Наука об алкоголе

В поисках главной причины

— Правда, что пьяницы самовозгораются?

— Глупости.

— А жаль...

Оглавление

Казалось бы, основная причина пьянства найдена давно — она в социальных условиях жизни. Об этом говорили классики марксизма-ленинизма, ученые и писатели.

Вот что писал Ч. Диккенс в «Очерках Боза»: «И пока мы не представим беднякам сносные жилища и не сможем убедить несчастного человека, который живет вечно впроголодь, не покупать временное забвение своих невзгод на жалкие гроши, которые хватало бы хоть на хлеб для его семьи,— до самых тех пор питейные дома будут множиться...»

В прошлом веке слова немецкого химика Ю. Либиха: «...не бедность есть следствие пьянства, а пьянство — следствие бедности» — обошли весь мир.

Н. Добролюбов написал статью «О трезвости в России», где прямо называет главную причину пьянства — бедность и несчастье народа, а не его безнравственность. И когда читаешь исторические очерки или воспоминания о дореволюционной России, читаешь повести и рассказы о бунинской и чеховской деревне, о рабочих М. Горького, о мещанстве и дикости, то пьянство кажется естественным. Как было не запить от той жизни? Но я ищу причины пьянства в нашей, сегодняшней, жизни.

Хочу оговорить один принципиальный вопрос — на историю нашего социалистического государства я смотрю отнюдь не сквозь розовые очки. Бывали и у нас тяжелые периоды, которые толкали людей к бутылке. Я знаю их два — культ личности и война. Но сейчас речь о пьянстве современном, о тех поколениях, которые о культе и войне знают лишь из рассказов стариков, из фильмов да книг.

Итак, социальными причинами пьянства всегда были голод, нищенское жалованье, болезни, отсутствие сносных жилищ, безработица, изнурительный труд... Теперь примерю все эти язвы на нашу жизнь.

Голод. Тут и говорить не о чем — у нас хлеб в сущности бесплатный, а литр молока почти в одной цене с бутылкой минеральной воды. Нет у нас голодных.

Нищенское жалованье. Да, есть небольшие зарплаты, но у очень многих заработки приличные. Я считаю, что любой здоровый человек, если он не лодырь, может хорошо заработать. Впрочем, это разговор другой. Но дело в том, что пьют-то и те, кто много зарабатывает. Кто не слыхал о легендарных заработках и пьянках моряков, строителей крупных строек, геологов, работников Севера и Дальнего Востока?.. Я знавал шахтера — молодого и здорового парня, зарабатывавшего рублей 600—700 в месяц. Покупать водку бутылками он считал унизительным — только ящиками.

Я еще раз упомяну слова Либиха: «...не бедность есть следствие пьянства, а пьянство — следствие бедности», чтобы с ними поспорить. Вернее, уточнить, что к нам они не относятся. Сколько я знаю семей, впавших в бедность как раз из-за пьянки... Муж пропивает зарплату и тащит из дома вещи, да если и жена попивает, да еще детей нарожают, не думая о них заботиться,— вот и бедность.

Как-то мне показали мужчину лет тридцати, потрепанного и потасканного,— он ходил по садоводству и предлагал людям хорошие дубовые доски от старинного шкафа. Мне рассказали о нем...

Отец умер и оставил сыну 20 тысяч рублей — очень любил его и жалел. Сынок тут же загулял. И пропил все 20 тысяч, до копейки. Потом пропил мебель, люстру, костюмы отца... И вот теперь старинный рассыпавшийся шкаф продавал по доске. Впал в бедность?

Думаю, у нас никому и в голову не придет пьянство объяснять бедностью или малой зарплатой.

Болезни. Поликлиники, больницы — бесплатно. Дома отдыха, санатории, профилактории — за умеренную плату. О трогательном же отношении к пьяницам в больницах я уже говорил.

Отсутствие сносного жилья. Сносное жилье есть у каждого, у многих отдельные квартиры или дома, и вопрос поставлен об отдельной квартире для каждой семьи. Да вот незадача: в отдельных квартирах пьют, пожалуй, не меньше, чем в коммунальных. Я мог бы порассказать, что творится за закрытыми дверьми некоторых отдельных квартир — и пьют, и винцом торгуют, и самогон гонят. Одним курьезным эпизодом поделюсь.

У женщины в комнате потек потолок. Она поднялась к верхним соседям, но дверь ей не открыли. Пришлось идти в милицию, которой, кстати, дверь тоже долго не открывали. Что же оказалось?

