Беседа
десятая. Главный фальсификат: «фундаментальные» основания
Оглавление
Как
можно пить гремучую ртуть? — Беседа с итальянским виноторговцем.— Есть ли
вытрезвители в Ереване? — От нашей «беленькой» до белого бордо. — К жизни
«фрачьей». — Пьянство живет нашими попытками его окультурить.
Какие два наиболее влиятельных
обоснования подделки под борьбу с пьянством имел я в виду, заканчивая
предыдущую беседу? Во-первых, ссылки на опыт стран и регионов, где благодаря
«культуре винопития» якобы не знают тяжких последствий пьянства и алкоголизма;
во-вторых, распространение концепции «красивой жизни» а ля светский бонтон или
а ля запад, что в общем-то оказывается одним и тем же.
Разберемся с первым обоснованием.
В русской дореволюционной
антиалкогольной литературе можно встретить рассуждение: смотрите, Россия пьет в
несколько раз меньше, чем Франция, а пьянства у нас в несколько раз больше.
Рецидивы этого рассуждения встречаются и сейчас. Один известный наш публицист, увидев,
как пьют французы, воскликнул: «Да так можно пить и гремучую ртуть — не
взорвешься!»
Эта точка зрения питается
неосведомленностью, туристскими, зрительскими, читательскими впечатлениями,
симпатиями к героям литературы и кино, красота, привлекательность и обаяние
которых, как правило, объясняются их действительно достойными поступками, но
при этом — увы! — распространяются и на их обращение с алкогольными напитками —
вполне приятельское, если не больше. Никто не спорит: герои популярных романов
Ремарка (хотя бы «Трех товарищей») вызывают сочувствие, приязнь, даже уважение.
Обычно это люди прогрессивные, демократических убеждений и правил, но ведь без
алкоголя они не могут прожить не то что дня — часа!
Медики и педагоги помнят, как по выходе
первого русского перевода этого замечательного произведения подростки (обоего
пола) и юноши стали подражать легкости и изяществу, с которыми герои Ремарка
непрерывно пили. Стал популярен кальвадос (водка, получаемая перегонкой из
яблочного сусла, в отличие от традиционной хлебной). Тут и некоторые наши
предприимчивые пищевики сориентировались — появился отечественный кальвадос:
прилавок и привлекательный пример протянули друг Другу руки.
Как пьет средний француз (речь идет о
типичной форме)? Утром стакан натурального вина, в обед — бутылка, вечером —
снова. Нередко к ним добавляется рюмка коктейля, кальвадоса. За день набегает
1, 5—2, 5 л вина, в среднем около 200—250 г чистого спирта. Выпитый разом в
составе водки, коньяка, ликера, он обязательно вызвал бы тяжелое отравление,
вызвал бы сильное ощущение опьянения и тем самым сигнализировал бы самому
пьющему об опасности. Коварство же негрубого, растянутого во времени винопития
в том и состоит, что отравление здесь замаскировано, хотя и фатально: оно, как
уже говорилось выше, непреложный, не зависящий от моральных и вообще личностных
качеств пьющего результат взаимодействия этанола с тканями человеческого
организма, хотя бы и без осознания пьющим признаков опьянения.
Вина в последние десятилетия во Франции
пьют очень много: 95—105 л на душу населения. Это более, чем в любой другой
стране мира. Прежде всего за счет вина и первенствует Франция в суммарном
потреблении алкоголя, уступая многим странам в потреблении крепких изделий
(прежде всего водки) и пива. Людей старше 15 лет, выпивающих ежедневно более
150 г чистого спирта, во Франции больше, чем в других странах мира: около 10
тыс. на каждые 100 тыс. человек.
Каковы же последствия столь высокого
уровня потребления алкоголя? Они таковы, что еще в 1955 г. во Франции была издана
книга с угрожающим названием «Алкоголизм. Коллективное самоубийство нации». Уже
20 лет в ряде департаментов Франции показатели женского алкоголизма сравнялись
с показателями мужского: по-видимому, и в данной области страна удерживает
мировое первенство, ведь еще в конце прошлого века широко распространенное
пристрастие француженок к алкоголю побуждало врачей рекомендовать искусственное
вскармливание детей взамен грудного.
