Наука об алкоголе

КАК УБИТЬ ТАЛАНТ!

 Оглавление

Н. заканчивал сценарный факультет института кинематографии. Педагоги прочили ему блестящее будущее. Он был одарен и много работал над словом, отличался начитанностью, хорошо знал музыку, историю искусства. Студенты младших курсов замолкали, когда Н. появлялся в коридорах институтского здания, переходили на сдержанный шепот:

—       Кто это?

—       Как! Разве ты не знаешь? Да это же Н.!

И когда один маститый писатель обратился во ВГИК с просьбой порекомендовать способного молодого литератора, который мог бы инсценировать его роман, все в один голос назвали Н.

Н. упорно работал несколько месяцев. Инсценировка удалась. Она понравилась автору романа, была доброжелательно встречена критикой. Жизнь Н. резко изменилась. Пьесу поставили около пятидесяти театров. И каждый спектакль приносил Н. небольшой гонорар. «Ручейки» мелких гонораров сливались в довольно-таки полноводную «речку».

—       Я создал лучшую из своих книжек, — шутил Н.,— сберегательную!

После окончания института Н. был направлен на работу в редакцию одного из крупных журналов. Однако все чаще и чаще молодой литератор стал задумываться о том, чтобы перейти на «вольные хлеба», то есть оставить службу в редакции и заняться творческой работой в домашнем кабинете.

Инсценировка его достаточно долго удерживалась в репертуаре многих театров, не сходила со сцены. Гонорары пока превышали его скромные (по студенческой привычке) расходы. А тут ему еще предложили написать сценарий полнометражного документального фильм! Сомнений больше не осталось. Н. подал заявление об увольнении в связи с переходом на творческую работу

Появилась иллюзия, что у него бездна свободного времени. Утром не надо спешить в редакцию. Никто и ничего от него не требовал. Однако Н. побаивался, что усвоит манеру откладывать дела «на завтра»: сегодня, дескать можно отдохнуть, сходить на выставку, вечером — театр а уж завтра с утра — как следует поработать. Этот страх заставил его в первый же день жизни в роли «свободного художника» сесть за пишущую машинку и напечатать., восемнадцать страниц чернового текста! Такой «нормы! он не мог осилить никогда прежде.

Рьяно поработав в первый день, Н. уверовал в свои возможности и расслабился. На второй день он написав только пять страниц, на третий — ни строчки. Подвернулась путевка в Дом творчества. Отдельный кабинет. Никаких забот. Пьянящий деревенский воздух, от которого клонило в сон, особенно после сытного обеда. По вече рам — интересные беседы и споры. Н. был человеком доброжелательным, общительным, остроумным в беседе, и собратья по перу охотно собирались в его кабинете обменяться идеями, обсудить последнюю повесть, новый рассказ, осмыслить какие-то трудные моменты в работе, якобы делясь своими размышлениями с товарищами, я на самом деле—просто испытывая потребность посмотреть на все со стороны.

Кабинет Н. стал своеобразным клубом. Для гостей его клуб был местом отдыха после напряженной работы, для Н. общение с коллегами превратилось в этакую карусель, которая каждый вечер уносила его и вертела в праздничной атмосфере бесед с умными, интересными людьми. Гости порой засиживались до трех часов ночи. Потом они исчезали на несколько дней, упорно работали. Но их место занимали другие — заглядывали «на огонек», прослышав о гостеприимстве и обаянии Н. Утром он вставал с тяжелой головой. Шел завтракать, затем брался за работу. Но вскоре его начинало клонить в сон. Ладно, прилягу на одну минутку,— думал он,— только на минутку!» Ложился и засыпал. Соседи по этажу будили его к обеду. После обеда он снова ложился в постель и дремал или отправлялся в магазин, чтобы запастись несколькими бутылками «Ркацители» в ожидании вечера, новых гостей. Работал он мало, урывками. Однако к концу пребывания в Доме творчества все-таки написал первый вариант заказанного ему сценария.

Расставались с грустью, все привыкли друг к другу, сдружились. Н. раздавал свои визитные карточки, просил звонить, приглашал в гости.

Сценарий приняли с небольшими поправками. Главный редактор похвалил работу, даже сказал, что вот таких авторов надо бы почаще приглашать па студию. Вскоре Н. получил немалый аванс по договору и на радостях стал звонить всем старым и новым, по Дому творчества, знакомым, зазывая их «обмыть» сценарий, который к тому времени он уже успел доработать и сдать в окончательном варианте.

