БЫВШИЙ АЛКОГОЛИК
Оглавление
Передо мной
картонное удостоверение зеленого цвета. С наружной стороны золотыми тиснеными
буквами выведено: КЛУС; на внутренней стороне справа отпечатано: «Удостоверение
почетного члена КЛУС», фамилия, место жительства, место работы, подпись, номер
удостоверения; слева — перечень обязанностей члена: КЛУС: 1) воздерживаться от
алкоголя; 2) регулярно посещать заседания КЛУС; 3) активно привлекать новых
членов; 4) своим поведением служить примером для окружающих и для новых членов
КЛУС.
Кроме того, у
меня имеется приглашение на восьмое заседание КЛУС.
В районном
центре нет клуба. Здесь активно действует районный антиалкогольный совет.
Для бывшего
алкоголика, живущего в районном центре и желающего попасть на встречу с такими
же, как он, существует две возможности.
Либо сесть в автобус и проехать 123 километра, либо взять билет на поезд и с
доплатой за скорость.
Второй вариант
имеет то преимущество, что не надо брать день за свой счет. Достаточно отпроситься
с работы со второй половины дня.
Я расточителен и
выбрал первый вариант. Поскольку не трачусь на алкоголь, могу тратиться на
борьбу с ним.
Подхожу к новому
зданию. Нужная комната находится на первом этаже, справа от входной двери.
Кто-то вышел из этой комнаты. Через приоткрытую дверь я увидел стол,
заставленный бутылками с лимонадом. Рядом с бутылками — стаканы с кусочками
лимона. Дальше — другие стаканы, из которых торчат выпеченные из теста соленые
палочки. Завершает натюрморт гонг и деревянная палочка.
Приходят
мужчины. Большинство из них знакомы между собой, здороваются за руку, тихо
разговаривают.
Приходят
женщины. Они удивительно красивы. Идет неторопливый приглушенный разговор.
Председатель
берет палочку, и в комнате раздается медный звук гонга.
Мужчины и
женщины выстраиваются в ряд. Те, кто сидел, встают из-за столиков. Кто-то нажал
на кнопку магнитофона. Мужчины и женщины, председатель клуба, врач, две
медсестры — словом, все присутствующие — стоят, вытянув руки вдоль туловища. Я
тоже. Правда, слегка побаиваюсь, чтобы не улыбнуться. Музыка звучит громко, и я
уже чувствую, что мне нетрудно будет выдержать этот обряд.
Все сели.
Первый пункт
программы: гимн «Аполлинарий».
Второй пункт:
отчет о работе антиалкогольной консультации. Докладывает врач — стройная
загорелая женщина. На темной шее белеют бусы. Говорит по-деловому, лишь иногда
заглядывая в лежащие на столе записки.
Из ее
выступления я запомнил, что из четырех пациентов, которые должны были
подвергнуться принудительному лечению, один отказался, двое поступили на
лечение в Переднюю Гору, а один — в Червеный Двор. Два других пациента
вернулись с лечения. Председатель клуба и кто-нибудь из присутствующих в
августе должны пойти к ним с проверкой.
Врач спрашивает,
нарушил ли кто воздержание.
Председатель
вскочил как ужаленный. Ему-де ясно. Это алкоголик. И не стыдится того, что
воздерживается. Следующим двоим тоже все ясно.
Я взял слово и
признался, что и мне ясно. И что я не особенно стыжусь, что я бывший алкоголик.
Дискуссия
возбудила всех. Наверное, и тех, кто еще не говорил. Я люблю будоражить.
Особенно алкоголиков. То есть и себя. В самом ли деле не стыжусь, что когда-то
я пил как бездонная бочка? Воспоминания не из приятных. Хвастаться тут нечем.
Но хочется поддразнить себя и других. Это заставляет задуматься. И высказывать
свои мысли.
Нетрудно
повторить то, что пациент назубок выучивает на десятках занятий по
психотерапии. Но такая декламация сводится к лозунгам. Вот почему некоторые
вещи надо продумывать снова. И снова формулировать.
Поэтому я решил
наступать дальше.
— Таким образом
мы придем к тому, что через пятнадцать лет воздержания я такой же алкоголик,
как тот, кто сегодня валяется на площади или безобразно ругается в пивной.
— Этого никто не
говорит, — открыл мне истину председатель.
— Но для этого и
нет оснований.
Председателя
избрали хорошего. Он снова берет слово.
