Глава вторая
ПЕРВЫЕ УРОКИ («СУХАЯ» АЛКОГОЛИЗАЦИЯ)
Оглавление
Пример из жизни. Девочка пяти лет — мальчику такого же возраста: «Давай играть в семейный скандал». «Это как?» — спрашивает мальчик. Девочка объясняет правила и подсказывает текст. Вот как выглядит эта сцена в исполнении маленьких актеров.
Мальчик с сумкой, полной «посуды», идет к двери. Девочка, широко расставив руки, преграждает ему путь и кричит: «Только через мой труп». Мальчик, решительно: «Отвали, лахудра! Если надо, будет и труп!». С разбега сметает заслон и, гремя бутылками, бежит по коридору. «Домой не возвращайся! Алкаш!» — кричит девочка. Мальчик хлопает входной дверью. Занавес.
Данные конкретных исследований. Из 108 мальчиков старшей группы детского сада (6—7 лет) 97 уже пробовали вино и правильно описывали его свойства. В 60% случаев спиртное им предлагали отцы, в 30% — матери, в 10% — другие лица (Цаплин, 1972). В возрасте 3—7 лет дошкольники в детском саду вполне точно выполняли ритуал застолья, «угощали», «чокались» и т. п. ( Копыт, Сидоров, 1986). По данным этих авторов, значительный процент детей знает вкус различных спиртных напитков и выражает положительное к ним отношение. Опрос 11—12-летних учащихся школ показал, что от 50 до 70% из них считали вполне допустимым потребление алкоголя по случаю семейных и других праздников. При этом каждые трое из четверых опрошенных не исключали того, что, став взрослыми, они сами будут употреблять спиртные напитки (Заиграев, 1986). Как показывает статистика, это сбывается. Многим из них придется, видимо, «играть» уже по взрослому и в семейный скандал, ибо ежегодно по причине пьянства расторгается 50% всех распадающихся браков.
Семья, как это видно из приведенных выше примеров, и есть тот самый берег, с которого в алкогольную «реку» прыгают будущие утопающие. Из этих же примеров следует, что дети положительно относятся к алкоголю, хотя очевидно: это отношение не может быть связано с личным психофармакологическим опытом. Тем не менее в детском восприятии алкоголь предстает как ценный объект. На языке социальной психологии это означает, что у них сформировалась определенная социальная установка. Это понятие занимает центральное место в социальной психологии и неразрывно связано с понятиями оценки, ценностного отношения. Субъективная оценка человеком того или иного объекта как имеющего для него определенное значение и составляет существо явления, называемого в психологии отношением к объекту. Главная функция ценностного отношения — управлять поведением в ситуации, где появляется этот объект, т. е. готовиться к действию с ним и выполнять само действие. Оценка, в сущности, есть выражение и отражение перспектив взаимодействия организма (с его основной потребностью выжить) и среды (с ее альтернативными возможностями удовлетворения этой потребности). Эта оценка лежит в основе всех психологических смыслов или ответов на вопрос: «Для чего действовать?» На каждом все более высоком уровне жизни это взаимодействие усложняется и соответственно усложняется смысл, структура установки, способ ее функционирования и передачи по цепи поколений.
На низших уровнях (например, у насекомых) она реализуется в форме простой реакции по принципу «да — нет» и передается с генетическим кодом, будучи вмонтирована в него как простейшая программа. Эта программа неизмеримо усложняется у высших животных, млекопитающих. Здесь в дополнение к генетической программе надстраиваются регуляторные структуры, приобретенные организмом в личном опыте путем подражания, научения и игрового экспериментирования. Следующий революционный скачок в качестве установки связан с появлением собственно человеческой, социальной специфики: сознания, языка, речи. Первостепенным способом передачи смыслов становятся социокультурные, знаковые системы. Если животное можно научить, показав, для чего и как действовать (разумеется, в доступных для него пределах), то человека можно научить, рассказав, описан и т. п. Это безмерно расширяет возможности и диапазон усвоения чужих смыслов. Специфически человеческое свойство — способность к воображению, мысленному, идеальному конструированию — позволяет сформировать реально существующую установку для не существующей еще, а только мыслимой, воображаемой ситуации и столь же воображаемой потребности. Отсюда колоссальная роль визуальных способов викарного (т. е. на чужом опыте) научения, образной сферы культуры в целом, и в первую очередь средств массовой информации: кино, телевидения, иллюстрированных изданий.
