так вот, причина именно причиняет, порождает. Она виновата. Причина данного качества — это то обстоятельство, без которого не может быть именно этого качества. Если уже знакомый нам пырей заглушает ценные культуры, то виновато в этом не солнце, хотя, не будь его, не рос бы и пырей. Но солнце светит всем. Таково и всеобщее действие грамотности, образованности, культуры.

Не их вина, значит, не они и причина приобщения к алкоголю: они невинно становятся каналами, по которым к детям проникает привлекательный питейный пример, выполняющий роль сводника между ними и питейным прилавком.

Очень важно правильно понять причины, отделить их от просто сопутствующих условий и от неизбежных условий, от поводов и от мотивов выпивки, от субъективных объяснений: почему напился?—которые собирают в вытрезвителях и потом подают как причины. Иной раз таких причин набирается столь много, что никакой анализ невозможен и вспоминается заседатель из ведомства Ляпкина-Тяпкина у Гоголя, которого «в детстве мамка ушибла, и с тех пор от него отдает немного водкою».

Короче, «причина» — слово серьезное. Нельзя им злоупотреблять и обозначать каждую случайную мелочь, проходное обстоятельство или же обстоятельство важное, но отнюдь не причинное. В       нашем случае — обстоятельство винопотребления. Эти частные обстоятельства нередко называют поводами, среди которых фигурирует масса повседневных бытовых ситуаций, которые не могут претендовать на звание причины. Это важно. Ведь если среди поводов, согласно популярному стихотворению малоизвестного английского автора (ошибочно приписываемому Роберту Бернсу), называются печаль, разлука, свадьба, проводы... новоселье и т. д., а все это обязательные, неустранимые, неискоренимые ситуации, то и пьянство получится неискоренимым (раз неискоренимы причины, корни).

Ничто не совершается без причины. Нет, конечно, и беспричинных выпивок. В том же стихотворении, правда, называется и «просто пьянство без причин», но это для рифмы, и я ничуть не желаю бросить за это упрек прекрасному переводчику С. Я. Маршаку — он писал не научные тезисы и не отвечает за то, что его стихи используют как тезис в популярных книжках.

На самом-то деле существует так называемое бесповодное пьянство, особенно в подростковой и юношеской среде, когда пьющий или выпивший сам толком не осознает, почему, по какой причине он принял порцию этилового наркотика.

«...Что-то заставляет его выпивать, а вслед за выпивкой делать и все остальное. Первый раз Николай (учащийся ПТУ. — С. Ш.) выпил в VIII классе, и ему не понравилось. Вот уже три года, как ему не нравится, однако теперь он напивается три раза в неделю»,— писал С. Брусин в интересном журналистском исследовании «Парень из подворотни».

Пьянство без повода у несовершеннолетних — явление, зафиксированное и социологами. По данным В. И. Литвинова, в 30% случаев у подростков, совершивших те или иные преступления и правонарушения, «для употребления спиртного не было никакого повода». Причины же, конечно, были, потому что беспричинных событий и поступков не бывает. Совокупной причиной упомянутых бесповодных выпивок была та самая знакомая нам троица, которая могла иметь разные частные варианты. Подростки могли встретиться случайно или заранее договорившись, на улице или в лесу, в кино или в кафе, днем или вечером, в настроении веселом (выиграла любимая футбольная команда) или подавленном (приятель попал под следствие). Велика вероятность, что во всех этих вариантах сработает питейный причинный комплекс: принято выпить, раз встретились, выпить — это престижно и красиво, а винный прилавок — вот он.

С вниманием нужно отнестись к тезису о влиянии на употребление алкоголя нервных напряжений современной и насыщенной изменениями жизни, говоря обобщенно — о влиянии стресса, одной из наиболее модных тем сегодняшних дискуссий, участники которых часто не читали самого «отца» теории стресса, выдающегося ученого Г. Селье, но подчас безапелляционно заявляют: к алкоголю и вообще наркотикам толкает стресс. Так ли?

Начать с того, что Селье вовсе не утверждает, будто стресс — непременное зло. Он связывает явление стресса с адаптацией, приспособлением живого организма, человека к внешним условиям, к ситуациям, которые, в частности, являются стрессорами, факторами, вызывающими необходимость как-то на них реагировать, приспосабливаться к ним. Нетрудно убедиться, что это обязательное условие жизнедеятельности. Добавим при этом, что человек не только и не столько приспосабливается к обстоятельствам, сколько приспосабливает их к задачам своей жизнедеятельности и развития. Имея в виду приспособление (адаптацию), Селье утверждает, что «нужно объяснять им (молодым людям. — С. Ш.), какие методы адаптации полезны, а какие — вредны».