— Алкоголизм
такая же болезнь, как, скажем, диабет. Его никто не стыдится.
— Конечно. Но
из-за диабета еще никого не сажали. А из-за алкоголя многих.
Мой сосед в
светлой рубашке — врач. Он протягивает руку, берет соленую палочку. Смотрю на
него, но говорю для всех.
— Больной
диабетом не испытывает чувства вины в отличие от алкоголика. В своей болезни он
чаще всего не виноват. Не то что алкоголик. Не отказываюсь от ответственности
за все, что было. Но невозможно жить с постоянным чувством вины.
Мне вспомнился
случай. Чтобы устроиться на работу на завод, надо пройти медицинское
обследование. Поступая на новое место работы, я зашел к заводскому врачу. В
моей медицинской карте она нашла справку о том, что я прошел лечение в
антиалкогольной больнице. «Вы — алкоголик?», — спросила она. «Да, — ответил я
спокойно, — но воздерживаюсь». «Это говорит каждый», — отрезала она. «Тоже мне
коза!» — сказала бы ей Жизка. Врач пригрозила, что сообщит об этом моему
начальнику. Я вежливо поблагодарил ее, ведьму этакую. Выйдя на улицу, старался
глубоко дышать, досчитал до ста.
— Я знаю
доцента, который алкоголику, воздерживающемуся длительное время, говорит «пан
алкоголик», — все еще упорствует председатель.
Но я тоже стою
на своем.
Выпил лимонаду.
Мне нравится,
как эти люди держатся друг за друга. Они знают, в чем камень преткновения.
Знают, что самое слабое место в цепи «лечение — воздержание», это первый же
рецидив, который сразу может погубить все.
Так я алкоголик?
Да. Но вопреки тому что я так думаю, что я это знаю, я все же затрудняюсь, как
правильно называть себя. Чтобы было ясно, что я пил, лечился, перестал пить,
воздерживаюсь. В медицинской терминологии слово «алкоголик» имеет точное
значение, но в сознании людей оно ассоциируется с активным пьянством.
Алкоголик или
другой наркоман не бывает нынешним или бывшим. Просто он им является или нет.
Но алкоголик не любит, чтобы его так называли. И если вы будете говорить, что
он не алкоголик, он и сам признает себя алкоголиком. Он имеет на это право, а
вы нет. Жизнь так напряженна, сложна, и у него есть более важные заботы, чем
объяснять вам свое прошлое. Одно дело выкрикнуть что-то сгоряча, а другое —
попытаться понять кого-то. Если вы не умеете второе, то не позволяйте себе и
первое. Алкоголик оценит это.
Настала очередь
тридцатилетнего.
Он по профессии
лесник. Несколько дней тому назад выписался из Червеного Двора. Незадолго до
поступления на лечение развелся. Сейчас снова встретился с бывшей женой. Она
готова вернуться к нему. Но с одним условием, чтобы он нашел себе место работы
и жилье недалеко от больницы. Леса есть повсюду. Работники нужны не только в
Сланских Горах, но и под Червеным Двором. Он согласился переехать, оформляет
документы Снова стал счастливым молодоженом.
Сидящий рядом с
ним молодой человек спрашивает, насколько он полон решимости не пить.
Лесник подумал
немного и сказал, что он уверен на 85 процентов.
Все посмотрели
на него, но он выглядел вполне серьезным. Желая дать исчерпывающий ответ, он
ляпнул:
— Года на три.
Все рассмеялись.
Я тоже
подбрасываю полено в костер общего веселья:
— По окончании
последнего лечения я сказал, что запью, только если начнется война. Благодаря
мирной инициативе народов я до сих пор остаюсь абстинентом.
Председатель
вмешался:
— Это невозможно
выразить в процентах. И ты прекрасно знаешь, — он обратился к леснику, — что
должен воздерживаться всю жизнь.
«Не дай бог,
чтобы такая жизнь была долгой!» — фыркнула бы Жизка, если бы услышала это.
Лесник кивнул.
Председатель потом долго говорит о том, что все сидящие здесь хотят
воздерживаться, но ни за кого из них нельзя поручиться. И прежде всего за себя.
Кто-то вспомнил
случай из жизни пражской лечебницы «Аполлинарий». Там комнаты носят имена
бывших пациентов, которые стали многолетними абстинентами. Один из ветеранов
возвратился туда двадцать лет спустя: нуждался в лечении.