И опять-таки во Франции наряду с другими
«винопьющими» странами (Италия, Испания, Португалия, Чили) более, чем в других
районах Земли, распространен цирроз печени — одно из тех заболеваний, которые
тесно взаимосвязаны с употреблением алкоголя. По заключению экспертов ВОЗ,
опиравшихся в своих исследованиях и обобщениях, в частности, на французскую
статистику, показатели ряда последствий пьянства, такие, как цирроз,
алкоголизм, психозы, нарушения общественного порядка и другие, связаны именно с
уровнем алкоголепотребления, а не с его формами.
Зная все эти факты, читатель с большим
недоумением встретит утверждение, что «в винодельческих странах и регионах
(Франция, Италия, республики Закавказья и др.)» отмечается «сравнительно низкий
показатель алкоголизма». Он, впрочем, обратит внимание и на то, что такие
заявления никогда не аргументируются ссылками на фактические и цифровые данные
или авторитетные оценки экспертов. В редких случаях ссылки-аргументы имеются,
но они, как говорится, неадекватны тезису.
Но если читатель не знает фактов, если
он, изучая какой-либо текст, не привык требовать от его авторов четких
обоснований и необходимых ссылок на факты и законы, то он чего доброго примет
ложную информацию за чистую монету и не будет знать важнейшей закономерности
потребления алкоголя. Знание этой закономерности, как я убедился на собственном
опыте, включает умение пользоваться показателем потребления алкоголя на душу
населения, о важности чего было уже сказано выше.
Вот как эту закономерность, иллюстрируя
ее статистическими данными многих стран за 1885—1934, 1950—1975, 1950—1976 гг.,
формулируют эксперты ВОЗ: «Вред от потребления спиртных напитков тесно
коррелирует (соотносится) с уровнем потребления как отдельных лиц, так и
населения в целом. Показатели связанного с употреблением алкоголя ущерба, как
медико-биологические, так и психосоциальные, проявляют тенденции к росту по
мере увеличения уровня потребления алкоголя на душу населения».
В отношении смертности от употребления
опьяняющих изделий (в конечном счете в ней суммируется ущерб, наносимый
алкоголем здоровью) Франция опять-таки может служить показательным примером.
Так, в нашей печати сообщалось о выводах назначенной по распоряжению президента
республики специальной комиссии, которая среди прочих последствий широко
распространенного в стране винопития указала и на такое: ежегодно от него погибают
70 тыс. французов. По другим авторитетным источникам, ежегодная «жатва»
алкоголя во Франции в два с лишним раза обильнее и составляет 25—30 % от общей
смертности. Вдумываясь в эти цифры, начинаешь понимать, что истолковывать такой
печальный итог только как вред здоровью уже недостаточно — налицо гигантский
социальный ущерб, наносимый в целом нации, огромный изъян в ее производительных
силах, а, как известно, главной производительной силой является человек.
Помните: «Да так можно пить и гремучую
ртуть — не взорвешься!»? Тот же самый публицист после процитированного не
удержался еще от одного восклицания: «В Западной Европе умело пьют, черт их
побери!..» Но оказывается, даже если пить только виноградное вино и пить его
умело, то все равно без взрыва не получается. И то, что взрыв этот невидим для
невооруженного глаза, только лишь мешает его предупреждению. А потом вдруг
аршинными буквами: «Алкоголизм! Коллективное самоубийство нации!»
Л. Колосов, К. Родин в статье «Не только
Бахус...» уверенно заявляют, что «пьяниц на Апеннинах немного». В том, что это
ошибка и дезинформация, позволяет убедиться статистика ВОЗ. Так вот: по
количеству так называемых злоупотребляющих, т. е. пьяниц, Италия уступает
только Франции. Лиц, выпивающих здесь еженедельно примерно 10 л натурального
вина (около 1 л абсолютного алкоголя), почти 7,5 тыс. на 100 тыс. жителей
старше 15 лет. Далее авторы успокаивают читателей тем, что Италия якобы
занимает «одно из последних мест» по числу хронических алкоголиков, и
распространяют это утверждение на другие винодельческие и «винопьющие» регионы.
