Наука об алкоголе

Беседа восьмая. Главный фальсификат борьбы с пьянством: надо пить «умеючи»

Оглавление

Фальсификат — это значит подделка. — Случай в Доме культуры «Правды». — Что значит пить «умеючи»?— Снова Закон Неустранимости Вреда. — Превращения головастика.

У Антона Семеновича Макаренко есть очень интересное высказывание о дурном наследии прошлого.

«Много еще живет в нас пережитков старого быта, старых отношений, старых привычных моральных положений. Сами того не замечая, мы в своей практической жизни повторяем многие ошибки и фальсификаты истории человечества» — так писал он в своей замечательной «Книге для родителей», являющейся и сейчас образцом глубокого и честного разговора с воспитателями детей, разговора партийного, принципиального, смелого, без подстраивания под узкосемейную бытовщину, без преклонения перед «житейской мудростью», без заигрывания с папами-мамами, которые — чего греха таить! — часто весь смысл воспитания ребенка видят лишь в том, чтобы он прожил жизнь по возможности спокойно, тихо, благополучно (как говорится, «не высовываясь»), чтобы остерегся и оберегся сложностей и противоречий большого мира.

Впрочем, такой подход — я имею в виду макаренковский подход — и есть настоящая забота о благе ребенка. Растить гражданина — это лучший способ растить счастливого человека. Но растить счастливого под девизом «Не высовывайся!» — как раз и значит вырастить и не гражданина и не счастливца.

Однако — о фальсификатах истории человечества.

Главным таким фальсификатом (т. е. подделкой) применительно к теме наших бесед является идея и практика противопоставления пьянству «умения пить», «пития в меру», или «культурного винопотребления».

Наблюдая еще в древние века и в раннее средневековье последствия пьянства, люди были уверены, что все дело лишь в незнании или забвении меры. То было воспоминание о давнем, первобытном, чисто обрядовом употреблении вина и пива, когда пьянства как неупорядоченного социального явления не было. Многочисленные пословицы и поговорки разных народов, решительно осуждая пьянство, одобряют умеренное потребление вина.

«Пей, да дело разумей», «Пьян, да умен — два угодья в нем» — этим русским пословицам можно найти массу параллелей во всех языках мира (за исключением, разумеется, языков тех народов, где вовсе не знали вина).

Помните Варвару, жену Александра Ивановича Кирпикова? Она, страдалица, проплакала глаза из-за пьянства мужа! Охрипла от молитв богу, чтобы вернул мужа на путь добродетели! И не она ли видит добродетель, иными словами — противоположность пороку пьянства, в том, чтобы пить «по-людски», пить, но не напиваться?

Многие высказывания крупных ученых и деятелей античной и средневековой культуры против пьянства — это преимущественно предупреждения о вреде именно «злоупотребления», но не осуждение вина вообще. Эта точка зрения, как полагают, полно выражена в строках, приписываемых великому ученому и поэту Омару Хайяму:

Запрет вина — закон, считающийся с тем,

Кем пьется, и когда, и много ли, и с кем.

Когда соблюдены все эти оговорки,

Пить — признак мудрости, а не порок совсем.

Эти строки любят вспоминать любители выпить, особенно в ответ на призыв к трезвости. Напоминания и возражения крайне неубедительные потому, что познание идет вперед и Омар Хайям и другие не могли знать в полной мере того об алкоголе и его влиянии на человека, что знаем мы. К оценке такого рода ошибочных высказываний великих людей нужно относиться трезво и честно. Известна, например, по существу, комичная история с ошибкой великого Аристотеля, который случайно написал, что у мухи четыре ноги, и потом его последователи — схоласты несколько веков мучились, потому что авторитет Аристотеля был непререкаем, но мухи его не признавали, а ученые признавали только своего гениального учителя. Нам известно множество крупных ошибок гениев разных времен. Лев Толстой, например, не признавал Шекспира. Паскаль молился выдуманному малограмотными рабами древности богу. Что из того? Гений остается гением. Ошибка остается ошибкой.

Правильно писал поэт Алексей Марков:

Когда свершит ошибку гений,

Своей поплатятся судьбой

Порой десятки поколений,

Пойдя неверною тропой!