Очень примечательно, что эту же тему разрабатывал, приходя практически к тем же выводам, в 20-е гг. советский ученый А. С. Шоломович, причем непосредственно применительно к алкогольному наркотизму. Он утверждал, что наркоз, или наркотизм (в значении адаптации к внешним условиям, но тогда слово «адаптация» не было употребимо), «характерен для человечества всегда» и суть его в том, чтобы «привести организм в равновесие (гармонию) с внешней средой». Ученый убежденно заявляет, что со временем, — по его мнению, это время наступит благодаря социализму — «...культура станет на свое место, вытеснит наркотизм, особенно его грубые формы, и быстро заменит физиологическим культурным наркозом, опьянением искусством, наукой, красотой и гармонией жизни и труда».

В этом высказывании несколько случайно (вызвано лексической традицией и полемикой) употребление слов «наркоз» и «опьянение», но мысль блестяща. Примечательно и то, что она согласуется и с современной адаптационной трактовкой культуры как специфического механизма приспособления жизнедеятельности общества к задачам его развития и прогресса.

Коротко говоря: человек никогда не избавится от необходимости приспосабливаться к обстоятельствам и приспосабливать их к себе, правильнее сказать: от благодатной способности приспосабливаться к изменениям, чтобы не погибнуть. Однако он будет использовать для этого не вредные и не иллюзорные средства (кроме наркотиков назову, например, религию), а разумные, здоровые. То, что сейчас молодые люди применяют для решения напряженных (для них) ситуаций алкоголь, вызвано отнюдь не тем, что именно алкоголь им и нужен, а только тем, что взрослое общество предлагает прежде всего «питейное решение», что именно алкоголь более всего доступен и легче всего применим как наиболее примитивное средство адаптации.

К числу наилегчайших, иллюзорных способов разрешения напряженных ситуаций относят и употребление помимо алкоголя других наркотиков, чем встревожена наша общественность. Усиление этой тревоги вызвано не столько распространенностью неалкогольных наркоманий (таких наркоманов у нас в стране в конце 1986 г. насчитывалось 46 тыс., что в тысячи раз меньше числа тех, кто употребляет алкоголь), сколько тем, что прежде эта проблема замалчивалась и относились мы к ней, прямо скажем, благодушно.

Для благодушия здесь, конечно, нет никаких оснований, ведь речь идет о человеческих судьбах, причем в основном судьбах подростков, молодежи. Но нет оснований и для панических настроений, так же как и для надуманных объяснений обращения некоторых юношей и девушек к пробам анаши, опиума, «травки» и т. п. Стресс, напряженность, потребность забыться, «уйти в мир иной», «в нирвану» не играют здесь никакой роли. Только мода, только дурная экзотика.

Еще менее основательна точка зрения, что неалкогольные наркомании усилились в результате уменьшения доступности алкоголя. В этом объяснении все поставлено с ног на голову. Нынешняя относительно большая распространенность неалкогольных наркоманий вызвана вовсе не отрезвлением, а — напротив — чрезвычайно       широкой прошлой алкоголизацией и является ее наследием, инерцией. После этого — не значит по причине этого. После решительного наступления на пьянство — не значит в результате этого наступления. Сокращение базы какого-либо одурманивания, изжитие обычаев и моды одурманивания, которые у нас питались в основном алкоголепитием, непременно приведет к уничтожению тяги к любым дурманам — и жидким, и «сухим». Одновременно падет спрос и на суррогатные алкогольные изделия.

Рассмотрим теперь сферу досуга, который также находится у нас «под следствием» как обвиняемый в спаивании несовершеннолетних. Для начала — иллюстрация из письма инженера С. Романенко, в котором рассказано о том, как группа молодых москвичей была на сельхозработах в поселке Шеино Шатурского района. Большинство систематически пило. И вдруг — на тебе! — длительное время в сельпо ничего спиртного.

«Вышел своеобразный эксперимент,— продолжает автор.— Ну и что вы думаете? Пошли наши ребята по избам самогон выискивать? Или сами начали гнать? Да ничего подобного. Просто вспомнили, что в поселке есть клуб, где кино через день, а то за водкой и не до кино было. Сообразили, что до красивейших лесов всего 2—3 километра — на природу потянуло. Кто-то обнаружил — подумать только! — неплохую поселковую библиотеку».

Значительно большим по масштабу, чем «эксперимент в поселке Шеино», оказался всероссийский эксперимент, когда на время первой мировой войны в России была почти полностью прекращена казенная продажа питей. В результате этого на 30% выросло, например, посещение населением библиотек и зрелищных представлений.

