Научная литература

Некоторые вопросы теории 3

Вернуться в оглавление

Идея о второй сигнальной системе явилась закономерным итогом длительного изучения высшей нервной деятельности животных, а затем и человека. И. П. Павлов шел к ней постепенно. Правильный теоретический подход, подход с позиций материалистического монизма и эволюционного учения Ч. Дар­вина к пониманию условного рефлекса позволил ему увидеть в этом явлении важную приспособительную реакцию. Приспособительная значимость условного рефлекса, по И.П. Павлову, выражается в том, что условный раздражитель подготавливает организм к воздействию безусловного раздражителя. Эта мысль нашла отражение в стокгольмской лекции (1904 г.). Тогда же И. П. Павлов впервые применил термин «сигнал». Несколько позже (1906 г.) он в общем виде сформулировал понимание этого термина: «Организм реагирует на существенные для него явления природы самым чувствительным, самым предупредительным образом, так как всякие другие, даже самые мелкие явления мира, хотя бы сопровождающие только временно первые, являются сигналами первых — сигнальными раздражителями»[1]. Важное условие превращения индифферентного раздражителя в сигнал — предшествование его во времени действию безусловного раздражителя: «Так как условные раздражители играют роль сигналов, то они должны получать свое действие лишь тогда, когда они предшествуют во времени сигнализируемой физиологической деятельности»[2].

Против рассмотрения условного раздражителя как сигнала безусловного были возражения. Так, Л. А. Орбели писал: «Само по себе предшествование во времени и роль предвестника тех или иных событий не есть еще сигнал. О сигналах мы привыкли говорить тогда, когда речь идет о взаимодействии различных организмов»[3]. Это возражение не лишено некоторых оснований. Действительно, часто, но далеко не всегда для сигнализации «должно быть по меньшей мере два организма» (Л. А. Орбели), один из которых подает сигнал, а другой воспринимает его и адекватно реагирует. Однако в некоторых случаях сигнализация осуществляется и при отсутствии непосредственного взаимодействия организмов. Простейший пример — сигнализация с помощью автоматического светофора.

Характерная особенность сигнала состоит в том, что он является носителем определенной информации, причем содержание этой информации может изменяться,— иначе говоря, связь между сигналом и его значением временная. Так, работникам городского транспорта хорошо известно, что значения сигналов светофора, жестов милиционера-регулировщика и некоторых дорожных знаков не один раз подвергались изменениям.

С физиологической точки зрения, превращение того или иного индифферентного раздражителя в сигнал представляет собой выработку временных связей между корковыми клетками, воспринимающими этот раздражитель, и корковыми клетками, содержащими информацию о его значении. Сигнал является условным знаком только для тех людей, у которых выработаны указанные временные связи.

Подобными свойствами обладает и условный раздражитель. Он является носителем определенной информации, содержание которой составляет извещение о предстоящем воздействии на организм безусловного раздражителя. Условный раздражитель, не обладая свойствами безусловного раздражителя, является как бы временным заместителем этого раздражителя. Он имеет значение не для всех организмов и даже не для всего вида, а только для отдельных индивидов, у которых образованы соответствующие условнорефлекторные связи. Все это показывает, что И. П. Павлов имел достаточно оснований считать условный раздражитель сигналом.

Понимание И. П. Павловым условного раздражителя как сигнала привело его к признанию сигнальной деятельности коры. Он писал: «...физиологическая роль коры больших полушарий, с одной стороны, замыкательная (по механизму), с другой,— сигнализационная (по значению), притом с переменной сигнализацией, в точном соответствии с внешними условиями»[4]. И. П. Павлов учитывал не только «внешнее», но и «внутреннее сигнализирование». Особенно большое значение он придавал раздражениям, идущим от двигательного аппарата.

В 1932 г. в связи с приходом к идее о первой и второй сигнальных системах И. П. Павлов переосмыслил содержание понятия «сигнал». Он говорил: «Если наши ощущения и представления, относящиеся к окружающему миру, есть для нас первые сигналы действительности, конкретные сигналы, то речь, специально прежде всего кинестезические раздражения, идущие в кору от речевых органов, есть вторые сигналы, сигналы сигналов»[5]. В этом высказывании, которое, кстати сказать, не является единичным, допущена неточность. Сигналами могут быть раздражители, а ощущения и представления есть образы, отражения этих сигналов. Сигнал, как говорилось выше, является условным знаком, для которого совсем не обязательно иметь даже отдаленное сходство с сигнализируемым. В отличие от него, ощущения, восприятия и представления отражают реальные свойства предметов объективной действительности, они есть копии отображаемого.

