О
ХИЩЕНИЯХ ДЕНЕЖНЫХ СРЕДСТВ НА КОМБИНАТЕ БЫТОВОГО ОБСЛУЖИВАНИЯ
Оглавление
Товарищи судьи! Вскоре после победы
Великой Октябрьской социалистической революции В. И. Ленин в обращении «К
населению» писал:
«Товарищи рабочие, солдаты, крестьяне и
все трудящиеся!... Берегите, храните, как зеницу ока, землю, хлеб, фабрики,
орудия, продукты, транспорт — все это отныне будет всецело вашим, общенародным
достоянием».
Материальный уровень жизни советских
людей становится все более высоким. Своим трудом советский народ умножает
богатства Родины, что самым благотворным образом сказывается на улучшении
условий жизни каждого труженика города и деревни. Преобразилось и общественное
сознание. Советские люди глубоко понимают, что они являются не только
производителями материальных благ, но и хозяевами всего народного достояния,
которым располагает социалистическое общество. Подавляющему большинству
советских граждан глубоко чужд дух стяжательства и наживы, алчности и
корыстолюбия.
Воровство, хищения — явления,
органически присущие эксплуататорскому строю, при котором господствует
величайшая несправедливость в распределении национальных богатств, значительная
часть населения обречена на безработицу и нищету.
С ликвидацией капитализма и построением
социализма хищений стало значительно меньше, но они все еще совершаются.
Принципиально важная особенность этого
вопроса состоит в том, что хищения ныне представляют собой остаточные явления
прежней хронической болезни общества, отражая поразительную живучесть
частнособственнических устремлений, рваческих тенденций.
В. И. Ленин предвидел, что воспитание
коммунистического отношения к общественной собственности, к труду и дисциплине,
искоренение выработанных веками вредных традиций и привычек — дело гигантски
трудное. «И мы даем друг другу торжественное и твердое обещание, —указывал в
1920 году В. И. Ленин, — что мы готовы на всякие жертвы, что мы устоим и
выдержим в этой самой трудной борьбе, — борьбе с силой привычки, — что мы будем
работать годы и десятилетия не покладая рук.., чтобы вводить постепенно, но
неуклонно коммунистическую дисциплину и коммунистический труд».
Судебная практика свидетельствует, что
воровство и хищения государственного или общественного имущества появляются
там, где плохо охраняется социалистическая собственность, где нет действенного
контроля за расходованием государственных средств, где отсутствуют бдительность
и целеустремленная политико-воспитательная работа.
Общественная опасность хищений состоит
не только в том, что государству причиняется материальный ущерб. Они растлевают
психологию людей, разжигают низменные страсти к личной наживе за счет
государства, за счет достояния народа. Именно поэтому одной из самых главных,
самых важных задач советского правосудия является охрана социалистической
собственности от любых преступных посягательств.
Особенность настоящего дела состоит в
том, что на скамье подсудимых находятся люди, занимавшие ответственные должности:
подсудимый Чернов—бывший директор Никологорского комбината бытового
обслуживания; Никишин — старший бухгалтер комбината. В его функции входило
осуществление контроля за законностью и целесообразностью расходования денежных
средств.
Подсудимые Рябова и Болдина работали
рядовыми бухгалтерами комбината. Но в сфере бухгалтерского учета каждый
работник облечен определенным доверием государства. К сожалению, работники
бухгалтерии комбината этого доверия не оправдали.
Для сокрытия хищений на комбинате умышленно
искажался бухгалтерский учет. Говорят, учет — зеркало производства. Но учет,
скрывающий казнокрадство, — это кривое, уродливое, фальшивое зеркало. Деньги
были украдены не сразу, совершалось так называемое длящееся преступление.
Воровали понемногу, но систематически.
В старину один мудрец сказал: «Самое
длительное путешествие начинается с первого небольшого шага». Так и здесь:
преступное «путешествие» началось еще шесть лет тому назад. Первые шаги были
небольшими. Подсудимые брали небольшие авансы под зарплату. Потом эти авансы
становились все более крупными и частыми. Постепенно они перестали погашаться,
и к концу «путешествия» образовалась крупная сумма присвоенных и растраченных
государственных средств.