Насколько это верно для страны едва ли не самого широкого распространения
цирроза печени, отмечено уже выше. Примечательно, однако, то, каким образом Л.
Колосов и К. Родин пришли к своему заключению: в результате беседы с
итальянским... виноторговцем! Уже одного этого было бы достаточно, чтобы
усомниться в достоверности информации. Давно отмечено, что органы рекламы и
печати, служащие капиталистическим экспортерам алкогольных изделий, всячески
стараются поддержать репутацию соответствующих стран как «стран вин», «стран
культурного винопотребления».
Повторяю, что лет двадцать назад сам
надеялся на вытеснение грубого водочного пития умеренным винным. Но надо уметь
признавать и исправлять ошибки. Для воспитателя это значит быть готовым
изменить содержание обращенной к аудитории проповеди или исповеди, не страшась
обвинения в отказе от собственной точки зрения.
Вот почему я с радостью читал опять-таки
в «Литературной газете» признание Зория Балаяна, сделавшего немало для борьбы с
алкоголем. «Уже неоднократно писалось о том, что в Армении нет вытрезвителей.
Грешен, сам тоже писал,— признавался З. Балаян — Я лично никогда не видел на
улице пьяного. Но это еще не значит, что в Армении пьют меньше, чем в других
местах. Последствия пьянства опасны в любом случае. При любой его степени».
Конечно, еще долго будет
распространяться легенда об отсутствии вытрезвителей в Ереване и вообще в
Армении, еще долго этот слух будет истолковываться в том смысле, что пить вино
«по-армянски» вполне безвредно. Вот и сравнительно недавно одна молодежная
газета сообщила об этом читателям, утверждая, что от употребления спиртного —
«день рождения и т. д. —... никуда не уйдешь», и ссылаясь при этом опять-таки на
винодела: ему, мол, «и карты в руки», он «человек, лучше нас с вами
разбирающийся в обсуждаемом вопросе».
Не лучше ли глянуть в святцы, прежде чем
бухать в колокола?
Уровень потребления алкоголя в Армении
пока ниже, чем среднесоюзный, но темп роста был до 1985 г. угрожающий: втрое
более быстрый, чем средний, и он, в частности, последствие большей соблазняющей
силы вина, коньяка — вообще, как говорят, высококачественных алкогольных
изделий. А кроме того, и результат определенного «культурнопитейского»
благодушия и явно излишних надежд на сдерживающую силу застольного ритуала.
Эти надежды имеют, впрочем, некий
источник питания: поскольку, мол, ритуал — это определенный регламент действий,
то почему бы как раз и не возложить на него обязанность регламентировать
винопитие? Такая аргументация, однако, утопична и потому неверна.
В далекие — доисторические! — времена,
когда существовало только обрядовое употребление алкоголя (кстати, латинское
ritualis значит «обрядовый») и не было алкогольного прилавка, когда обряды
вообще занимали важнейшее место в регулировании жизни человеческих сообществ,
тогда, только тогда и только в тех условиях винопитие практически не имело
возможности преодолеть границы ритуала, а человек, который осмеливался бы
«опьяниться» помимо предусмотренных строжайшим распорядком случаев
обязательного коллективного опьянения, по-видимому, рисковал едва ли не жизнью
или отлучением от общины.
Этот источник давно иссяк. Вот почему
возлагать в нынешних условиях какие бы то ни было надежды на ритуал — значит
предаваться иллюзиям, а это всегда опасно. Не нужно поэтому ни вздыхать о якобы
сдерживающем пьянство ритуале винопития в русской патриархальной деревне, ни
восхвалять — посмотрев со стороны — кавказское застолье, тем более что не
только в Армении, а и в других Закавказских республиках в течение долгих лет
темпы роста потребления алкоголя и, соответственно, роста алкоголизма
существенно опережали среднесоюзные темпы.
В чем тут дело?