Поскольку речь идет об искоренении пьянства и алкоголизма, а причины — это и есть корни, то необходимо с осторожностью пользоваться понятием «причина», иначе подлежащими уничтожению окажутся благотворные, благодатные факторы, которые сулят большие возможности прогресса человека и общества в условиях социализма, но которые — в силу преходящих, временных обстоятельств, в частности из-за нашего неумения использовать эти благодатные возможности, — становятся как бы участниками «преступления».

Помните, у Пришвина? Летит журавль в Африку. На нем блоха—тоже в Африку. Не будем же ругать ни Африку, ни журавля.

Относительно адаптации и алкоголя, свободного времени и алкоголя, благосостояния и алкоголя существует не прямая, тем более не причинно-следственная связь. Иными словами: все три перечисленных блага не способствуют употреблению алкоголя. Связь между ними, напротив, обратно пропорциональная и «перевернутая»: потребление алкоголя, во-первых, уменьшает адаптационные возможности организма (что выражается исключительно наглядно в высокой подверженности пьющих разным заболеваниям); во-вторых, сокращает свободное время как пространство развития личности; в-третьих, снижает благосостояние.

Самая видная форма такого снижения — это трата денег на алкогольные изделия: 6,5—7% семейного бюджета в среднем и до 30 — 50% при «злоупотреблении». И характерно, что уже первые шаги по «осушению» прилавка помогли каждой советской семье сберечь в 1986 г. для удовлетворения здоровых потребностей почти по 200 рублей, иными словами, как бы получить еще одну месячную зарплату. Более существенно влияние потребления алкоголя на благосостояние в результате снижения производительности труда, которое достигало в 70-е — начале 80-х гг. приблизительно 10%, что означало недополучение продукции на десятки миллиардов рублей. Еще больший и непосредственный ущерб благосостоянию связан с тратами сельскохозяйственного сырья, точнее пищевых продуктов, на производство алкогольных изделий. Здесь я обращусь к примеру, наиболее близкому теме книги.

В моем архиве есть вырезка из «Правды», которую я настоятельно рекомендую прочесть папам и мамам, активно ратующим за увеличение производства высококачественных натуральных вин, т. е. энергично беспокоящимся за удовлетворение своих желаний.

В корреспонденции под таким простеньким детским названием «Маша любит не только кашу» речь шла о производстве консервированных соков, пюре и паст для детского питания. И сообщалось, например, следующее: «На прошлогодней оптовой ярмарке в Ульяновске заявка ленинградцев на виноградный сок была удовлетворена только на 10%, на яблочный — на треть. А требования торговых работников Свердловска, Нижнего Тагила, Иркутска, Кемерова на различные соки вообще удовлетворить не удалось».

Понимаю, читатель может не поверить: уж очень нелеп такой факт для нашей жизни, где первоочередная забота о детях — закон. Но можно в конце концов взять подшивку «Правды» и поискать объяснение парадоксу. И найти: «Связывают по рукам и ногам... трудности с сырьем: виноградом, фруктами, овощами. Виноград идет в основном на вино. Почти из 100% урожая солнечных гроздей выжимают сок, чтобы превратить его в далеко не детский напиток с градусами».

После указанного выступления «Правды» положение не менялось долгое время. Как писала в 1983 г. газета «Известия», для столового потребления, т. е. потребления в виде ягод и в переработке без сбраживания, в последние годы предназначалось только 8% выращиваемых в стране ежегодно почти 8 млн. тонн винограда. Мы заметно отстаем по потреблению винограда от многих стран мира, например Болгарии, Венгрии, Югославии.

Есть о чем задуматься родителям — любителям «Цинандали», «Алиготэ», «Мукузани», муската белого Красного камня, прозванного королем вин... Кстати, в моей пропагандистской практике не было еще случая, чтобы кто-либо устоял перед вопросом: имеем ли моральное право мы, взрослые, ратовать: «Дайте больше натурального вина!» — в то время, как в виноградном и плодово-ягодном сырье еще далеко не удовлетворены потребности производства детского и диетического питания? Существенно к лучшему стало меняться положение в 1985 г.: быстро растет потребление плодов и ягод в свежем виде и в переработке без сбраживания.

Правильный научный анализ причин употребления алкоголя, отсев ложных причин, что бывает связано с возведением напраслины на безвинные блага, важны, как уже говорилось, не только и не столько для теории, сколько для воспитательной практики. Вспоминается сюжет из телепередачи. Корреспондент интервьюирует юных клиентов вытрезвителя, допытывается: зачем и почему пили? Некоторые из собеседников в явном затруднении. «Может, вам скучно было? Не знали, куда деть свободное время?» — приходит на помощь интервьюер. «Да, скучно!»; «Да, не знали, как провести свободное время...» — охотно, с облегчением подхватили подростки.