Изъятие из кассы денег под видом авансов
в счет зарплаты и на командировочные расходы для Чернова и Никишина не
составляло трудностей. Они — распорядители кредитов. Их примеру следовали
Рябова и Болдина. Им также было позволено «авансироваться».
Итак — авансы. Но какие же это авансы?
Полученный аванс подлежит обязательному
удержанию из суммы начисленной месячной зарплаты. Так должно делаться по
закону. Чернов и Никишин считали, что законы писаны не для них. Они поступали
так, как им заблагорассудится. Получали сами деньги под зарплату, выдавали Рябовой
и Болдиной авансы и не один раз в месяц, а многократно. Что ни неделя, то
аванс. А иной раз и дважды в неделю. Размеры авансов не регламентировались.
Своя рука — владыка. Аналогичным образом поступали и с авансами на
командировки. Порядок известен: получил аванс — отчитайся за командировочные
расходы. Остаток средств сдай в кассу. Не оказалось денег — задолженность
удерживается из первой зарплаты. Но так положено по закону. Однако совсем иной
«порядок» действовал в бытовом комбинате. Чернов брал командировочные деньги и
пропивал их в близлежащих населенных пунктах, где расположены мастерские,
подведомственные комбинату.
Шофер Алексеев показал, что привозил
Чернова домой в нетрезвом виде. Свидетель Чесноков утверждает, что частенько
видел Чернова пьяным на работе. Жена Чернова, немало натерпевшись от постоянно
пьяного мужа, вынуждена была обращаться с жалобой в поселковый Совет. Поведение
Чернова было предметом разбирательства на партбюро. Говорят, он даже
расплакался на этом заседании. И покаялся... но не остановился. Правда, на суде
Чернов пожимает плечами: «Выпивать приходилось, но с отвращением: водку даже
разбавлял сладенькой водичкой».
В этом объяснении — весь Чернов. Он
заявляет, что действительно часто ездил в командировки, но удостоверений не
выписывал. Если, говорит он, оформить за все шесть лет командировочные
удостоверения и начислить по ним суточные, то сумма суточных расходов перекроет
все его долги. Такие объяснения нельзя назвать иначе как демагогией. Чернов
действительно выезжал в Вязники и другие населенные пункты, но возвращался в
Никологоры в дни выезда. Следовательно, ни о каких суточных не может быть и
речи. Они не положены по закону. И это знал Чернов, а потому не выписывал
командировочных удостоверений. Транспортных расходов также не было: для выездов
использовались машины, принадлежащие комбинату.
Чернову нужны были авансы и не суть
важно какие: под зарплату или под командировки. Ему вынь да положь аванс. И
этот аванс не настоящий, а фальшивый, как средство незаконного изъятия денег из
кассы. И так длилось из месяца в месяц долгие годы. Авансы выдавались, но не
удерживались. Заработную плату все работники получали полностью и в
установленные сроки. Что же касается авансов, то Чернов и Никишин «забывали»,
что деньги-то государственные. Но уж так повелось у этой «вольницы»: не
различать, где свой карман, а где государственный. И в этом отношении они были
не оригинальны. Так поступают казнокрады всех мастей. В пьесе «Бешеные деньги»
А. Н. Островский написал портрет казнокрада словами одной дамы: «Приведу вам в
пример моего мужа. Он имел видное и очень ответственное место; через его руки
проходило много денег, — и знаете ли, он так любил меня и дочь, что, когда
требовалась какая-нибудь очень большая сумма для поддержания достоинства нашей
фамилии или просто даже для наших прихотей, он... он не знал различия между
своими и казенными деньгами. Понимаете ли вы, он пожертвовал собою для святого
чувства семейной любви».
Как видите, психология казнокрадов во
все эпохи почти одинаковая. Разница лишь в способах траты казенных денег.