Отсутствие употребления крепких
алкогольсодержащих жидкостей (в особенности водки) ограничивает возможность
напиваться до оглушения, до потери контроля за своими поступками, уменьшает
видимые случаи грубого, антиобщественного поведения, требующего вмешательства
правоохранительных органов, и ... убаюкивает общественность. Однако сокращение
мер пресечения за пьяные нарушения, как ни странно, оказывается... вредным,
потому что последствия «мягкого» и «тихого» пьянства накапливаются в
относительно скрытой форме, но проходит какое-то время — и они неизбежно мстят
на невнимание к ним.
О «смягчающей» тактике необходимо
сказать несколько подробнее, потому что она оказалась живуча. Мимикрируя, она
приспосабливается к новым условиям, определенным постановлениями 1985 г., дает,
так сказать, «мутации».
В конце 1986 г. в ряде городов и
областей страны была предпринята попытка ликвидировать возникшие в результате
«осушения» прилавка трудности и издержки (очереди за спиртным, спекуляция
алкогольными емкостями, алкогольными талонами, местами в тех же очередях,
затоваривание хмельными изделиями, недополучение денег...) с помощью удлинения
винного, шампанского, коньячного и пивного торговых рядов. При этом
предполагалось не увеличивать суммарный объем продажи алкоголя.
На первый взгляд при соблюдении этих
условий не должно быть роста отрицательных последствий. Оказывается, не так.
Дело в том, что винный, шампанский,
пивной и даже коньячный ряды более притягательны для «умеренных», «культурных»
потребителей спиртного, для тех, кто тяготеет к питейной «культуре», в
частности для молодежи, женщин. Через шампанское, пиво, вино, коньяки, т. е.
через алкогольные изделия, имеющие репутацию «полезных», «вкусных»,
«благородных», расширяется аудитория пьющих. В результате возрастает количество
выпивок. Пример пития становится нагляднее, массовее. Благодаря тому что
«питейный процесс» приобрел латентное (скрытое) течение, он может развиваться
бесконтрольно.
Совершенно очевидно, что такая
«смягчающая» тактика— это та самая концепция «культурнопитейства», осужденная в
постановлении ЦК КПСС от 7 мая 1985 г., только лишь переложенная на язык
торговой практики.
Точно и беспощадно высказался по
аналогичному поводу писатель Виктор Астафьев: «Пакость многообразна, границы ее
бывают размыты житейским морем или сомкнуты с некими нагромождениями,
разломами, выносами. Пакость может быть незаметной, но безвредной никогда не
была и не будет».
Сохранению и даже распространению
фальсификата «культурного» потребления алкоголя наряду с ориентацией на якобы
безвредность его в так называемых винопьющих странах в последнее время широко
способствует извращенное толкование этикета, культуры поведения, хороших манер.
Это толкование подается как средство борьбы с грубостью, стремление к
приятному, к удовольствиям — как одна из
тропинок к благосостоянию. Так, помогая друг другу, действуют и содействуют
сохранению рецидивов салонно-мещанской психологии и морали мировоззрение
гедонизма (культ наслаждения, приятного) и образцы светского и буржуазного
бонтона.
К этому явлению, чтобы оно было лучше
понято, оценено и, значит, успешнее преодолено, нужно подходить без излишнего
морализирования. Некоторая ориентация «низов» общества на образ жизни высшего
света, аристократов, богачей, своего рода зависть были известны издавна.
Мы хлеб едим и воду пьем,
Мы укрываемся тряпьем
И все такое прочее,
А между тем дурак и плут
Одеты в шелк и вина пьют
И все такое прочее,
— писал Бернс.
Шелк и вино превращались в признак более
достойной и более благополучной жизни, хотя это небезусловно даже относительно
шелка, а уж по отношению к вину неверно совсем. Что касается хороших манер, то
и они вполне могли стать самоценными для людей, которые десятилетиями жили в
труднейших условиях скученности, нужды, нервотрепки.
В буднях повседневности, в
необязательной обстановке поверхностного общения, а уж в праздной тем более,
честный и надежный человек, но, как говорится, неотесанный чурбан проигрывает
обаятельному проходимцу. Для нас незначимы идейные и нравственные качества
случайного соседа в автобусе, важно лишь, чтобы он не бранился, не пихался и не
извергал из уст сивушного запаха. В современном быту ничто не ценится людьми
так дорого, как вежливость. Этот афоризм приобрел самостоятельное и
самодовлеющее значение — тем более что выдается этический постулат самого
Сервантеса (пример искажения смысла, когда фраза вырывается из контекста), —
можно подумать, что в любимых его созданиях Дон Кихоте и Санчо именно
вежливость была наиболее ценным достоинством и именно ее так ценил автор.