А теперь рассмотрим с этой точки зрения процесс формирования отношения к алкоголю, или, короче, алкогольной установки. Характерная особенность этого процесса состоит в том, что знак отношения может быть «впечатан» в структуру личности тремя способами (одновременно, порознь или в различных сочетаниях), каждый из которых включает один из аспектов установки: аффективный (эмоционально-оценочный), когнитивный (познавательно-информационный) и поведенческий (алгоритмический, деятельностный). Начнем с последнего. Слова «поза» и «позиция» (как точка зрения, как место в системе социальных отношений) не случайно связаны одним корнем. Определенная поза, т.е. расположение частей тела относительно друг друга, как правило, символизирует определенную позицию, выражающую и социальное положение, и социальную установку. Художники в XVI в. хорошо использовали эту связь. Чтобы вызвать на лице клиента «заказанное», например героическое выражение, художник в первую очередь ставил его в позу военачальника. Если этого было мало, надевал военный мундир, использовал и другие подобные приемы. Он вводил тем самым заказчика в такой образ, который помогал мобилизовать соответствующее отношение к жизни, и в меру мимических способностей модели получал искомый результат. Из клинических наблюдений известно, что достаточно порой одеть человека в одежду моряка, чтобы он начал ходить вразвалку, по-морскому. На Западе специалисты, занятые в области рекламы спиртного, работают на том же механизме: «монтируют» свой товар в определенный образ, «картинку», рисующую «настоящего», «процветающего», «сильного» джентльмена (например: «Этот сорт виски пьют только настоящие мужчины»).
Итак, даже простая имитация движений (наполнение бокалов, произнесение тостов и т. д.) включает целый ассоциативный ряд, фиксирующий положительный знак. Как показывают специальные исследования (Бандура, 1978), отношение к весьма сложным ценностям может формироваться путем повторения или имитации движений и жестов, несущих смысловую нагрузку. Добавим к этому, что в подавляющем большинстве случаев этот процесс даже для взрослых людей может протекать неосознанно. Тем более беззащитными оказываются дети, поскольку способность к критической оценке, к переосмыслению воспринятого материала у них еще не развита.
Эволюционно отсутствие этой способности целесообразно тем, что взрослые могут своим поведением задавать нормативно-ценностные образцы, содержащие ответы на главные вопросы, передавать огромное количество полезной информации, социальные умения и навыки. Однако этим же путем и столь же эффективно передаются и негативные стандарты. Блестящие глаза, благодушная улыбка, источаемое всячески доброжелательство («На и тебе, сынок, шоколадку») лучше любых проповедей сообщают ребенку: для этого момента и стоит жить и работать, достичь же этого радостного состояния можно (как?) выпив, «в меру разумеется», и вот — жизнь (что?) хороша и все (кто?) хороши (вначале в прямом, а потом и в переносном смысле).
Действенность этой практической информации многократно усиливается «монтированием» акта выпивки в социальный ритуал — систему коллективных действий, основное назначение которой — создать у участников единообразный эмоциональный фон, однородное психофизиологическое состояние. Фон необходим здесь для того, чтобы событие впечаталось в память с определенным знаком.
Виды социальных ритуалов столь же многообразны, сколь и сама человеческая жизнь, но каждый из них строится по одной и той же логической схеме: смысл события — ритуал, который его выражает, объективирует, оформляет,— эмоциональный фон, который он создает,— закрепление смысла события в психологическом пространстве участников. Алкоголь со своей способностью создавать эмоциональный фон вклинивается в эту схему как катализатор и фиксатор общего результата. Однако впоследствии именно в силу этих особенностей, будучи подкрепляем рядами бессознательно фиксируемых ассоциаций — связок, он часто перетасовывает и ломает логику схемы. В итоге можно получить и такой ряд: ритуал подготовки к выпивке — фон — смысл («угостить», «уважить», «принять» и т. п.).