Чернов и Никишин далеки от чувства «поддержания достоинства фамилии». Домой
ворованные деньги они не приносили. Они их пропивали, удовлетворяя «свои
прихоти», а заодно пропивали свою честь и совесть.
Но вот неожиданно на комбинат приехал
ревизор областного управления бытового обслуживания. Предстояла ревизия
финансово-хозяйственной деятельности комбината. Неизбежны разоблачения и
неприятности. Растраченные деньги погасить нечем. Чернов в тревоге. Призывает
Никишина и говорит: «Надо что-то делать». Никишин-то тоже имеет долги. Но он
ловкач и, как гласит пословица, «умеет нырять, умеет и выныривать». После
разговора с Черновым Никишин дал указание Рябовой и Болдиной переписать
ведомости по начислению зарплаты управленческому аппарату, сказав, какие суммы
взятых авансов исключить из ведомостей. Таким образом, в новых, подложных
ведомостях не оказалось сумм авансов, полученных Черновым, Никишиным, Болдиной
и Рябовой. Ведомости чистенькие. Задолженности никакой не значится. Казалось,
все шито-крыто. Эти-то подложные ведомости и были вручены ревизору. Он не
увидел подлогов, не заметил крупных хищений, а нашел только сущие пустяки.
Достаточно было сравнить первичные кассовые документы с бухгалтерскими
ведомостями по начислению зарплаты, и подлог оказался бы очевидным. Но ревизор
этого не сделал и объективно содействовал продолжению хищений.
Строго говоря, место ревизора — на
скамье подсудимых. Но следователь учел небольшой стаж его работы,
профессиональную неопытность и прекратил дело. С таким решением можно
согласиться, но руководители областного управления обязаны обсудить вопрос о
возможности дальнейшего использования такого ревизора на работе.
Итак, над никологорскими хапугами тучи
было сгустились, но гром не грянул. Это их воодушевило на продолжение
воровства. Они забыли народную мудрость: «Сколько вор ни ворует, а тюрьмы не
минует». Растратчики рассуждали так: коль так просто выпутались, зачем
отказываться от легкой наживы? Старое началось снова: опять авансы, опять
пьянство. Через год вновь нарушается покой расхитителей. Ожидается прибытие
ревизоров из области. Казнокрады используют прежний опыт. Сговор состоялся по
воровской цепочке. Чернов дал задание Никишину, а тот — своим сообщникам.
Рябова и Болдина пересоставили ведомости по зарплате, авансы в них не показали,
хищения завуалировали. Переделаны также карточки подотчетных сумм, то есть
уменьшены переходящие остатки. Лицевая карточка Чернова и вовсе переписана, и в
ней совсем не указаны подотчетные деньги, взятые им в течение года. Но
казнокрады на этот раз просчитались. Прибыли другие ревизоры. Они сделали
сверку кассовых документов и ведомостей на выплату заработной платы и сразу
обнаружили подлог.
Какой это тяжелый труд! Двум
квалифицированным бухгалтерам понадобилось затратить шесть месяцев, чтобы
восстановить отражающий истину реальный учет за шесть лет.
Ведь не случайно в ходе судебного
заседания не раз возникал один и тот же вопрос: можно ли, не обращая внимания
на переписанные ведомости, восстановить реальную задолженность? Ответ один: да
можно, ибо сохранились первичные кассовые документы. Ответ этот подтвержден
опытом: первоначальная картина учета и расходования денежных сумм была
восстановлена.
Из акта ревизии и показаний ревизоров
видно, что учет был умышленно запутан. Сущность вопроса не только в переписке
расчетных ведомостей на выплату заработной платы. Искажение коснулось всех
составных частей бухгалтерского учета. Полностью переделаны карточки лицевых
счетов. Об этом с понятным возмущением рассказывалось на суде. Диву даешься:
остаток долга на конец года 1403 рубля, а на начало нового года он выводится в
сумме 3 рублей. Иногда записывали все суммы выдач, но зато уменьшали итоги. Год
закончился, долги не погашались, размеры авансов невероятно большие и вдруг...
