Наука об алкоголе

Оглавление

Следующий семейный корыстно-алкогольный механизм функционирует в рамках особой преступной субкультуры, характеризующей преступников-профессионалов. Времяпрепровождение значительной части тех людей, для которых преступление стало нормой жизни и основным источником материальных средств, неотделимо от потребления спиртных напитков, наркотиков либо их суррогатов. В последние годы обращают на себя внимание компании преступников-профессионалов, которые на более или менее длительный период сближаются не только на почве преступных акций, но и совместно проводимого свободного времени. Иногда такие группировки представляют супружеские пары, семьи. В качестве примера можно привести Ф. и Л., фактически состоявших в супружеских отношениях, «гастролировавших» на протяжении полутора лет по разным городам страны — Харькову, Киеву, Ленинграду, кутивших и совершивших в корыстных целях несколько убийств.

Иногда эти компании включают несколько пар супругов либо сожителей. Такая большая «семья» в 1982 г. поселилась под Ленинградом в Старом Петергофе: К., П., В. со своими возлюбленными.

К. выступал в роли патриарха и организатора преступной деятельности одновременно. В соответствии с замыслом этого «крестного отца» разрабатывались и осуществлялись планы рэкета, т. е. шантажа и выколачивания денег у проживающих в Лениграде «подпольных миллионеров». В частности, преступниками был похищен из квартиры на Петроградской стороне некто Д.— преуспевающий фотограф. Ему сделали наркотический укол, заклеили рот пластырем, после чего, завернув в ковер, в кузове грузового фургона вывезли за город. Предполагалось в лесу, вдали от постороннего глаза, учинить ему «допрос с пристрастием» о том, где он прячет накопленные полмиллиона. Однако в процессе осуществления замысла (в квартире фотографа, а затем при поездке, в фургоне) преступники увлеклись выпивкой. На каждого в среднем пришлось по литру водки, извлеченной из холодильника «экспроприируемого экспроприатора». Когда же, наконец, вспомнили о пленнике, то оказалось, что в ковре он задохнулся и умер.

Без алкоголя и наркотиков как в тесном преступном кругу, так и с участием сожительниц у этой компании не проходило ни дня. Из дома они выходили редко, вещей не приобретали. В квартире, которую они занимали, совсем не было мебели, спали прямо на полу. Ничем не интересовались. Преступления и пьяное забвение — вот содержание их жизни.

Дурман, охватывающий сознание, стушевывает страх перед ответственностью. Поэтому нередко преступники стремятся к нему, чтобы хоть немного забыться. В опьянении они кажутся себе смелее и увереннее, строят новые замыслы, погружаются в иллюзорный мир, в котором будто бы отсутствует кара и раскаяние.

Среди профессиональных преступников практически отсутствуют непьющие люди. Если таковые и есть, то они собой представляют редчайшее исключение. Отсюда напрашивается любопытнейший вывод. Коль скоро среди трезвенников нет (или почти нет) преступников-профессионалов, то и искоренение пьянства, помимо прочих важных плюсов, одновременно означает и освобождение общества от «воров в законе» и тому подобных опасных субъектов.

Есть и еще один семейный корыстно-алкогольный механизм. Речь идет об утрате семьей, в которой пьют, иммунитета против внешних отрицательных воздействий. Известно, что по общему правилу семья обладает антикриминальным потенциалом. Ей свойственно удерживать своих членов от неверных шагов.

Итак, алкоголизация хотя бы одного члена семьи, хотя бы и совсем неплохого, склонного заботиться о близком человеке, ведет к ослаблению воспитательного потенциала семьи. Последняя утрачивает иммунитет против отрицательных влияний, против, подобно бациллам, проникших в сознание близких людей, общественно опасных мотивов поведения. Такая иммуновоспитательная деградация семьи может выразиться как в утрате авторитета и способности контролировать настроение и поведение родных и близких, так и в развивающихся на почве пьянства равнодушии, пассивности, бездеятельности.

От пьянства к агрессивности. Распространенность различных насильственных преступлений в настоящее время неодинакова. Так, убийства, тяжкие телесные повреждения, изнасилования составляют 6—7% от полной цифры преступности. Значительно чаще совершается хулиганство: 18—25%.[1]

Изучение насильственных преступлений позволяет выделить два момента, которые присутствуют в их подавляющем большинстве. Это агрессивность и алкоголизация преступника. Встречаются в жизни, конечно, и исключения. Автору известен был по уголовному делу убийца, который выносил и впоследствии пытался осуществить план нападения на кассу одного из ленинградских предприятий — убежденный трезвенник, всегда уравновешенный, корректный. За рамками своих преступных действий он пальцем никого не тронул, не обидел за всю свою короткую жизнь. Но это лишь исключение. Мы же здесь говорим о картине преобладающих насильственных преступлений, о портрете типичного насильственного преступника. Большинство хулиганов, драчунов, убийц — это люди, деградировавшие на почве пьянства, которые в ситуации конфликта склонны пускать в ход грубую силу. По данным судебной статистики 9 из 10 хулиганов, 7 из 10 убийств, 6 из 10 грабежей и разбоев совершаются пьяными преступниками.[2]

Совершенно очевидно, что в формировании личности насильственного преступника, в появлении у нее, в частности, указанных черт играют роль негативные обстоятельства семейной жизни. Существование семейных механизмов формирования опасной для окружающих агрессивности для специалистов в области криминологии не менее очевидно, чем существование аналогичных механизмов формирования корысти. Связь семейной патологии и насильственных преступлений даже заметней. Не случайно семейная криминология, как научное направление, начала с исследования семей убийц и хулиганов и только потом вышла на семейные проблемы мошенников, взяточников, спекулянтов.