Действительным сигналом является не всякий внешний раздражитель, а только такой, который выполняет функцию знака. С этой точки зрения, как уже отмечалось, в роли сигнала выступает условный раздражитель, поскольку он служит предвестником безусловного. Что же касается раздражителей, не несущих информации о других объектах, тем более ощущений, восприятий и представлений, то они не являются сигналами. Эта мысль соответствует современному пониманию сигнала, сложившемуся в семиотике. Так, А. А. Ветров (1965) отмечает, что знаковая ситуация имеется всюду, где один раздражитель указывает на другой, отсылает к нему, сигнализирует его; эта ситуация отсутствует там, где раздражитель вызывает действие на себя, не сигнализирует ни о чем. Далее автор правильно заметил, что нет знака без значения его. Подобной точки зрения придерживаются многие авторы  (В. И. Мальцев, 1965, и др.).

Чем же объяснить тот факт, что И. П. Павлов вкладывал разные значения в термин «сигнал»? Дело в том, что великий ученый, в связи с появлением у него идеи о второй сигнальной системе, слова назвал вторыми сигналами действительности. Это название, если его относить к непосредственным условным раздражителям, не может вызвать серьезных возражений. На самом деле условный раздражитель является сигналом безусловного, вместе с тем сигналом того же безусловного раздражителя служит и слово — название условного агента, поскольку и оно может вызывать те же реакции, что и обозначаемый лм раздражитель. Эти два сигнала имеют не только общие, но и, некоторые особенные черты; одна из них состоит в том, что непосредственный условный раздражитель физиологически ближе стоит к безусловному. Имея в виду это, вполне логично назвать непосредственный раздражитель первым сигналом, а его словесное обозначение — вторым сигналом. Однако, если ко вторым сигналам относить только слова, обозначающие условные раздражители, то общее число таких сигналов окажется очень небольшим,— оно будет зависеть от жизненного опыта человека и постоянно изменяться в связи с угасанием одних и выработкой других условных рефлексов. Отсюда видно, что введение понятия «второй сигнал», если в него вкладывать указанное выше содержание, существенных положительных изменений в сложившиеся представления не вносит, но таит в себе некоторые затруднения.

И. П. Павлову удалось избежать затруднений: он все слова, независимо от того, обозначают они условный, безусловный или индифферентный раздражитель, назвал вторыми сигналами. Рассмотрение слова как сигнала оправдано с физиологической точки зрения. Всякий сигнал имеет объективное содержание, каковое составляет его значение. Сигнал, его значение и условно установленная связь между ними отражаются в голове человека; поэтому при воздействии на мозг первого из них воспроизводятся следы второго. Подобная картина имеет место и в случае восприятия словесных раздражителей. В процессе овладения языком в мозгу человека отражаются исторически выработанные и объективно существующие связи между словами и их содержанием. При восприятии слова в силу наличия ранее выработанных временных связей возникает возбуждение не только в клетках, к которым адресуется это слово, но. оно может содружественно появляться и в клетках, в которых отразилось его содержание.

Слово является условным знаком раздражителя, оно не имеет сходства с ним. Такого понимания придерживались многие ученые и в их числе Л. А. Орбели, который помимо другого и за это подвергся резкой критике на Объединенной сессии АН и АМН СССР и был обвинен в идеализме (Г. Ф. Александров, 1950, и др.). Эти обвинения оказались столь эффективными, что до сих пор некоторые физиологи опасаются говорить о слове как об условном знаке. Чтобы устранить это опасение, а также показать правильность взгляда Л. А. Орбели на рассматриваемый вопрос, коротко остановимся на выступлении Г. Ф. Александрова. Это выступление показывает, что его автора (как и некоторых других участников сессии) совсем не интересовала правда, он преследовал одну цель — любой ценой, даже ценой конфликта с истиной, превратить критикуемого в идеалиста. Приведем небольшую выдержку из выступления Г.Ф.Александрова: «Л. А. Орбели говорил прямо, будто бы «само собой понятно, что слово, нотный знак, буквенный знак, которым слово выражается,— это физическое явление. Но эти физические явления не имеют ничего общего с теми конкретными явлениями, которые они обозначают». Итак, «знаки» - и действительность не имеют ничего общего между собою! Разве это не есть та самая кантианская Теория познания, ставящая непроходимый раздел между человеческой мыслью и природой, против которой Павлов вел настоящую войну! Как видите, у Орбели нет и речи о том, что эти условные, как он говорит, искусственно созданные «знаки» имеют сходство с теми предметами, которые ими обозначаются, что они являются копией, снимком с действительности, которую они обозначают»[6]. Примечательно, что такая, явно тенденциозная критика, которая объявила кантианством правильное положение и в то же время признала истиной нелепую мысль о том, что слова «являются копией, снимком с действительности», с обозначаемых ими предметов, не встретила возражений. Продолжение