Друзья не заставили себя долго ждать. А на следующий вечер пришли другие. На третий — те, которых Н. и не приглашал даже. Но радушно принял и этих. Потом начались ответные визиты. Карусель снова завертелась. Работать было некогда. Да и жгучей необходимости в работе не было. На сберкнижку продолжали поступать, небольшие, но многочисленные и регулярные отчисления от сборов за спектакли...

...Я познакомился с Н. через много лет после описанных событий. Познакомился как с пациентом. До этого он несколько раз уже поступал в психиатрическую больницу после запоев. От серьезного лечения Н. отказывался. И после выписки вскоре вновь начинал пьянствовать. В отделение алкогольных психозов, где я тогда работал, он был помещен впервые с признаками быстро развивающегося алкогольного делирия (белой горячки).

Н. испытывал страх. Видел на стене гигантских красных пауков размерами с курицу. Он вытягивал изо рта воображаемые волосы, жалуясь, что у него во рту полно ниток, проволоки, волос. Временами он вскакивал с постели, стремился куда-то бежать, пытался спрятаться от кого-то под кроватью. Порой ему казалось, что он находится в пивной, где происходят съемки кинофильма, в которых он принимает непосредственное участие. И вдруг появлялась мысль, что съемки затеяли специально для того, чтобы опорочить его, ославить, как пьяницу. В другие моменты Н. заявлял, что он прямой потомок Дмитрия Донского и ему предстоит сражаться с отпрысками Чингисхана. А спустя час ни с того ни с сего говорил, что пропустил себя через мясорубку, сделал шесть копий, одна из которых весит всего 6 килограммов, и готовится к полету на Марс. В некоторые моменты создавалось впечатление, что сознание Н упорядочилось, он правильно отвечал на вопросы о его месте пребывания, о сезоне года и времени суток. Но тут же вдруг начинал говорить, что он обладает необыкновенной способностью проникать в материю, усилием воли передвигать предметы с места на место, замедлять или ускорять движение кораблей, поездов, самолетов, деформировать взглядом потолок так, что на нем остаются вмятины.

Несмотря на массивные дозы снотворных, Н. почти не спал. Высокоэффективные транквилизаторы (успокаивающие средства) даже при внутривенном введении не успокаивали его. Он ничего не ел.

На вторые сутки у Н. поднялась до 38 градусов температура. Глубина помрачения сознания нарастала. Глаза запали. Черты лица заострились. Он что-то тихо невнятно бормотал и уже не вскакивал с постели, лежа на спине и устремив отсутствующий взгляд в потолок. То и дело он вздрагивал всем телом, часто возникали подергивания в мышцах рук. Потом он стал «обираться» — словно собирал на себе какие-то мелкие предметы, теребил складки пижамы, простыни, одеяла. Помрачение сознания достигло степени оглушенности. Н. застывал в одной позе, не реагировал на обращенные к нему вопросы и простейшие инструкции. Я проводил самую активную терапию, но улучшения состояния добиться не удавалось. А на третий день состояние Н. даже резко ухудшилось, развилась кома (бессознательное состояние): дыхание было редким, прерывистым, артериальное давление упало, температура резко понизилась, пульс стал слабым, учащенным, затем, напротив, слишком редким. Консилиум принял решение срочно перевести больного в реанимационную палату.

Чудом, если можно увидеть чудо в усилиях целой бригады врачей и фельдшеров, удалось спасти Н. Когда кома была купирована, наступил, наконец, долгожданный спасительный сон. В течение нескольких суток Н. спал, просыпаясь лишь на короткие периоды времени. Постепенно наш пациент окреп физически, стал правильно отвечать на вопросы. Однако болезненные переживания почти полностью выпали из его памяти. Н. был беспечен, добродушен, заигрывал с палатной медсестрой. Он не сознавал по-настоящему свое положение. Мышление его было замедленно, лишено гибкости, суждения поверхностны, высказывания шаблонны.

