Трезвая русь
test

Поиск

Форма входа
Не зарегистрированные пользователи не могут скачивать файлы!

Наши друзья

Новости

Наука об алкоголе

Главная » 2012 » Декабрь » 5 » НЕПРОСТОЙ ВОПРОС

Для чего бросать пить?

 

«Вопрос состоит в том: «Что выйдет из того, что я делаю нынче, что буду делать завтра,- что выйдет из всей моей жизни?»

(Л. Толстой)

 

«Удовлетворите все желания человека, но отнимите у него цель в жизни и посмотрите, каким несчастным и ничтожным существом явится он. Следовательно, не удовлетворение желаний - то, что обыкновенно называют счастьем, а цель в жизни является сердцевиной человеческого достоинства и человеческого счастья»        (К. Ушинский)

 

«Смысл человеческой жизни — быть источником света и тепла для других людей. Быть сознанием Вселенной и совестью человечества. Быть центром превращения стихийных сил в силы сознательные. Быть преобразователем жизни, выкорчевывать из нее всяческую скверну и непрерывно совершенствовать жизнь».

С. Рубинштейн

 

Глава первая

НЕПРОСТОЙ ВОПРОС

 Оглавление


В предыдущем разделе мы довели нашего воображаемого героя до того момента, когда перед ним встал вопрос: жить или не жить? Мы стремились показать, что такое алкоголь в системе отношений личности с собой, окружающими, миром, как он приводит человека на грань между жизнью и смертью, вклиниваясь в эту систему и становясь ее незаменимым компонентом, выполняя там определенные функции. Наш общий вывод состоял в том, что алкоголизация — сложный биопсихосоциальный процесс, в котором индивид играет далеко не определяющую роль, особенно на первых этапах и тем более, если он плохо знает, в чем эта роль заключается.

Тем не менее никуда не уйти от простого эмпирического факта: пьет все-таки он, конкретный человек, это в его системе происходят в конечном итоге все те изменения, которые, становясь массовыми и статистически значимыми, ведут к изменениям в социальных макропроцессах. Следовательно, он же может вызвать и обратные изменения, к лучшему, перестав пить. С точки зрения досужего, неискушенного разума все очень просто: рассказывать, как это плохо; убеждать, если не понимает; запретить, если будет стоять на своем. Опыт показывает всю примитивность этой формально правильной логики и всю сложность обратного процесса — отрезвления общества. Ключ к решению этой проблемы состоит в том, чтобы массы людей перестали пить, но не потому, что нечего выпить, а потому, что им это не нужно. Пока же «антиалкогольная пропаганда не говорит совсем или говорит невнятно, неубедительно, общими фразами о том, почему хорошо не пить...» (Братусь, Сидоров, 1984; курсив мой,— П. Ш.).

В самых различных социологических опросах неизменно вырисовывается значительная группа респондентов (от 30 до 40%), которые в той или иной форме на вопрос: «Почему Вы употребляете алкогольные напитки?»— отвечают: «А что еще-то делать?» Часто исследователи решение этой проблемы видят в совершенствовании сферы досуга и быта, увеличении количества библиотек, клубов, стадионов и т. п. Разумеется, все это необходимо, важно, но одного этого, на наш взгляд, недостаточно.

В научно-фантастической повести братьев Стругацких «Трудно быть богом» есть фрагмент, помогающий понять, о чем идет речь. Два экспериментатора, изучающие жизнь на планете, которая проходит этап средневековья, размышляют о том, что будет, если всех жителей планеты из условий грязи и дикости, варварства, предрассудков и жестокости вдруг поместить в условия намного более прогрессивной цивилизации. Оба приходят к выводу, что изучаемые ими лица в новых и светлых жилищах при всем комфорте и благополучии, которые может сообщить жизни научно-технический прогресс, будут по-прежнему играть в карты, бить жен и пить водку. Они не созрели для новых условий, они должны еще пройти долгий путь страданий и мук, чтобы подняться до необходимого уровня. Пока же они не будут испытывать удовольствия от тех занятий, которые подобают людям далекого будущего: от науки, искусства, общения — и поэтому предпочтут то, от чего привыкли получать удовольствие.

Похожая ситуация часто возникает в наркологической практике. К примеру, больной начинает пить потому, что ему скучно. Он перестает пить, лечится потому, что больше нельзя. Без водки опять скучно. Обычный совет в таких случаях: найдите себе какое-нибудь хобби, начните собирать марки, заведите аквариум и т. п. Скучно. Некоторые находят выход в накопительстве, что действительно, с одной стороны, эмоционально захватывает до поры до времени, позволяет поднять авторитет у окружающих, но, с другой — либо также надоедает, либо превращается в не менее пагубный социальный порок — жадность, скопидомство, разъедающее личность вместо алкоголя. Одна страсть заменяет другую. То, что это возможно, весьма важно подчеркнуть.