начинается новый год с чистой страницы и на ней стоят умилительно малые
величины. Авансы уменьшались на 500—1500 рублей ежегодно в отношении каждого из
подсудимых.
Подлог коснулся не только аналитического
учета. Даже баланс сфабрикован. Никишин увеличил балансовый счет, отражающий
данные по фонду зарплаты, на 4 тысячи рублей. Иначе говоря, непогашенные авансы
он росчерком пера перегнал на балансовый счет, отражающий выдачу зарплаты. Но
ревизоры, умудренные опытом, догадались о подлоге. Они составили новые ведомости
по зарплате за шесть лет, отразили суммы фактически полученных авансов, подвели
итоги. Тщательно восстановив бухгалтерский учет, они определили размер хищения
в сумме 8393 р. 08 к. Черновым присвоено 2410 р. 68 к., Никишиным — 2627 р. 30
к., Рябовой — 1567 р. 41 к., Болдиной — 1787 р. 89 к.
Ревизоры также установили, что
подсудимые в течение шести лет переполучили в качестве авансов в счет
заработной платы 4112 р. 30 к., в том числе Чернов незаконно получил 706 р. 34
к., Никишин — 1449 р. 84 к., Рябова— 1375 р. 15 к., Болдина — 580 р. 97 к.
Следует отметить, что эти суммы не были завуалированы в первичных бухгалтерских
документах и были показаны в учетных данных как задолженность подсудимых по
зарплате.
На судебном процессе хотя и в разных
вариантах, но возникал вопрос: если первичные документы сохранились, может
быть, и впрямь подсудимые, сфабриковав учетные данные, имели в виду лишь
обмануть ревизоров, а впоследствии все-таки погасить долги, возвратить
полученные авансы?
На этот вопрос я должен дать исчерпывающий
ответ, вытекающий из доказательственного материала. Факт остается фактом:
первичные документы не уничтожены, по ним восстановлен учет. Но даже при
наличии первичных документов Чернов отрицал, например, факт получения 100
рублей. Не признавал свою подпись. Кассир Кусков напомнил Чернову
обстоятельства выдачи этих 100 рублей. Оказывается, Чернов был в тот день пьян,
накричал на Кускова, расписался в кассовом ордере так, что и сам не узнал потом
свою подпись. Деньги Чернов взял в связи с поездкой дочери в Москву по личным
делам. Вот на какие, оказывается, командировки Чернов брал деньги в кассе
комбината.
В связи с этим эпизодом хотелось бы
сказать о кассире Кускове. Ему задавались многочисленные вопросы: «Как часто вы
выдавали авансы подсудимым?», «Догадывались ли о незаконном характере
авансирования?», «Почему иногда выдавали деньги при наличии на ведомости или
ордере одной лишь подписи старшего бухгалтера?» и т. п.
В ответ на любой из этих вопросов он
упрямо твердил: «Не помню, ни о чем не догадывался, ничего не замечал».
Ему говорят, что он не мог не подумать о
незаконном поведении подсудимых, которым выдавал бесконечные авансы. А он в
ответ: «Зачем мне думать, мое дело выдавать деньги, раз начальство велит, я
всего-навсего кассир».
Равнодушие этого человека оказалось
поколебленным только в одном случае. Он смекнул, что, коль Чернов отказывается
от своей подписи по факту получения 100 рублей, то может случиться
непредвиденное: заставят эти деньги возместить его — Кускова. О, это задевает
его меркантильные интересы, и он сразу вспомнил самые мельчайшие подробности
выдачи денег, как будто эта кассовая операция была не далее как вчера, хотя и
прошло с того злополучного дня свыше двух лет. Вот каков Кусков. Это — типичный
представитель обывателей, людей, которым чуждо понятие общественного долга.