Вот тогда-то Н. и рассказал мне историю своей жизни, историю своего заболевания. Я узнал о его взлете в годы молодости и о последующем падении. С горечью Н. поведал мне, что теперь его инсценировка почти нигде уже не идет, что попытки написать хотя бы самый несложный сценарий заканчивались неудачей, и это заставило его устроиться на неквалифицированную работу. И все-таки он снова отказался от серьезного лечения!

Судите сами, может ли алкоголь способствовать активизации творческой деятельности, как считают некоторые «жрецы» искусства, обычно не очень-то удачливые в своей работе. Надо сказать, что и среди людей, вовсе не причастных к искусству, поддерживается невежественное и пошлое представление о «богеме», об «артистизме натуры» почему-то в связи с этакой бесшабашностью и непременными алкогольными возлияниями, беспрестанными фантастическими амурными похождениями. Не будем пытаться выявить корни таких искаженных представлений о жизни творческих работников. Возможно, они продиктованы несерьезными и лживыми мемуаристами. А может быть, воображение публики питают редкие случаи, когда художник, артист действительно «спивается». Это бросается в глаза, запоминается, катится легендой благодаря молве. В самом деле — не так уж интересно рассказать сослуживице между делом о том, что такой-то писатель или такой-то певец работает в поте лица своего, забывая о мирских благах. Зато если... Это куда пикантнее! Но поговорим по существу.

Пьянство делает творческую работу невозможной. И дело не только в том, что в состоянии выраженного опьянения или в тяжелом похмелье человек вообще теряет трудоспособность. Дело даже не в том, что на следующий день после массивного алкогольного возлияния дрожащие пальцы не слушаются пианиста, рука не держит кисть или перо, не соображает тяжелая голова. И небольшие дозы горячительных напитков мешают творческому процессу, снижают работоспособность как в количественном, так и главным образом в качественном отношении, хотя сам пьющий обычно не замечает этого.

В эксперименте изучали влияние малых доз алкоголя— всего лишь 30 граммов спирта (кто в быту употребляет такие дозы, если уж осенила идея хотя бы умеренно выпить!) — на способность восприятия. Испытуемый должен был читать через узкую щель быстро пробегающие перед глазами буквы, которые составляли отдельные слоги или короткие слова. Под влиянием спирта увеличивалось число пропущенных букв, нарастали ошибки (одна буква вместо другой) при чтении. Чем больше усложняли задачу, тем резче возрастало количество ошибок и пропусков в сравнении с контрольными испытуемыми, то есть людьми, не получавшими спирта. Таким образом, алкоголь особенно резко отражается на более сложной, требующей большей активности работе. Что же можно сказать о творчестве, невозможном без напряжения всех сил интеллекта, памяти, воображения, интуиции!

Вполне понятно, что помимо снижения общей продуктивности для живописца отнюдь не безразлично в его работе нарушение цветоощущения и пространственного видения. А алкоголь, даже в небольших дозах, когда еще не идет речь о пресловутом двоении в глазах, нарушает и то, и другое, что также доказано самыми строгими экспериментами.

Один график, работавший в области оформления книг, жаловался мне, что, как только он выпивал, у него резко снижалась острота зрения, линии рисунка расплывались, исчезали в тумане. А на второй день после алкогольного эксцесса к нарушению зрения присоединялся еще один мешавший работе момент: дрожащая рука была не способна провести точную линию...

Для музыканта очень важно знать, что алкоголь вызывает заметные нарушения в способности определять тембр, ритм, тональность, хотя и не влияет на восприятие громкости звуков. Каждому ясно, что не громкость свидетельствует о достоинствах музыкального произведения.

Спиртное понижает способность литератора к высококачественным ассоциациям и увеличивает количество случайных ассоциаций по созвучию. И вместо глубоких стихов одаренный профессиональный поэт под влиянием алкогольного дурмана пишет легковесные стихи и каламбурит, превращаясь постепенно в стихоплета-версификатора. Да и в прозе, как известно, «музыкальность», ритмика играют не последнюю роль.

Я ранен навылет шампанского пробкой,

Мне в ад уже выписана командировка.

Это написал один из моих пациентов, в прошлом — талантливый поэт...