Следовательно, альтернатива алкоголю, предлагаемая человеку, должна его захватить всецело, он должен тянуться к ней искренне, внутренне, потому что он этого хочет, без этого не может и не представляет себе своей жизни. Иначе говоря, он должен обрести новую цель в жизни, новый смысл существования, т.е. стать другим человеком, который уже не сможет пить. Вся трудность при совершении такого поворота состоит в том, что человек может просто не знать, не догадываться о чем-либо таком, к чему можно стремиться с полной отдачей душевных сил. Для алкоголика или пьяницы эта проблема еще больше усугубляется, поскольку диапазон его возможностей еще уже. У него есть лишь одно «преимущество» перед остальными людьми, к которому мы еще вернемся,— удары и уроки жизни, облегчающие понимание истин, не тонущих даже в вине. По иронии судьбы алкоголик действительно может сказать: «Истина в вине», но это не та истина, которую он искал. Ценность этого открытия, сделанного случайно, «по ошибке», можно в субъективном мире личности приравнять к открытию Колумбом Нового Света вместо открытия нового пути в известную уже Индию. И, что парадоксально, поскольку согласуется с общей парадоксальной сущностью алкоголизма, бывший алкоголик зачастую оказывается более способен и готов к восприятию этой истины[1], чем его благополучные сограждане. Ее дополнительная сила для алкоголика обусловлена и удостоверена личным практическим житейским опытом. И в конечном итоге, руководствуясь ею, он тоже может прийти к состоянию, описываемому Достоевским в следующих словах: «Сильно развитая личность, вполне уверенная в своем праве быть личностью, уже не имеющая за себя никакого страха, ничего не может и сделать другого из своей жизни, то есть никакого более употребления, как отдать ее всю всем, чтоб и другие все были точно такими же самоправными и счастливыми личностями» (Достоевский, т. 4, с. 107, 1956).

Оставив до следующего раздела эмпирическое доказательство тезиса о том, что именно это состояние личности может и должно стать стратегической смыслообразующей, субъективной целью при реконструкции жизни, но вполне сознавая, что в столь абстрактной форме он звучит в наш практический век несколько идеалистично, как банальная проповедь альтруизма, попытаемся пока обосновать этот тезис теоретически. Для этого, в свою очередь, надо доказать, во-первых, зачем нужна человеку цель; во-вторых, что нужна именно эта цель; в-третьих, что она практична, полезна и способна давать радость не только в процессе достижения, но такую радость, которой уступают все остальные, а тем более иллюзорные «радости» опьянения, по силе, долговечности и доступности.

Не имея возможности детально излагать состояние проблемы целесообразности в развитии жизни, чему в последние годы посвящено огромное количество работ, остановимся лишь на тех главных и большинством специалистов принимаемых положениях, которые имеют непосредственное отношение к теме нашего исследования. Жизнь в целом есть не что иное, как результат борьбы противоположностей: организации и дезорганизации во-всеобъемлющем космическом процессе обмена веществом, энергией и информацией. Наиболее исследован этот процесс применительно к обмену энергией. Согласно первому закону термодинамики, развитие есть сохранение и превращение энергии, которая переходит из одной формы в другую. Жизнь на Земле — это огромный механизм по превращению солнечной, космической энергии в многообразные виды известных нам земных форм. Борьба за существование — это борьба за солнечную энергию. Все живое на Земле стремится аккумулировать ее в себе и тем самым сохраниться, что достигается с помощью различных способов структурирования и организации.