Семья из четырех человек — муж, жена, взрослая дочь и старушка — приехали из сельской местности и получили трехкомнатную малогабаритную квартиру. Дочь вскоре вышла замуж и съехала. Оставшиеся. Кстати, муж получал 300 рублей, жена—180, старушка — пенсию. Оставшиеся... Кстати, попивали ежедневно. Так вот, оставшиеся в квартире рассудили — зачем трем человекам занимать три комнаты, когда всем можно жить и в одной. Сошлись в одну, в большую, а в среднюю пустили жильца, который тоже попивал и расплачивался за жилье бутылками. Ну а третья комнатка? Никто и никогда не догадается, что было в ней...

Лук. На паркет насыпали земли и посадили лук, чтобы рос зелененький на закуску. И поливали.

Горячий читатель меня перебьет: разве у нас нет недостатков и безобразий? Газеты пестрят сообщениями о плохой работе торговли и предприятий бытовых услуг, о нарушении законности, о попрании Достоинств личности, об обидах и оскорблениях...

Я не отрицаю недостатков в нашем обществе — я лишь говорю, что не в них причина пьянства. Не от плохой же работы химчистки или транспорта тянется человек к рюмке? Да, бывает, что кого-то сильно и несправедливо обидели, и он взялся за бутылку... Но таких людей немного, и не они создают алкогольную проблему.

Желание спокойной, безоблачной и тихой жизни — мещанское желание. Такой жизни никогда не было и никогда не будет, сколь совершенным ни стало бы общество. Человеческое бытие складывается из огорчений и радостей — социальных, нравственных, интеллектуальных, бытовых, семейных, физиологических. Я не знаю человека, которому что-нибудь да не мешало. Одному опостылела работа, второму — жена, третьему — теща, четвертому — дети, пятому — собственное нездоровье. Такова диалектика жизни. И эта диалектика такова, что любая из причин может стать поводом для пьянства, то есть человек может и должен бы сделаться пьяницей. Но ведь большинство не делается. Значит, причина нашего пьянства не в социальных ущемлениях и не в других разных невзгодах, а в чем-то ином?

Сейчас заговорили еще об одной причине пьянства — о нарушении социальной справедливости, допущенной в недавние годы.

Откровенно говоря, я не очень понимаю выражение «нарушение социальной справедливости». Если человек наживается спекуляцией и кражами, то это называется преступлением. Если получает блага по блату или не за работу, то это зовется махинациями. Если существует разнобой в оплате труда, то налицо управленческая недоработка... Ну а если имеются в виду разные доходы граждан и разные жилищные условия, то позвольте категорически не согласиться, и не только потому, что эта причина отдает грубым социологизмом: Иванов получает меньше Петрова, поэтому и пьет.

Я все чаще сталкиваюсь с мнением, когда под социальной справедливостью подразумевают уравниловку. Не вдаваясь в вопрос — он для другого разговора,— хочу лишь заметить, что эта самая уравниловка сильнейшим образом тормозит наше движение и всю перестройку. Если и признать нарушение социальной справедливости за причину пьянства, то понимать ее надо как уравниловку, когда работают все по-разному, а живут одинаково.

Я пока еще ничего не сказал о труде, о главном кирпичике нашей жизни. Может быть, пьянство оттуда?

Когда винят работу, то обычно указуют на три момента, провоцирующих пьянство: тяжесть труда, нетворческая работа, безделье. Посмотрим.

Можно ли запить от тяжкого физического труда? Его опустошающую силу я знаю. В колхозе работал от зари до зари, в шахте на откатке попробовал, истопником дрова потаскал до дрожи в ногах, в таежные маршруты походил, шурфы порыл... Знаю.

Но если запивают от тяжелого физического труда, тогда должна быть прямая зависимость: у кого тяжелее работа, тот больше и пьет. Социологи эту зависимость находят — больше всего пьяниц среди работников немеханизированного труда. В этом я усомнюсь, поскольку из их выкладок можно сделать совершенно иной вывод — больше всего пьяниц среди людей малообразованных; известно, что неквалифицированным трудом, как правило, занимаются люди с низким образованием и зачастую с низкой культурой.

Во всех случаях этот труд не может стать причиной пьянства хотя бы потому, что объемы тяжелого немеханизированного труда сокращаются день ото дня. Много ли теперь людей им занимается? Нет, не от чрезмерного труда страдают алкоголики.