Вы, возможно, возразите, что, дескать, известны случаи, когда люди творческих профессий употребляли спиртное и все-таки достигали в течение своей жизни выдающихся результатов в искусстве. При этом вы даже назовете имена нескольких живописцев, поэтов, композиторов. Должен вас уверить, что все большие художники, на судьбу которых бросила трагическую тень бутылка с алкоголем (не стану называть имен: не пьянством прославились эти люди!), были способны творить лишь до начала употребления алкоголя, в редких случаях — в периоды длительного воздержания от спиртного. Эти люди творили вопреки, а не благодаря алкоголю. Продуктивность их творческого труда была бы куда выше, если бы не печальная дружба с Бахусом. А со временем, по мере увеличения «алкогольного стажа», замечательные творческие способности неизбежно покидали одаренную личность. Исчезали навсегда. Да и умирали эти люди раньше времени.

Разумеется, дело тут не только в тех физиологических сдвигах, о которых мы говорили. Гораздо большую опасность для любого человека, а для художника в широком смысле слова — в особенности, представляет нарастающая деградация личности. Термин «деградация личности», с точки зрения психиатра, слишком неконкретен, носит налет беллетристичности.

Однако не будем спорить по поводу терминологии, а коснемся существа этого явления.

Деградация личности — не вдруг дающий знать о себе результат пьянства, а динамический процесс. Изменение личности происходит постепенно, незаметно для глаза, но неуклонно.

Согласитесь, что сам факт перехода от случайных, эпизодических выпивок к систематическому пьянству (болезни — хронического алкоголизма — тут еще нет!) уже говорит о каких-то аномалиях личности. В дальнейшем эти аномалии прогрессируют и развиваются под влиянием нарастающей биологической недостаточности, обусловленной отравляющим действием частых возлияний па организм, прежде всего—на мозг.

В результате хронического отравления мозга у пьющего появляются все более выраженные отклонения от нормы в мышлении (недостаточно четкое отграничение существенного от второстепенного, нарушение процесса обобщения, конкретно-ситуационный характер мышления, затруднения при словесном обозначении понятий), в памяти, во внимании (колебания, узость внимания). Помимо этого отмечаются снижение умственной работоспособности, темпа работы, повышенная утомляемость, истощаемость. Эти нарушения у хронического алкоголика достигают такой степени выраженности, что их можно сопоставить с аналогичными расстройствами при тяжелых травмах головного мозга, при гипертонической болезни и атеросклерозе, на фоне которых развилось кровоизлияние в мозг, то есть с нарушениями у больных, имеющих первую и вторую группы инвалидности.

В эксперименте хроническому алкоголику с высшим образованием предложили тест по методу «классификации предметов», с которым без особого труда справляется здоровый человек, имеющий образование в объеме семи классов. Семьдесят карточек с различными изображениями по инструкции экспериментатора требовалось разложить сначала на мелкие группы, потом на более крупные и, наконец, на две основные — одушевленные и неодушевленные предметы.

Алкоголик проявил способность выделить лишь такие группы, объединение которых основано на наглядных конкретных признаках, например — рыбы. Далее он сделал множество грубых ошибок, объединив мебель с книгами в одну группу («книги кладут в шкаф»), врача, ребенка, термометр — в другую, вместо того, чтобы, скажем, термометр отнести к группе измерительных приборов и т. п. Когда же его попросили выделить две самые большие группы, то он вместо классификации на одушевленные и неодушевленные предметы неожиданно разделил все на... съедобное и несъедобное.

О каком творчестве тут может идти речь!

Но и это еще не все. Врачи отмечают, что алкоголикам свойственны вялость, леность мышления, нежелание проявить активность, полностью использовать свои возможности. Психолог Б. С. Братусь совершенно справедливо считает, что тут мы имеем дело не столько со следствием изменения интеллектуальных операций памяти, сколько с результатом глубоких изменений личности больного. В чем же проявляются эти аномалии личности у страдающего хроническим алкоголизмом?

«Формирование личности человека,— пишет советский психолог А. Н. Леонтьев,— находит свое психологическое выражение в развитии ее мотивационной сферы». Мотивационная сфера теснейшим образом связана с потребностями. Потребность — это нужда в чем-либо. Каждая потребность имеет свой предмет (потребность в творческой работе, в общении с людьми, в пище и т. д.). Этот предмет, объект, будь он материальный или идеальный, становится побудителем, мотивом поведения. «Мотив — эго объект,— по определению А. Н. Леонтьева,— который отвечает той или иной потребности и который в той или иной форме, отражаясь субъектом, ведет его деятельность».