«Мы пьем, потому что скучно» — это объяснение выпивки несовершеннолетними, которым они ее фактически оправдывают, навеяно в основном ошибочными публикациями об обусловленности подросткового пьянства. И я не удивлюсь, если мальчики и девочки скоро начнут объяснять свое пьянство тем, что их не учат пить. Это оправдание (маскировку) им настойчиво предлагают некоторые авторы. Кандидат философских наук Г. Г. Заиграев в выпущенной Юриздатом книге «Профилактика пьянства и алкоголизма» к числу важных направлений профилактики негативных последствий пьянства относит «повышение культуры винопотребления». Кандидат юридических наук Н. Г. Яковлева в той же книге говорит «о культуре потребления алкоголя, которая должна передаваться молодежи». Здесь же алкоголь назван средством, привносящим «в торжество веселье, остроумие, проявление творческой самодеятельности...».

Вон сколько сразу красивых оправданий для выпивки, непротивления питейному злу, хотя в тысячах книг и брошюр полностью разоблачены алкогольные веселье, «творческое вдохновение», в конце концов всегда губившие тех, подчас очень талантливых, творцов, которые прибегали к алкоголю как якобы стимулу творчества. В качестве «авторитетного» свидетельства приведу процитированное в одной из статей журнала «Трезвость и культура» двустишие спившегося поэта:

Я ранен навылет шампанского пробкой.

Мне в ад уже выписана командировка.

Примеров необратимого угасания творческих возможностей, в буквальном смысле «погашенных», залитых алкоголем, примеров трагических судеб самых талантливых людей, таких судеб, которые одновременно стали немалыми, а иной раз, может быть, и невосполнимыми потерями для человечества, достаточно много и в далекой, и в близкой истории.

Однажды в ходе лекции мне была подброшена реплика-записка: ваша, мол, пропаганда воздержания от алкоголя будет более действенной, когда какой-нибудь трезвенник напишет такую же гениальную оперу, как «Борис Годунов». Шаг оппонентом был сделан явно непродуманный, что позволило и мне, и аудитории тотчас усомниться, любит ли автор записки Мусоргского и дорога ли ему вообще судьба русского и мирового искусства. Оппоненту был задан вопрос: почему большинство произведений гениального композитора завершались другими или так и остались неоконченными?

Ныне благодаря миллионным тиражам книги «Москва и москвичи» многим знаком краткий портретный очерк В. Гиляровского о чудесном русском художнике Саврасове, пившем, как с горечью сообщает писатель, запоями, продававшем по трешнице свои картины подворотным букинистам или украшавшем за водку и обед стены отдельных кабинетов в трактирах. Страшный очерк. Любому русскому с детства запала в душу саврасовская картина «Грачи прилетели!». А сколько таких «грачей» навсегда, невозвратно... улетело?

И уж совсем кощунственны апелляции защитников хмельного вдохновения к творческому опыту Сергея Есенина, который-де, не будь алкоголиком, не написал бы гениальной поэмы «Черный человек». Сам-то Есенин даже «под кабацкий звон гитары» мучился от сознания того, что «мог дать не то, что дал, что (ему) давалось ради шутки». Поэт очень хорошо знал, чувствовал и выразил — в том самом «Черном человеке»,— как «осыпает мозги алкоголь». Но уж лучше бы он не имел личных впечатлений для этой метафоры, сколь бы сильной художественно она ни была.

Конечно, и люди, зависимые от алкоголя, способны к большим творческим достижениям. Отрицать это было бы и неверно, и несправедливо. Но, с другой стороны, как с горечью писал Л. Н. Толстой (его суждение в данном случае авторитетно, как ничье иное), «мы не знаем той степени высоты, которой достигли бы люди пьющие и курящие, если бы они не пили и не курили».

Обратимся еще и к признанию популярного композитора Раймонда Паулса, очень ясно осветившего вопрос о соотношении творчества, с одной стороны, и употребления алкоголя и табака — с другой. «Все мы понимаем,— говорил он в беседе с корреспондентом молодежного еженедельника «Собеседник»,— что каждая рюмка или сигарета, к примеру, постепенно отбирает те силы и энергию, которых нам и так дано не беспредельно. В 27 лет я сделал, считаю, очень важный шаг — совсем отказался от спиртного. Поверьте, не чувствую себя от этого ни ущербным, ни каким-то уникумом. Это не мешает ни веселью, ни общению с друзьями». «Не наложи я эти два «табу» — на табак и спиртное,— когда мне еще не было тридцати,— категорически заявил композитор,— уверен, давно бы уже выдохся. Гастроли, концерты, передачи, записи... Да и «муки творчества» — это ведь тоже не просто красивые слова». Это суждения не дилетанта.