Женщина возмущалась в магазине новыми порядками, когда бутылки свободно не купить.

— Неужели вы пьете?— полюбопытствовал я.

— Мужу.

— Обычно жены прячут бутылку, а вы ищете...

Тогда она поделилась со мной:

— Муж у меня шофер, работа тяжелая, весь день на морозе... Бывало, придет с работы, поест, выпьет стаканчик — и сразу спит. А теперь ходит, мается, ему не уснуть...

Эта женщина тоже полагает, что ее муж пьет из-за тяжелой работы. Но он втянулся давно, он уже алкоголик.

А я вот считаю, что у мужчины труд и должен быть тяжелым, разумеется не изнуряющим и надрывным, а таким, чтобы мужик выкладывался полностью. Расскажу об одном человеке.

Бывший офицер, он рано вышел на пенсию, но дела себе в гражданской жизни не нашел. Пятьдесят лет, высок, крепок, коротко острижен. Вставал рано, делал зарядку, обливался холодной водой и плотно завтракал — любил кашу с мясом и крепкий чай. Затем выводил из гаража мотоцикл с коляской — мощнейшую вездеходную машину. В коляске лежала канистра с бензином, ружье, ярчайший фонарь, спальный мешок, продукты... И, стоило засветить солнышку, он укатывал. Куда?

За город или в соседнюю область на охоту, на рыбалку, в какие-то места, которых никто не знал, в шалаши, к кострам, к тайным токовищам и плесам, на какое-то Черное озеро, якобы еще неизвестное людям... В Сибирь за кедровыми орехами, где нанимался в бригады шишкобоев, и возвращался уже по снегу с мешками орехов... Куда-то к Полярному кругу за морошкой и оленьими пантами, оттуда попадал на Дальний Восток, где искал женьшень, и возвращался поездом с разобранным мотоциклом... Или укатывал в Среднюю Азию проведать однополчанина, с которым в таком-то году был там-то, а в таком-то там-то...

Я долго его не понимал — человек и дома не живет. Как путешественник, как на фронте, как во время стихийного бедствия... И рыбу-то с морошкой всю раздает. Потом я догадался — он утолял жажду действия и борьбы, жажду мужского характера.

Мы забыли, что такое мужчина...

Это мускулатура, физическая сила, энергия, воля, ум, действие. Все это должно расходоваться, идти в дело — и физическая сила, и психическая энергия. Я вот говорил о тяжелой работе. Да она нужна ему, как еда, как сон. Мужчине нужны бой, схватка, борьба. С чем? С плохим в жизни, с преступностью, дурью, хамством, засухой, с землетрясениями и наводнениями. Мужику надо плясать на вулкане!

Современный мужчина посажен в кабинеты или поставлен к приборам. На работе он лишь утомился, борьбы избежал. После работы — культурный отдых. А ему разрядка нужна. Есть, конечно, спорт, да ведь занимаются им далеко не все.

Теперь глянем на выпивку с этих позиций...

Сели мужики, опрокинули. Говорят громко и все начистоту. Режут матку правду. Переживают, волнуются, клянутся в дружбе — готовы друг за друга в огонь и в воду. Потом споют, обнявшись. Потом идут домой, поддерживая друг друга. От дружинников хоронятся, милиционеров избегают, против жен козни строят...

А утром встают с чувством чего-то пережитого — вроде бы и борьба была, и опасность, и трудность, и дружба. В бою не в бою, а где-то побывали. Хоть так.

Ни в коем случае не считаю сказанное причиной пьянства, ибо разрядиться есть десятки других способов.

Далее. Можно ли запить от нетворческой, рутинной и неинтересной работы?

Американские социологи полагают, что можно. Они опросили 625 пьющих служащих, учителей и врачей, которые причиной своего пьянства назвали неудовлетворенность работой. Есть ли у нас подобные люди? Разумеется. Да и кто не испытывал хоть раз в жизни отвращение к своей работе? Психологи вон утверждают, что человеку каждые семь лет желательно менять род деятельности.

Но не будем забывать, что американскому врачу или учителю сменить работу при миллионной безработице не так-то просто. У нас, если быть понастойчивее, найти дело по душе всегда можно, что, кстати, многие и делают.