По мере развития потребностей, расширения их предметного содержания совершенствуются способы их удовлетворения.

«Голод есть голод,— писал К. Маркс,— однако голод, который утоляется вареным мясом, поедаемым с помощью ножа и вилки, это иной голод, чем тот, при котором проглатывают сырое мясо...» [1]

Человек в своем поведении руководствуется несколькими мотивами. Одни мотивы более, другие — менее общие, одни непосредственно побуждают к деятельности, другие более опосредованно. Иначе говоря, образуется свойственная каждой личности на данное время иерархия мотивов, в которой наиболее общие, «вершинные» мотивы придают и наиболее общий смысл всему поведению в целом, обусловливают собой определенное отношение к миру, определенную направленность личности. Строение и содержание этой иерархии, прежде всего ее ведущих мотивов, составляет главную характеристику человеческой личности.

В монографии «Психологический анализ изменений личности при алкоголизме» (Издательство Московского университета, 1974) Б. С. Братусь сделал довольно удачную попытку проследить изменения личности под влиянием употребления спиртного.

Потребность в алкоголе нельзя отнести к разряду тех физиологических и духовных влечений и потребностей, которые свойственны здоровому человеку (влечение к пище, воде, сну, потребность в общении, интересной работе и т. д.). Если речь идет о случайных выпивках или даже о бытовом пьянстве, можно говорить не о «биологической» потребности в алкоголе, не о влечении к нему, а лишь об обусловленном традициями своеобразном стремлении к изменению настроения. Нельзя социально детерминированные формы потребления спиртных напитков рассматривать с биологических позиций. Поскольку же потребность в спиртном не является жизненно важной с биологической точки зрения, люди вполне могли бы жить без алкоголя. Любой человек может обходиться без хмельного неделями (попробуйте не пить целую неделю ни капли воды!), годами (нет такого человека, который был бы способен в течение года не принимать пищу), всю жизнь. И такой человек не погибает, а, напротив, только выигрывает в здоровье, в долголетии, в трудоспособности.

Потребность в алкоголе не имеет врожденного характера, не является биологически ценной (как раз наоборот!) и порождается исключительно систематическим алкогольным самоотравлением. В начале, только возникнув, потребность в алкоголе не выделяется среди других второстепенных потребностей и не играет сколько-нибудь существенной роли в жизни человека. Она проявляется в ограниченных ситуациях и подчинена на первых порах иным, более высоким потребностям и мотивам. Литератор, например, не будет пить, если завтра ему необходимо пойти к редактору для совместной работы над рукописью.

Что касается потребности в спиртном, которая развивается у алкоголика, то она отражает те болезненные нарушения, которые неизбежно происходят в организме под влиянием систематического пьянства. Таким образом, тяга к спиртным изделиям у страдающего хроническим алкоголизмом — патологическое, болезненное явление. Эта тяга постепенно становится все более труднопреодолимой.

Для того чтобы удовлетворить возрастающую потребность в алкоголе, больным приходится все активнее вовлекаться в деятельность по ее удовлетворению, отыскивать для этого все новые пути и средства. Но условия развития такой деятельности резко отличаются от условий развития обычной деятельности человека. Патологическое влечение к спиртному не может быть удовлетворено в рамках общепринятого. Неизбежно возникают конфликты с окружающими: поначалу — с членами семьи, затем — с людьми, которые связаны с пьющими по работе, с товарищами, с соседями по дому.

После того как употребление алкоголя, отметил Б. С. Братусь, становится самостоятельной деятельностью, происходит выделение ряда вспомогательных действий, то есть процессов, которые, по А. Н. Леонтьеву, не имеют самостоятельного мотива, а подчиняются мотиву той деятельности, содержание которой они образуют». В основном эти действия сводятся к поиску предлогов для выпивки, добыванию средств на алкоголь, добыванию самого алкоголя и т. п.

Спиртные изделия как мотив в момент совершения побуждаемой ими деятельности начинают определять то или иное отношение к окружающему. Все, что помогает удовлетворить потребность, оценивается положительно, а все, что препятствует ее осуществлению, получает отрицательную оценку. От степени успешности деятельности, побуждаемой алкоголем, зависит и основной эмоциональный фон у субъекта в данный момент. Все больше действий начинает совершаться только ради удовлетворения потребности в спиртном. Алкоголь уже определяет отношение ко всему окружающему, становится критерием преуспевания в жизни, мерилом благополучия, ведущим мотивом всего поведения индивидуума.