И вот мы снова
вернулись к началу нашей дискуссии. Как тут быть?
Алкоголик,
бывший алкоголик, воздерживающийся алкоголик?
Я бы дал комнате
только имя покойного.
Не знаю, не
выдумка ли это насчет наименования комнат, но в этом что-то есть.
Меня спрашивают,
не бывает ли желания выпить.
— Не бывает.
Не возникает ни
малейшего желания выпить. Причем люблю посидеть в пивной. Особенно по хорошему
поводу и в хорошей компании. Вместе со всеми пою, ору, веселюсь. Только не пью.
Приятно иногда расслабиться.
И оплачиваю
счет. При этом у меня есть преимущество, которого нет у остальных. На следующий
день я все помню и мне нечего стыдиться. Хотя я избегаю алкоголя, изредка
заказываю себе в одном кафе порцию мороженого. Там добавляют в него немного
ликера. Ем шоколадные конфеты с ромом.
— Если бы наш
главный врач, — раздался голос, — знал об этом, он не считал бы вас
абстинентом.
— А если бы он
знал, что я себе позволяю иногда лизнуть немного ликеру или выпить капельку
пльзеньского пива, он бы, наверное, считал меня рецидивистом. Хотя я это делаю
очень редко.
Я добился
замешательства.
Продолжаю:
— Может быть в
ту минуту, когда у меня на языке четыре атома ликера, в моем желудке и крови
имеется не менее промилле алкоголя из хлеба. Хлеб я люблю, ем его регулярно и
помногу.
Я почувствовал,
что напряжение спало.
— Но от хлеба я
еще не растолстел так, как от пива.
Обратился в ту
сторону, откуда высказывалось сомнение в моем воздержании.
— Не будем
спрашивать главного врача, абстинент я или нет. Это ведь мы и сами должны
знать. Наконец, если кому-то хочется испортить и без того убогую статистику
абстинентов, то меня можно спокойно вычеркнуть из их рядов.
Я, конечно, утрирую.
И слишком часто цитирую Жизку. Делаю это намеренно, чтобы легче было переносить
трудные ситуации. Кому хочется выслушивать рассказы о чужих мучениях? У каждого
своих хватает. На людях надо улыбаться. Ваше выбритое улыбающееся лицо создает
впечатление, что нет человека счастливее вас. Иногда и сам этому веришь.
Кто-то спросил,
зачем я это делаю.
— Что?
Тишина.
— Что я делаю?
— Зачем вы
позволяете себе иногда лизнуть ликер?
Присутствующих
трогает малейшее упоминание о том, что связано с выпивкой. Трудно смириться с
полным, абсолютным воздержанием. Это понятно. Многолетняя привычка и связанная
с нею зависимость от алкоголя сделали свое дело. Всякое кокетство с выпивкой,
особенно в первые месяцы и годы воздержания, опасно. Но это не безопасно и
потом. Если же человек смирился с воздержанием, то его не заставит дрогнуть ни
один и ни сто стаканчиков спиртного, самого что ни есть соблазнительного.
— Не
заблуждайтесь. Ничего я не собирался лизать себе во вред. Это все равно что
лизнуть цианистый калий. Хочется какого-то разнообразия. Все эти соки,
лимонады, пепси-кока-колы, морсы, особенно теплые, уже застревают в горле.
Доброжелательный
двадцатилетний парень советует:
— В валютном
магазине бывает консервированный индийский тоник.
Очень
рекомендует мне его, в нем-де нет алкоголя.
Достал из
портфеля банку тоника и поставил на стол.
Стол заставлен
бутылками, стаканами, лимонами, солеными палочками.
Молодой человек
говорит, что он часами может сидеть за тоником. Его искреннее стремление
помогать другим лучше всего говорит о его решении никогда не пить...
Раздался гонг.
Все встают.
Выстраиваемся и
стоим по стойке смирно. Звучит запись песни на чешском языке. Это шестой пункт
программы: гимн, сочиненный в больнице в Червеном Дворе.
Встреча, как
всегда, длилась ровно полтора часа.
Что это были за
гимны? Один пациент написал слова, другой — музыку. В них поется о том, какая
плохая вещь палинка. Один гимн сочинили и напели на пленку в пражском
«Аполлинарии», другой — в Червеном Дворе. Больница в Передней Горе не имела своего
гимна. Может быть сегодня уже сложили гимн и там.
«Веришь в себя —
значит живешь»
(В. Гете)