Собирание и публикация афоризмов,
особенно относящихся к культуре поведения,— рискованное занятие. В этой области
традиции марксистской, пролетарской этики пока небогаты (не до того было!). Вот
и переполняются сомнительными поучениями современные книжки по этикету и
соответствующие разделы идущих нарасхват сборников афоризмов, знание которых
многим заменяет образованность. Вот почему собрание нравоучений, касающихся
этикета,— это в значительной доле «справочники по изящной жизни» светского
шаркуна и карьериста. «Для успеха в жизни умение обращаться с людьми гораздо
важнее обладания талантом», — читаем мы в известной книге «Симфония разума».
Верно ли? Конечно, верно — с точки зрения наставления к успешной жизни
буржуазного карьериста. Верно и с точки зрения ловких парней современности,
умеющих угождать и тем подчас достигающих кое-чего. Но есть более высокие критерии.
Это было ясно, например, и проницательному публицисту Г. Честертону, известному
у нас более всего в качестве автора детективов об отце Брауне. Он писал
применительно к знакомому ему буржуазному образу жизни: мы слишком много
внимания уделяем этикету и мало этике — между тем «важно не нарушать принципов,
а завтракать можно хоть на дереве». Это высказывание не вошло в «Симфонию
разума». Почему? Не потому ли, что в нем устанавливается иерархия ценностей, а
это требует анализа, а не собирательства. И от читателя требует не примитивной
способности заучивания цитаток-рецептов, а творческого осмысления сложностей
жизни.
«Неучтивость — не особый порок, а
следствие многих пороков: пустого тщеславия, отсутствия чувства долга, лености,
глупости, рассеянности, высокомерия, зависти». Прочитав это высказывание
французского буржуазного моралиста XVII в. Ж. Лабрюйера, помещенное в «Симфонии
разума», молодой читатель может ведь и принять его на веру и за меру достоинств
человека. И что же тогда? Учтивость — свидетельство набора таких высоких
добродетелей, как верность долгу, отсутствие тщеславия, высокомерия, лености и
глупости?
«Комсомольская правда» в числе откликов
на серию материалов «Фирменный мираж» об образе жизни сторонников так
называемой фарцовки, ценителей джинсов с престижными «лейблами» и коктейлей
(попросту «ершей») в опять-таки престижных кабачках, «свободной» любви и
развлекательно-эротических картинок поместила и письмо некоей десятиклассницы
Лоры из Куйбышева, которая не видит «ничего особенного в том, как жили и чем
занимались ребята», и даже завидует им. «Прошлым летом, отдыхая на море, я
познакомилась, — продолжает школьница, — с иностранцами. Это действительно
настоящие джентльмены. Их не сравнишь с нашими мальчиками, которые не умеют ни
подавать руку, ни извиняться. Я пишу все это для того, чтобы сказать: «Не
мешайте нам жить так, как мы этого хотим».
Разумеется, я не могу сказать ничего
дурного о знакомых девочки и ничуть не посягаю на учтивость как таковую. Но,
как видим, для бедной девочки учтивость однопорядкова с «фирмовой» жизнью, с ее
«лейблами» и коктейлями. Учтивость и способность извиниться превращаются в меру
достоинства человека.
Нельзя забывать Маяковского, который
учил не сдирать кепчонку с виска и различать под буржуазным лоском, под умением
извиняться истинную буржуазность.
Что касается некоторых книжек, то беда
их в том, что они излагают нормы этикета, как правило, в отрыве от ценностей
социалистической морали, от традиций народного обихода, они излагают правила
поведения для салонных шаркунов или — в лучшем случае — для участников
дипломатических раутов, а заодно и профминимум официантов ресторанов высшей
категории.