Изучение семей лиц, осужденных на насильственные преступления, позволяет видеть, как пьянство, грубость и жестокость по отношению к близким, соседствуя и наслаиваясь, ведут к появлению у членов подобных семей стойких конфликтных наклонностей по отношению к людям вообще, будь то родственник или посторонний. Люди эти готовы по малейшему поводу, а то и вовсе без повода — в зависимости от стадии запущенности порока — толкнуть, ударить, а то и пустить в ход оружие.

Взращенные на почве семейного неблагополучия несдержанность и агрессивность могут «сработать» как дома, так и за его пределами. Обычно это случается в ситуации ссоры, обнаружившихся разногласий. Практика показывает, что чаще такие преступления обрушиваются на знакомых и близких. Отчего-то так выходит, что люди вообще со своими близкими менее сдержанны и более грубы, чем с посторонними. Наверное оттого, что среди «своих» менее приняты условности такта и вежливости. А также оттого, что возможность и интенсивность отпора со стороны «своего» более или менее известна, а сила и решимость незнакомого человека, как правило, под вопросом. Сказанное относится и к довольно воспитанным людям. О контингенте же насильственных преступников тут и говорить не приходится! Семья (конфликтная, неблагополучная или, как ее еще называют, криминогенная) не только формирует у своих членов агрессивность, иногда она к тому же создает острую ситуацию, которая травмирует, задевает самолюбие и, таким образом, дает толчок к преступлению. Практика показывает, что спровоцированное конфликтной семейной ситуацией насилие чаще всего совершается в рамках все того же семейного круга. Жертвами его становятся жены, мужья, несколько реже — дети и другие родственники. Перерастанию же конфликта в преступление, конечно, в значительной мере способствует употребление ссорящимися алкоголя, который, как хорошо известно, выводит из строя психологические «тормоза».

Вместе с тем, алкоголизацию, пьянство преступника не должно рассматривать только как нечто извне привнесенное в семью и разрушающее ее. Такое упрощение довольно распространено при описании взаимосвязи алкоголизма, семейных отношений и преступления. Однако само злоупотребление алкоголем порождается нередко неблагополучными семейными обстоятельствами (отсутствие взаимопонимания, супружеская измена, жилищные трудности и т. п.) либо усиливается под их воздействием.

Исследуя семейные отношения насильственных преступников, преступления которых в той или иной мере были обусловлены пьянством, мы получили результаты, которые дают основание выделить социально-психологические механизмы, связывающие семейное пьянство и формирование у членов семьи той агрессивности, которая при неблагоприятном стечении обстоятельств выливается в акт насилия над личностью. Назовем их: 1) вовлечение в преступную деятельность одних членов семьи другими членами, происходящее на фоне возникающего в процессе совместных возлияний «пьяного сплочения»; 2) поддержание семьей атмосферы пьянства, сопряженного с проявлениями грубости и жестокости, служащей питательной средой для поддержания и укоренения в ее членах готовности учинять насилие, порой даже по незначительному поводу; 3) нарастающая деградация личности алкоголика, влекущая потерю ее авторитета и, как следствие этого, неспособность положительно влиять на детей и других близких; 4) развивающееся у алкоголика безразличие к судьбе его семьи, проявляющееся в том, что запивший человек не пытается препятствовать появившимся у детей, родственников опасным формам поведения, агрессивности.

Целенаправленное, исходящее из семьи вовлечение в насильственное преступление — мало распространенное явление. По данным наших исследований такое давление было испытано незначительным числом преступников как со стороны родительской, так и со стороны собственной семьи.

Исключительным в своем роде примером втягивания в преступную деятельность может служить рассмотренное Ленинградским городским судом уголовное дело по обвинению отца и сына Г. в убийстве гражданки Г., которая доводилась им соответственно женой и матерью. Потерпевшая аморально вела себя, пьянствовала. Старший Г. в это время отбывал наказание за хулиганство. В его отсутствие она приводила в дом мужчин, вызывая осуждение со стороны своего 19-летнего сына. Освободившись, муж принялся систематически избивать жену за беспробудное пьянство, бесхозяйственность и измены. Сын принял сторону отца. Нельзя сказать, что сами отец и сын жили трезвенниками. Но они считали, будто соблюдают меру.

И вот однажды, вернувшись вечером с работы, они застали в квартире пьяную компанию, грязь и беспорядок. Посторонние вскоре удалились. Мать, полубесчувственная, валялась на кровати. А отец с сыном уединились на кухне и, сдвинув кучу немытой посуды, поставили на стол бутылку водки, за которой принялись обсуждать поведение матери, делиться переполнявшим обоих негодованием.