С другой стороны, согласно второму закону термодинамики, все виды энергии имеют тенденцию, стремятся как бы высвободиться из этих ловушек и перейти из более организованного состояния в неорганизованное, беспорядочное, хаотическое состояние — энтропию. Поэтому жизнь есть постоянное преодоление, отрицание хаоса и распада — негэнтропия. Соответственно степень развития живого измеряется степенью организации, ее способностью сохранять энергию и тратить ее по возможности более экономно. Однажды возникнув, островки жизни сливаются в тонкую оболочку биосферы. «Живое вещество,— доказывает В. И. Вернадский,— охватывает своим влиянием всю химию земной коры и направляет в ней, почти для всех элементов, их геохимическую историю... Таким образом, все бытие земной коры, по крайней мере 99% по весу массы ее вещества, в своих существенных с геохимической точки зрения чертах, обусловлено жизнью» (Вернадский, 1926). Дальнейшее развитие жизни — антропосоциогенез — превращает деятельность человека в важнейший геологический фактор и приводит к возникновению ноосферы, особого состояния биосферы, отличающегося наличием разума. Появляется «новая форма биохимической энергии, которую можно назвать энергией человеческой культуры» (Вернадский, 1977), создающей новый слой энергетической оболочки, которая развивает негэнтропийное начало, возникшее в жизни Земли как планетарного субъекта. На наших глазах и с нашим участием (на той или другой стороне) ему противостоит энтропия, угроза полного уничтожения жизни на Земле. То, что определяло смысл, ценность и значение, являлось основной целью для первых комочков протоплазмы, простое физическое выживание определяет то же самое, но для всей Земли. Каждый из живущих ныне людей — обязательный участник этого целостного космического противостояния сил жизни и смерти и поэтому обязан соотносить свои цели с целями жизни как космического феномена. По этой же причине нельзя не согласиться с Э. В. Ильенковым, который считает, что лучше говорить не о целесообразности, а о «целосообразности» жизни, как бы синтезируя понятия «целостность» и «целесообразность» (Цит. по: Югай, 1985).

Итак, даже у Земли существует, метафорически выражаясь, цель сохраниться, сохранить накопленную космическую энергию. Как показывает история человечества, и оно подчиняется аналогичным законам. С одной стороны, его раздирают энтропийные процессы — конфликты и противоречия на всех уровнях социальной системы — от межличностных отношений до классовых, международных и т. п. С другой — одновременно внутри разворачиваются с не меньшей силой негэнтропийные, интеграционные процессы: формируется, укрупняясь, экономическая, политическая и культурная взаимозависимость отдельных, разрозненных пока частей единого в будущем человечества. Это уплотнение связей, «свертывание» человечества и природы в единое целое предвидели многие великие умы, в том числе К. Маркс[2], цитированный выше В. И. Вернадский, материалист до мозга костей, и П. Тейяр де Шарден (1965), палеоантрополог с мировым именем, член ордена иезуитов, запретившего публикацию его основного труда «Феномен человека» за то, что в нем не делается «ясного различия между естественным и сверхъестественным порядком». Диалектика жизни и смерти и поставила, как никогда, остро старые вопросы о морали и этике перед всеми людьми, и, как это предвидел Тейяр де Шарден, «экономический фактор (что бы там ни говорилось) завтра может потерять значение по сравнению с идеологическим и эмоциональным фактором в организации Земли» (сказано в 1940 г.).

Богатейшее интеллектуальное наследие по этой теме содержится в работах основоположников марксизма. Положения, сформулированные ими почти полтора века тому назад, не только не утратили своего значения, но, напротив, звучат сегодня, как никогда, актуально, демонстрируя уже в который раз преимущества марксистского учения. Одно из центральных мест среди этих положений занимает группа идей, объединенных одним понятием — Verkehr, многозначный смысл которого определяется в русском и немецком языках несколькими внутренне связанными, но лексически самостоятельными единицами: обмен, обращение, встречное (взаимное) движение, сношение, общение. В силу именно этого сочетания приведенных значений данный термин оказывается исключительно удачным для анализа общества, которое в работах К. Маркса и Ф. Энгельса предстает как живой организм, развивающийся благодаря постоянному внутреннему и внешнему «общественному обмену веществ», постоянной их циркуляции, обращению и превращению. Такими веществами являются все мыслимые продукты связей людей друг с другом и с природой как кристаллизованные, объективированные в той или иной форме общественные отношения. Поэтому существо понятия Verkehr состоит в том, что это — определение движения общественной связи или движущегося общественного отношения. В этом движении, в процессе общественного обмена, ускоряемого и усложняемого всеобщими интеграционными и дифференцирующими процессами, усиливается зависимость людей друг от друга. Тем самым подтверждается еще один фундаментальный вывод современных наук о жизни — чем выше уровень ее организации, тем более связаны ее элементы друг с другом в единую систему и тем скорее совершаются в ней процессы обмена веществом, энергией и информацией. Ключевой элемент в этой системе — человек.

В марксизме, который его критики упрекают в абсолютизации роли экономических регуляторов социального процесса, социальное и этическое неразделимы. Социальное в марксистском понимании — это в первую очередь совместно созданное, создаваемое или должно быть созданное для других людей. Это качество системы социальных отношений есть результат гигантского развития геобиосоциоценоза, объективного естественноисторического процесса, в котором люди становятся все более зависимыми друг от друга, а в перспективе развитие каждого становится условием развития всех (Маркс). Иными словами, принцип быть полезным для других, «хорошим» из когда-то абстрактной моральной догмы на наших глазах превращается в объективный, независимо от чьей-то индивидуальной воли действующий императив, закон[3].