Ох, как просто это усвоить! И репутация
воспитанного человека завоевана без работы души и ума, без преодоления
собственных пороков и без противодействия чужим. Умение красиво подпоить гостей
— один из признаков воспитанности и культурности. Именно это почерпнет читатель
в большинстве книг по эстетике поведения. Вот наставление «Как себя вести» —
только 7-е его издание вышло в Таллине в 1981 г. тиражом 200 тыс. экземпляров.
Здесь указывается, что за время обеда гостям подают по меньшей мере 6—7
содержащих алкоголь жидкостей, среди них — сладкое вино и водка, белое и
красное, ликер и коньяк, шампанское и ...белое бордо. И верно: как обойтись без
бордоского, которое так обожали мушкетеры?!
Автор исходит из твердых убеждений: «Уже
с давних времен непременным атрибутом праздничного стола были алкогольные
напитки»; «Для поддержания сил больного используются вермуты, портвейны и некоторые
другие сорта красных вин»; «Мужчина, поинтересовавшись тем, что пьет дама,
сидящая рядом, заботится о том, чтобы ее бокал был наполнен» и т. д. В общем,
«сплошной бонтон, сплошное бланманже» (В. Маяковский).
Эта книга прельстила кандидата философских
наук Л. Б. Волченко, автора изданной издательством «Знание» в серии «Этика» в
1982 г. брошюры «Культура поведения, этика, мораль». Здесь помимо цитат из
книги «Как себя вести» немало преподанных со значением сведений о фраках и
смокингах, о пирушках и банкетах, об аперитивах, бальзамах, хересах. Не забыто,
конечно, и белое бордо. «Относительно потребления алкогольных напитков, — пишет
автор,— можно составить целую хрестоматию всевозможных мудростей».
Бог с ними, с этими мудростями! Нам бы
хрестоматию о глупостях и нелепостях тоски по «изячной жизни» и с критикой этой
тоски мещанина по дворянству. Еще более 55 лет назад Владимир Маяковский был
озадачен тем, что «в быту походкой рачьей пятятся многие к жизни фрачьей». Он
много бы дал материала для нашей «хрестоматии». Помните тоску героев «Бани»:
«Искусство должно отображать жизнь, красивую жизнь, красивых живых людей.
Покажите нам красивых живчиков на красивых ландшафтах и вообще буржуазное
разложение... Или, скажем, как идет на прогнившем Западе свежая борьба со
старым бытом... Сделайте нам красиво!»
Что тут скажешь? Стон мадам
Мезальянсовой услышан. Буржуазное разложение показывается у нас часто
достаточно красиво, причем, к сожалению, не только в импортном исполнении. И
это очень и очень помогает распространению в молодежной среде моды на изящное
винопотребление, дегустацию на буржуазный манер в изысканной обстановке, в
стиле праздных хлыщей и суперменов.
Известный исследователь социологических
проблем молодежи доктор философских наук В. Т. Лисовский процитировал в статье,
опубликованной журналом «Агитатор», письмо ленинградской шестнадцатилетней
школьницы: «Ребята, из тех, кто гордится своей «фирмой», заявили, что они ждут
от кино рассказа про «красивую жизнь», поэтому их привлекает продукция западных
кинофирм. Сходят в «киношку», а потом смакуют, у кого какие «мерседесы», и
виллы, и наряды...» Размышляя над этим письмом и материалами наблюдений и
исследований, В. Т. Лисовский приводит далее характеристику представлений
молодых правонарушителей о «красивой жизни» (им на занятиях по литературе было
предложено написать сочинение именно на эту тему). «И вот что показательно,—
сказано в статье.— Многие авторы сочинений заявили, что «красиво жить — это
значит постоянно веселиться... проводить время в барах и ресторанах и т. п.».
Противоположности, если они мнимые,
сходятся. Так сходятся уголовщина и являющаяся подделкой под истинную красоту
«красивая жизнь» любителя праздности. Так же сходятся обыкновенное грубое
пьянство и гурманское винопотребление, явный фальсификат искоренения
алкогольного зла. Очень хорошо сказал Л. К. Киселев, член комиссии по борьбе с
пьянством одного московского предприятия, в письме, опубликованном «Рабочей
газетой» (Киев): «Пьянство живет нашими попытками его «окультурить».