Тема обывательского равнодушия к
общественным интересам, к общественному благу волновала передовых людей во все
времена. Вот как писал об этом Р. Роллан: «Заботы о личном благе вполне
естественны, и нельзя их скидывать со счетов. Но если заботиться только об
этом, пренебрегая общественным благом.., жизнь станет постыдной, мелкой и —
прямо скажу — гнусной».
Что необходимо сказать применительно к
разбираемому уголовному делу? Многие советские люди повседневно приумножают и
свято оберегают общенародное достояние. А иные — мошенничают, занимаются
воровством, казнокрадством. Так разве может советский человек быть равнодушным,
если он знает, что рядом с ним, на его глазах кто-то растаскивает народное
добро? Всеми имеющимися в нашем распоряжении силами и средствами следует вести
непримиримую борьбу против обывательского равнодушия, воспитывать в людях
чувство гражданского долга и ответственности за соблюдение общественных
интересов на предприятии, где они работают, в населенном пункте, в котором они
живут.
Однако вернемся к обсуждаемому делу.
Так что же все-таки совершили
подсудимые: служебное злоупотребление или растрату? Чтобы правильно ответить на
этот вопрос, надо проследить за направленностью их умысла. Давайте вспомним, как
подсудимые сами говорят об умысле.
На судебном заседании Никишин показал,
что скрывали авансы, как он выразился, «безвозвратно». Скрывали потому, чтобы
не было задолженности в учете. Нет задолженности — погашать нечего. Мы спросили
Никишина: «А где правильные расчетные ведомости?» Он замялся: «Не помню точно,
куда дел. Может быть, в стол, может быть, в урну, а может быть, в печь».
Болдина говорит: «Погашать долги и не
думали. Первая ревизия прошла, и все прошло. Понимали, конечно, что воруем...»
Рябова повествует: «Когда уехал первый
ревизор, мы и не думали погашать задолженность. И денег нет. И срок давности к
тому же». Ее спросили: «Зачем свои личные долги скрывали?» Ответ: «Это моя
ошибка. Понимала, что хищение».
И только Чернов упорствует. Признал себя
виновным частично. Когда был поставлен вопрос прямо: «Виновен или нет», ответил
с ужимкой: «Я же подписал, что виновен, выходит, что так», — но все-таки
продолжал утверждать, что деньги потратил на командировки.
Сами действия по сокрытию авансов и
показания подсудимых подтверждают, что умысел был направлен на присвоение
полученных авансов, на хищение государственных денег путем злоупотребления
служебным положением.
Теперь о сговоре. Был сговор или
подсудимые действовали в одиночку, без предварительного сговора? Кашицын
правильно сказал, что один директор не сумел бы украсть без старшего
бухгалтера, а также без бухгалтера расчетного стола. Вот почему они оказались
вместе. Здесь действует логика расстановки сил. Я не утверждаю, что подсудимые
проводили собрания для того, чтобы выработать план действий. И все-таки сговор
налицо. Метод один. Наступило время скрывать похищенное, Чернов говорит
Никишину: «Что-то надо сделать!» Совершается подлог. Исполнители — Рябова и
Болдина. Прошло удачно. Первая ревизия была формальная, она не установила
подлогов. Хищения продолжаются. Надвигается новая ревизия. Опять волнения.
Никишин, Рябова и Болдина собираются в праздничный день в конторе. Вместе
торопливо переписывают ведомости и картотеки. Заходит Чернов, спрашивает: «Переписываете?»
Ответ: «Переписываем». Чернов дает наставление: «Переписывайте аккуратнее».
Как все это называется на юридическом
языке? Это — предварительный сговор. Сговор начался по «воровской» цепочке: от
Чернова к Никишину, а потом перерос в сговор всей группы.
Так обстоит дело со сговором. И от этого
Чернову не уклониться!
Доказательства преступной деятельности
подсудимых неоспоримы. Преступления полностью доказаны актом ревизии,
заключением эксперта-бухгалтера, бухгалтерскими документами, показаниями ревизоров,
свидетелей и подсудимых.