Нравственное, таким образом, есть объективная форма существования социального как всеобщей зависимости людей друг от друга и природы от общества. Отсюда регулятивность нравственного как проявления психического на высшем уровне, ибо психическое (а следовательно, и нравственное) есть не только способ и форма отражения, но и форма и способ существования социального, быстро развивающийся способ социальной саморегуляции и социального самоуправления. Приведем в качестве иллюстрации два примера.

Когда-то, не совсем давно, можно было вести двадцатилетние и тридцатилетние войны, о которых многие люди на Земле ничего даже не слышали, не говоря уже о каком-либо участии в них. Кто мог тогда предположить, что настанет день и военный конфликт в одном уголке ставшего таким маленьким земного шара будет волновать все человечество, затрагивая судьбу буквально каждого человека, причем помимо его воли и желания? Абстрактная проповедь «не убий» заставляет ныне прислушиваться к себе не только (и даже не столько) потому, что человечество стало более послушным, а потому, что, образно говоря, выстрел в другого стал означать выстрел в себя — самоубийство. Сегодня хорошо известно, что в современной глобальной войне победителей не будет.

Когда-то, не так давно, природа представлялась людям чем-то вроде безответного, беззащитного, беспредельно богатого, хотя порой и упрямого, своевольного чудака, с которым можно поступать как душе заблагорассудится — безнаказанно и своевольно. Кто мог тогда представить себе, что пресная вода станет дорогим товаром и не каждая страна сможет иметь его в достаточном количестве, что старые источники энергии начнут иссякать, а новые принесут новые опасности, что в целом экологические проблемы выйдут за пределы любой, даже самой большой страны и станут глобальными, общечеловеческими и вплотную сомкнутся с проблемами войны и мира. Таким образом, и вопрос об отношении к природе стал вопросом нравственности.

Говорить об этом в книге об алкоголизме необходимо вот почему. При современной плотности социальных связей, в условиях все возрастающей взаимной зависимости людей возрастает и их ответственность друг перед другом, а тем самым и перед всем процессом развития жизни на Земле. Алкоголь благодаря его свойствам выполняет в жизни как целостном космическом феномене отнюдь не функцию смазки в механизме всеобщего взаимодействия, а, напротив, функцию торможения, разложения, дезорганизации, негэнтропийную функцию. Алкоголизм — это одна из форм проявления негэнтропии. Следовательно, пить — значит прямо или косвенно помогать тому, что препятствует развитию и совершенствованию жизни.

К такому выводу приводит нас ход рассуждения от общего к частному.

Но предположим, что это рассуждение выглядит слишком абстрактно и в конце концов можно возразить: «При чем здесь ответственность за жизнь как космический феномен?» Ведь можно и не думать обо всех этих абстракциях, слишком философских и требующих к тому же большого напряжения мысли, можно жить своей личной, «простой» жизнью и только сегодняшним днем. В ответ на этот аргумент, по-своему вполне законный, попытаемся теперь рассуждать, идя от частного к общему, о простых человеческих радостях и посмотрим, к чему нас приведет такая логика.



[1] Она весьма четко сформулирована в цитированных выше словах выдающегося советского психолога С. Л. Рубинштейна.

[2] «Человек живет природой. Это значит, что природа есть его тело» (Маркс К., Энгельс Ф., т. 42, с. 92).

[3] Показателен в этом плане этимологический анализ слова «социальное». Смысл коллективности, взаимной зависимости заложен уже в латинском слове sociare, имеющем значение не только «соединять» или «объединять», но и «сообща действовать, предпринимать». Производное от него socius (общий, совместный) имеет и другое значение - «товарищ, компаньон». В русском языке слово «товарищ» также имело экономический смысл — «участвующий совместно в товарном деле». В немецком языке Gesellschaft (общество) происходит от gesellen (присоединяться к кому-либо), Geselle (товарищ по работе, подмастерье). Английское слово society — это термин, означающий и общество в широком смысле, и акционерную компанию. Вместе с тем производное от socio — sociabilis означает «общительный, уживчивый, миролюбивый». Аналогичную тенденцию к объединению смысла связи между людьми с ее этическим аспектом можно выявить и при анализе латинского «comunicare» (сообщать, иметь что-либо общее); производное от него «соmmunitas» означает «общительность, обходительность, ласковость». Таким образом, объективный процесс возрастания нравственности есть по существу развертывание значения социального как миролюбивого, уживчивого.

21:39
НЕПРОСТОЙ ВОПРОС
Просмотров: 6958 | Добавил: Александр | Рейтинг: 3.0/2
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]