Я недоверчиво отношусь к тоскующим по творчеству, тем более не поверю, что из-за этого можно запить. Почти в каждой работе (может быть, кроме работы на конвейере) в той или иной степени присутствует творческое начало. Но ведь можно применить свои творческие возможности, скажем, в общественной деятельности, воспитании детей, строительстве семьи, познании, искусстве, в занятиях любимым делом...

Среди запивших якобы из-за неудовлетворенности работой больше всего людей творческих профессий: ученых, писателей, артистов. Среди них бывают очень одаренные люди. Довольно часто случается так, что они не находят себя в коллективе, коллектив их не понимает. Они начинают пить. Этих людей мне безмерно жалко.

Но их единицы, и речь о другом.

Не секрет, что доступ к творческим профессиям у нас довольно широк. Растет количество научно-исследовательских институтов, высших учебных заведений, множится армия ученых (защищается 70 кандидатских диссертаций в день), разбухают творческие союзы, тысячи и тысячи молодых людей становятся руководителями. Занять-то место или должность просто, ибо серьезного отбора у нас нет, а дальше... А дальше не каждый справляется, не каждому под силу. И тогда винят работу и берутся за рюмку. А работа ли виновата?

Когда я устроился в научно-исследовательский геологический институт, то довелось мне работать с одним, в то время молодым, специалистом. Крупный, лысоватый, малоразговорчивый, с упорным и сосредоточенным взглядом. За диссертацию он сел сразу же, как только кончил университет. Мне это казалось парадоксальным, ибо геологом, по моим понятиям, он был довольно-таки глуповатым. Но мне разъяснили, что ум умом, а геология геологией.

Писал диссертацию он точно выступал на эстраде. Сидел в отделе ежедневно до десяти вечера. Приходил и в выходные. По институту вышагивал тяжело, задумчиво, как-то отрешенно. У него еженедельно появлялись новые идеи, с которыми он носился по крупным ученым...

Я проработал в институте семь лет — он все писал. Кончил он диссертацию еще лет через семь и... едва защитился. Ни у кого не поднялась рука «зарубить» пятнадцатилетний труд. Вред был не только в самой работе, а, главным образом, в веренице последующих соискателей, которые логично утверждали, что их диссертации не хуже.

Итак, под смех да шутки мой герой стал кандидатом паук. Все думали, что теперь он сядет за докторскую — что-нибудь лет на тридцать... Ошиблись — он стал попивать. Умеренно, почти незаметно, но каждый день. Выпив, ругал науку, институт, всех ученых и своих коллег за то, что они его не поняли. Говорят, видели его возле бани в компании суетливых краснорожих субъектов; говорят, жена от него ушла; говорят, тему ему не дали...

Неужели и этот случай социологи отнесли бы в графу: «Неудовлетворенность своей работой»? Неужели он запил оттого, что работа была нетворческой?

Причина здесь не социальная и не работа виновата — тут причина психологическая. Из этого геолога вышел бы отменный шахтер, тракторист, токарь, избери он иной путь в жизни.

Теперь о безделье как причине пьянства. Там, где дорожат своим рабочим местом, там не пьют.

На работу в Нижневартовск летают из Белоруссии. Вахтовый метод — бригада едет на полмесяца, а потом обратно домой. Перед каждым полетом врач всех проверяет. Ни одного выпивохи, ибо дорожат работой,— много желающих, хорошие деньги, удобный режим.

Я спросил инженера:

— А на месте не пьют?

— За такие деньги везти туда пьющего?— усмехнулся он.

Между трудовым ритмом и выпивками, конечно, связь есть. Об этом я уже писал. Однако незагруженность на работе, сбои в трудовом процессе, неорганизованность могут провоцировать выпивки, но никак не быть причиной пьянства. Не от праздности же все наши пьяницы. В конце концов тунеядцы пьют не потому, что не работают. Они не работают потому, что пьют. Пьяницы пьют не потому, что худо работают, а они худо работают потому, что пьют.

Но вот что парадоксально и на первый взгляд непонятно — частенько отменные работники отменно и пьют. Кто не встречался с трагическим сочетанием: мастер «золотые руки», высочайшая квалификация, виртуоз на своем рабочем месте, прекрасные заработки, а пьет.

Про одного человека расскажу...