Отец, теребя татуированной рукой кухонный нож, сказал:

—       Дольше терпеть мы не станем. Мне перед зеками, с которыми сидел, стыдно.

—       Хватит,— согласился сын, в котором, усиленные выпивкой на голодный желудок, клокотали ярость и обида за отца.

—       Прикончить ее собственными руками.

Холодея, сын слышал:

—       Зайдем в спальню. Возьмем: ты — за ноги, я — за руки, и — с балкона... И сразу звони в милицию: так, мол, и так. Напилась до чертиков и выбросилась с шестого этажа...

Семейная трагедия свершилась. С той лишь разницей, что преступникам не удалось выдать содеянное за самоубийство. Нашлись свидетели, находившиеся в тот вечер у окна соседнего дома. Да и сама потерпевшая успела перед смертью сказать несколько слов врачу скорой помощи.

Верные родственному уговору, отец и сын на следствии держались твердо, вину свою категорически отрицали. И лишь потом, уже после вынесения приговора, младший Г. пооткровенничал:

— Какая бы она ни была, а все же мать. И если бы не полбутылки водки под тот горячий разговор, разве решился бы я убить ее? Нет, конечно же нет, и отца бы не послушал.

Тем не менее в криминологической литературе справедливо отмечается, что такие качества, как грубость, жестокость, цинизм, агрессивность, неуважение к чувствам других людей, неумение и нежелание сдерживать себя, чаще формируются не в результате целенаправленных усилий со стороны семьи, а, скорее, стихийно, путем наблюдения и усвоения отрицательного поведения ее членов.[3]

До совершения насильственного преступления большая часть преступников — что установлено упомянутым исследованием — живет в семьях, которые отличаются пьянством, бескультурьем, грубостью, многократно дают уроки агрессивности. Причем это относится как к семье, в которой будущий хулиган или убийца родился и вырос,— родительской семье, так и к той, которую он создал сам, вступив в брак или сожительство, т. е. его собственной семье. Около двух третей родительских семей насильственных преступников являются носителями стандартов агрессивного по отношению к личности поведения, а среди собственных семей таких больше. Особенно пагубно сказывается на характере человека такое неблагоприятное совпадение, когда обе семьи — и та, в которой он вырос, и супружеская — обладают сходными пороками. В таких случаях происходит суммирование отрицательного воздействия, и от человека требуются большие усилия, дабы выработать навыки бесконфликтного или малоконфликтного общения. К сожалению, это не всегда получается.

Острые, прогрессирующие семейные конфликты, так или иначе связанные с потреблением спиртных напитков (в одних случаях алкоголь — причина, в других — следствие),— один из симптомов той «семейной болезни», которая наблюдается у насильственных преступников. При этом отшумевшие ссоры не забываются, но тянут за собой новые; тут можно видеть своего рода цепную реакцию. Тот, кто много ссорится дома, нередко оказывается склонен к выяснению отношений с окружающими и за его пределами. И потому что он раздражителен — домашние взвинтили ему нервы. И потому что ссора в семье, в свою очередь, нередко является отголоском невоспитанности и неуступчивости самого скандалиста.

По своему характеру в целом, конфликты в семьях насильственных преступников удивляют своей беспредметностью, если их сравнить с тем, как аналогичные конфликты развиваются у обычных граждан или даже у других категорий преступников. Так, если взять для сравнения семью вора или взяточника, т. е. корыстного преступника, то значительная часть внутренних столкновений здесь происходит на финансово-имущественной почве. Имеет отличия и форма конфликта. У корыстных преступников грубость и жестокость пускаются в ход в пять раз реже по сравнению с хулиганами и убийцами.[4] Причем если в семьях корыстных преступников не является редкостью выяснение отношений на трезвую голову, то у насильственных такого почти не случается.

Не всякий заключенный, беседуя с социологом, даст своей семье объективную оценку. В неволе многое видится иными глазами. На фоне конвоиров и сокамерников родной дом подчас встает в памяти в розовом свете. Тем не менее, вспоминая детство, каждый из четырех опрошенных насильственных преступников отмечает отсутствие хороших отношений с матерью, каждый третий— с отцом. (Имеются в виду осужденные, имевшие родителей, в отличие от сирот.) Положение же в собственных семьях предстает в еще более мрачных тонах.

Почти половина имеющих семью насильственных преступников мужского пола недовольна своими женами. Их весьма частые супружеские конфликты нередко дополнялись ссорами с родственниками жены. На ссоры и скандалы с тещами, тестями и другой родней в случае совместного проживания с ними жалуются почти все опрошенные. Заметно, что острота этих конфликтов находится в зависимости от потребляемого семьей количества спиртных напитков.

В литературе отмечалось наличие обратной связи между опасностью насильственного преступления и спокойствием обстановки в семье преступника: большей нервозности дома отвечает большая опасность преступления. В частности, недовольство семьей у убийц отмечается в три раза чаще, чем у разбойников.[5]