Именно такой ряд характерен для семейного употребления алкоголя. Суета взрослых, оживленные лица, громкие голоса, потирание рук и предвкушающее «кряканье», другие признаки надвигающегося события глубоко западают в детскую психику. Ребенок без труда фиксирует и центральную точку ритуала, его фокус — наполнение рюмок, «чокание». Если же ребенку позволяют включиться хотя бы символически в это действие, то он чувствует себя равным в мире взрослых, что усиливает фиксацию положительного знака оценки алкоголя.
Эта оценка и выступает на протяжении последующей жизни кандитата в потаторы как своеобразная призма, через которую он воспринимает любую, даже самую страшную информацию о последствиях пьянства. Один детский вопрос, обращенный к взрослым: «Почему это нельзя детям?», ставит их в тупик при честной попытке ответить. В самом деле, что это за продукт, который вреден детям, но исключительно хорош для взрослых? Обычный ответ: «Подрастешь и ты сможешь (безвредно) » — не только ничего не объясняет, по еще больше увеличивает притягательную силу этого таинственного символа взрослости. Именно оттого с таким удовольствием и соблюдением мельчайших деталей дошкольники воспроизводят сценарий своей будущей жизни, где выпивка, как «у больших», занимает важное место.
Этот сценарий для них написан и утвержден высшим авторитетом — родителями, самыми любимыми, самыми значимыми людьми. Любовь к ним окружает ореолом все, что они делают. Парадоксально, но факт: для того чтобы ребенок не вышел пьяницей из пьющей семьи, в соответствии с тем же психологическим «эффектом ореола» отец (или мать) должны вызывать у него не любовь, а ненависть или отвращение. Так, в семье, где отец своим недугом низведен к позиции малополезного, подчиненного существа, а мать властно проводит антиалкогольную линию, младшие дети обычно вырастают с явно выраженной антиалкогольной установкой, в то время как старшие, воспринимавшие его, когда он еще был наверху семейной иерархии, обычно имеют алкогольпозитивную установку. Другой типичный парадокс этой ситуации состоит в том, что отец-пьяница может оказаться жертвой ритуального алкогольного потребления, инициатором которого на первых порах могла выступать его жена как партнер, более стремящийся к тому, чтобы «все было как в праздники, не хуже, чем у людей».
Видимо, не стоит доказывать, что цена, которую приходится платить за эту пропаганду «личным примером», слишком велика. Образ подавленного, забитого родителя готовит почву для отвращения к будущему супругу, задает стратегию такого поведения по отношению к нему, которого он, возможно, еще и не заслужил, но при определенной настойчивости и последовательности заслужит.
Не только в семьях подобного (уже патологического) типа, но и вообще в семьях «выпивающих» обычно формируется еще один ритуал с алкоголем в качестве обязательного компонента — ритуал снятия внутрисемейного напряжения, разрешения супружеских конфликтов. Так, стремясь к улучшению психологического климата в семье или с какой-либо иной целью, один из супругов предлагает другому выпить и «разобраться». Эта амбивалентность, двойственность поведения совершенно сбивает с толку детей, она лишает их четкого ценностного ориентира, укрепляет оценку поведения взрослых как по меньшей мере непонятного, а чаще всего убеждает в двуличии и лицемерии. Дети замечают вместе с тем, что обычно после подобного «разговора» родители на некоторое время становятся доброжелательнее друг к другу, порой демонстрируют знаки внимания. Не понимая причин подобной метаморфозы, дети тем не менее знакомятся с еще одной функцией выпивки — налаживания отношений между мужчиной и женщиной. И этот ритуал столь же прочно, как и другие, фиксируется в социальной памяти ребенка. Эти же приемы, как и многие другие, он будет использовать в своей взрослой жизни.
Завершая этот очерк «алкогольного образования» в семье, подчеркнем еще раз особую ответственность семьи в формировании алкогольной установки. Семья может выступить и как пропагандист и как разоблачитель мифов, циркулирующих в общественном сознании, о якобы позитивных свойствах алкоголя. Нормы, которые она задает, в том числе и норма отношения к алкоголю, обладают особой устойчивостью именно потому, что они фиксируются до созревания критической способности. Семья, коротко говоря, создает (или не создает) запас прочности фала, необходимого подростку при выходе в открытый социальный «космос».