Человек, который в прошлом был хорошим специалистом в той или иной области, гордился своей профессией, квалификацией, стремился внести в свой труд максимум творчества, утрачивает интерес и любовь к своей работе, которая из важнейшего мотива деятельности превращается во вспомогательное действие по добыванию денег на спиртное. Если ремесленнические навыки долго еще сохраняются, то творческий элемент обесцвечивается, обесценивается, выхолащивается. Работа выполняется все хуже, халатно, недобросовестно.

Поначалу алкоголик еще пытается скрыть свое пристрастие к спиртному от окружающих. Но приходит время, когда он уже не в силах сдержать себя даже в ситуации, от которой зависит его благополучие.

Пьющий постепенно сдает жизненные позиции. Преуспевающий в прошлом талантливый художник довольствуется оформительскими работами при жилищно-эксплуатациониой конторе. Творчество уступает место низкопробному ремесленничеству.

Алкоголь как мотив все более подчиняет себе другие мотивы и становится в конце концов ведущим и смыслообразующим для всего поведения. Нет, прежние ведущие мотивы (забота о семье, творческая работа и пр.) не исчезают вовсе из мотивационной сферы алкоголика, но они теряют свою побудительную силу, или, пользуясь терминологией А. Н. Леонтьева, из мотивов «реально действующих» становятся мотивами «только знаемыми», «понимаемыми». В какие-то мгновенья в сознании алкоголика появляются проблески раскаянья, желание вернуться к прежней, нормальной жизни, но, как правило, все это не идет дальше благих намерений.

Хочу закончить оптимистически. И вовсе не потому, что намерен выступить в роли утешителя, хотя и слова утешения порой очень нужны человеку в беде. Просто с самого начала я дал себе слово не отступать от истины.

Хочу отметить, что интенсивно выраженный интерес к чему-либо, в данном случае — стремление к творчеству, будь то профессиональный художник или самодеятельный,— этот интерес может застраховать личность от развития пристрастия к алкоголю.

Если человек, одержимый страстью творчества, в силу каких-то обстоятельств все-таки попадает на путь пьянства или даже в пропасть алкоголизма, у него остается больше шансов на спасение, чем у субъекта, чуждого такой одержимости, каких-либо ярко выраженных интересов.

Стремление к творческому самовыражению может послужить той точкой опоры, благодаря которой человек способен совершить чудо: без вмешательства врачей, а тем более — с их помощью остановиться на полпути к гибели, полностью реабилитироваться и возвратиться к норме. Стремление к творчеству — это мощный стимул в борьбе за самосохранение, способный помочь человеку вырваться из засасывающего болота пьянства.

Но для этого нужно критически оценить ситуацию, осознать степень вовлеченности в болотное царство «зеленого змия». Между тем для алкоголика как раз и характерны игнорирование своей болезни, некритичность, благодушие. Вследствие глубоких изменений, переформирования иерархии мотивов перед нами предстает бывший художник, бывший писатель, бывший музыкант — новая личность с качественно новыми мотивами и потребностями, с иной их организацией, личность, как бы размытая алкоголем. Этот человек отмахивается от мыслей о своем позорном снижении, о тяжелой болезни, пытается оправдать драму своей жизни какими-то внешними обстоятельствами. Но стоит только убедить такого бывшего художника, что состояние его критическое, стоит только открыть перед ним положительную перспективу в случае, если он переборет свое болезненное пристрастие к алкоголю — у него появится второе дыхание, он найдет в себе силы возродиться, встать снова на ноги и порвать губительную дружбу с Бахусом.

Собственно, ради этой мысли я и написал главу о влиянии алкоголя на творчество, надеясь, что те немногие художники, которые променяли радость творческого труда на сомнительное удовольствие алкогольного угара, посмотрят на себя как бы со стороны, проанализируют свое отношение к хмельному и сделают попытку — самостоятельно или с помощью нарколога — вернуться к нормальной жизни.

Но в еще большей мере я надеюсь на то, что те из вас, кто решил избрать трудный путь творческой работы, воспримут мои слова как самое серьезное предостережение и не станут подвергать себя опасному риску вовлечения в пьянство.