В результате предварительного следствия
и судебного разбирательства с бесспорной очевидностью установлено, что Чернов,
Никишин, Рябова и Болдина по предварительному сговору посредством
злоупотребления служебным положением незаконно и безвозмездно изымали под видом
авансов из кассы Никологорского комбината бытового обслуживания государственные
деньги, растратили их на свои нужды, причинив этими действиями крупный ущерб
государству в сумме 8393 р. 28 к., а затем в целях сокрытия растраты совершили
должностной подлог, выразившийся в составлении заведомо ложных документов то
есть совершили преступления, предусмотренные ч. 3 ст. 92 и ст. 175 УК РСФСР.
Установлено, далее, что, кроме
завуалированной в учете растраты, подсудимые переполучили авансов в счет
зарплаты в сумме 4112 р. 30 к., которые значатся в бухгалтерском учете, то есть
совершили преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 170 УК РСФСР.
Общая сумма незаконно изъятых из кассы
денег составила 12 505 р. 58 к. Поскольку в ходе следствия подсудимые внесли в
кассу 3985 рублей, то невозмещенный ущерб, причиненный хищением, подлежит
взысканию с них по приговору суда в порядке солидарной ответственности.
Преступление, совершенное подсудимыми,
подпадающее под действие ч. 3 ст. 92 УК РСФСР, является тяжким преступлением
против социалистической собственности, за которое закон предусматривает
основное наказание от шести до пятнадцати лет лишения свободы.
В характере действий подсудимых есть
обстоятельства, отягчающие ответственность виновных: преступление совершено
организованной группой и причинило тяжкие последствия. И эти обстоятельства
суду необходимо иметь в виду при назначении подсудимым мер наказания.
Наряду с этим суд должен учесть
смягчающее ответственность обстоятельство в отношении подсудимых Никишина,
Рябовой и Болдиной: их чистосердечное раскаяние в совершенных преступлениях.
Чернов не раскаялся перед судом.
Подсудимый может признать себя виновным, а может и не признать; может
раскаяться, а может и не сделать этого. Непризнание вины и отсутствие
чистосердечного раскаяния советский закон не относит к обстоятельствам,
отягчающим ответственность подсудимого. Бремя доказывания вины подсудимых лежит
на государственном обвинителе.
При определении мер наказания необходимо
учесть также данные, характеризующие личности подсудимых: Чернов — активный
участник Великой Отечественной войны, награжден орденом и медалями; Никишин
имеет троих несовершеннолетних детей. Все подсудимые перед судом впервые.
Имея в виду все сказанное, я не намерен
ставить перед судом вопрос о назначении подсудимым максимальных мер наказания,
предусмотренных уголовным законом. Я прошу суд:
Чернову и Никишину назначить по ч. 1 ст.
170 УК РСФСР по два года лишения свободы; по ст. 175 УК РСФСР — по одному году
лишения свободы; по ч. 3 ст. 92 УК РСФСР и по совокупности преступлений
определить каждому лишение свободы сроком на семь лет в исправительно-трудовой
колонии усиленного режима.
Рябовой и Болдиной назначить по ч. 1 ст.
170 УК РСФСР по одному году лишения свободы; по ст. 175 УК РСФСР — по одному
году лишения свободы; по ч. 3 ст. 92 УК РСФСР с применением ст. 43 УК РСФСР и
по совокупности преступлений определить каждой лишение свободы сроком на два
года в колонии общего режима без конфискации имущества.
Чернова, Никишина, Рябову и Болдину
лишить сроком на три года права занимать должности, связанные с распоряжением
материальными ценностями или с их учетом и хранением.
Государственное обвинение считает, что
такой приговор будет справедливым, отвечающим требованиям закона, интересам
государства и народа.
Пусть те, чью совесть разъедает алчность
и корысть, всегда помнят, что социалистическая собственность является священной
и неприкосновенной основой советского строя, что социалистическую собственность
строго охраняет советский закон, надежно защищает советское правосудие!