С Александром Ивановичем познакомился я в Северном Казахстане — пять лет вместе проработали в геологических партиях. В молодости — мне тогда не было и тридцати — в людях разбираешься плохо. На кого я тогда смотрел? На кандидатов и докторов наук, на геологов и геофизиков... Александр Иванович был водителем грузовика. Мне, искавшему романтики, он казался всего лишь хорошим человеком. Теперь, оглядываясь, понимаю, что Александр Иванович был не только хорошим, но и самым интересным человеком, интересней докторов наук и лауреатов, которые приезжали к нам в партию.

Память выхватывает...

...Мы получили какую-то новую палатку: сложную, крепкую, на двадцать человек. Не палатка, а шатер. Бригада студентов возится с ней полдня, никак правильно не поставить. Приехал Александр Иванович — и палатка уже стоит.

Александр Иванович, где научился?

В Забайкалье.

...Нам привезли мешок бобов. Повариха, новгородская молодая женщина, не знала, что с ними делать. Сварила из них суп, но эти бобы как были деревянными, так и остались — мы их жевали долго и упорно, как лошадь овес. За бобы взялся Александр Иванович — и уже вечером мы ели нежное блюдо, пахнувшее мясом, хотя там его и не было.

Александр Иванович, где научился?

— У корейцев.

...Вечер, отужинали, откамералили... Сидим у костра. Геологи и студенты соревнуются в байках, остротах, рассказах. Главным образом, что где читали, видели в кино и по телевизору. Начальник партии рассказывает о пражских пивных, о которых он прочел в «Огоньке». И вдруг Александр Иванович его поправляет, уточняя, где находится знаменитый подвал.

— Откуда ты знаешь?— раздраженно спрашивает начальник.

— Был,— кратко сообщает шофер.

Пауза (в те годы туризм еще не был развит так, как сегодня). Вряд ли водитель грузовика, с его пятью классами, с его образом жизни кочевника по экспедициям, ездил за границу. Начальник партии не выдерживает:

— Как попал?

— Прагу мы брали.

Добавлю, что он и Берлин брал, и пол-Европы прошел...

Но я увлекся — об этом человеке нужно говорить особо. Что он умел делать? Всё. Там, где появлялся Александр Иванович, прежде всего появлялась мастерская — в палатках, меж камней, в степи. У нас было пять автомашин разных марок. Начальник забот с ними не знал, ибо Александр Иванович перебирал их по винтикам. Бегали они по степи, как сайгаки. Он ремонтировал переносную электростанцию, приемники, геофизические приборы, часы, раскладушки, электробритвы... И всех нас стриг.

Но был у него один недостаток — пил. Мы не давали ему денег и не посылали его в населенные пункты, где продавалось спиртное. Иначе он напьется и уснет в кабине своего верного грузовика, а проснувшись, опохмелится, опохмелившись, опять уснет, проснувшись, вновь опохмелится...

Берегли мы его от населенных пунктов. Да ведь полевые сезоны кончались. У всех были свои дела. Мы спешили на поезда и на самолеты...

Помню нашу последнюю встречу. Александр Иванович сворачивает купюры разных достоинств до тех пор, пока они сворачиваются, и рассовывает по укромным местам своей одежды — в какие-то кармашки, за подкладку, в норушки и заначки. Я знаю, для чего... Пьяным эти деньги он не отыщет; смотришь, и не все пропьет.

Не знаю, жив ли Александр Иванович. В последний сезон у него от водки сильно болел желудок...

Многие статьи и брошюры о пьянстве начинаются словами: «В нашей стране нет социальных корней алкоголизма».

Как же нет? Сотни лет пили, а корней не осталось? Корни есть, и сидят они глубоко — в традициях, наследственности, обычаях, в примиримости к пьянству. Корни есть, но у нас нет социальных причин для пьянства, ибо нет безработицы, нищеты и обездоленности. Это я и хотел доказать в этой главе.

Впрочем, если остались корни, то, может быть, пьянство принесло с собой из седых времен и свои причины, как, скажем, древние ледники приволокли скандинавские валуны? Пьянство — результат многих факторов, но есть же какая-то главная, определяющая причина?

Дружинники доставили трех тепленьких мужичков — выпили, но в меру. Стали их расспрашивать, почему пьют, да еще в парадном. Мужички дружно заявили, что пьют из-за работы. Попросили их объяснить толковее.

Первый: «Пью, потому что безработный. Никак дело по душе не найду».

Второй: «А я пью, потому что работа у меня тяжелая».

Третий: «А у меня работа очень легкая. Почему же не выпить?»

Без работы, тяжелая работа, легкая работа. А итог один. Что же их объединило?