Вот почему мы обязаны говорить об ошибочности высказываний насчет «солнечной силы», содержащейся в вине.

Превращенный в вино, виноград утрачивает практически все свои полезные качества. Этот факт, кстати, мало известен пьющим. Признаться, и сам я в свое время повторял неправду о том, что стакан натурального виноградного «содержит суточную норму витаминов», «солнечную силу» и т. д. Повторял то, что вычитывал в популярной винодельческой литературе, статьях периодики, рекламирующих вино как антипод вредной водки.

И вот уже позднее довелось мне как-то выступать на диспуте о пьянстве в Доме культуры издательства «Правда», и из зала прозвучала именно эта реплика — о полезных качествах вина. Однако у меня под рукой уже была научная винодельческая книга-справочник «Физикохимические показатели вина и виноматериалов», подготовленная специалистами Всесоюзного научно-исследовательского института виноделия и виноградарства «Магарач». Эту книжку, состоящую преимущественно из таблиц и схем, я и передал в зал, попросив оппонента посмотреть, что происходит с питательными веществами и витаминами винограда по мере превращения его сначала в мезгу, далее в сусло и наконец в виноматериал. По окончании диспута этот человек, оказавшийся профсоюзным руководителем одного из цехов типографии издательства «Правда», возвращая мне книжку, с недоумением спросил:

— Но почему же тогда в популярных статьях пишется о солнце в бокале и расточаются другие похвалы натуральному вину?

Я мог ответить ему лишь то, что данный вопрос нужно адресовать авторам таких статей. Что касается недоумения моего собеседника, то оно вполне естественно. В названном справочнике для виноделов математически наглядно показано, как постепенно, по мере превращения в вино, убывает до крайне малых величин или почти полностью содержание основных полезных составных частей виноградных ягод. Ну а главное в винограде — сахар, конечно, при производстве сухого виноматериала полностью перебраживается во вредный этиловый алкоголь, или этанол.

Нужно стоять на почве научных фактов, тех фактов, которые не могли быть известны в прошлом. Если посмотреть список только отечественной литературы, посвященной борьбе с пьянством, то бросается в глаза такая закономерность: в XVIII в. и до последней четверти XIX в. авторы в основном предостерегают против «злоупотребления» алкоголем, и лишь в конце XIX в. некоторым становится ясно, что истина в том, чтобы вовсе не употреблять его. А в XX в., к настоящему времени, среди специалистов практически не осталось защитников умеренного винопотребления. И тем не менее споры еще продолжаются. Причем включаются в них люди, не имеющие надлежащих знаний, зато имеющие... убеждения.

Убеждения без знаний? Возможно ли такое? К сожалению, возможно. Это предубеждения. Они живучи потому, что с их помощью человек защищает милые ему привычки и слабости и всеми силами сопротивляется научным истинам. «Как мало можно взять логикой, когда человек не хочет убедиться»,— с горечью сетовал А. И. Герцен.

Этот вопрос о консервативности общественной психологии частично уже рассмотрен нами. Такая консервативность проявляется в том, что мнение о пользе малых и умеренных доз алкоголя живет, несмотря на бесконечные напоминания истины, что «попытки некоторых ученых доказать эту «полезность» потерпели полное крушение с позднейшими научными исследованиями», как писал великий русский психиатр В. М. Бехтерев в 1927 г. в своей последней статье о борьбе с пьянством.

Примерно в то же время отечественный журнал «Гигиена и эпидемиология» как раз и сообщил об одной из таких попыток, предпринятой в пищевой лаборатории института Карнеги (Великобритания). Была проверена высказанная авторитетным ученым точка зрения о допустимости употребления примерно пол-литра пива или 300 г слабого вина, т. е. 15—30 г абсолютного алкоголя. Выводы экспериментаторов таковы: при всех испытаниях психофизическая сила организма оказалась под влиянием алкоголя пониженной, в частности количество ошибок при перепечатке на пишушей машинке увеличилось на 40%, способность читать уменьшилась на 54%. Автор статьи пишет: «Не подлежит больше сомнению, что алкоголь и в слабом разведении, крепости не более 2,75%... имеет также токсические свойства. В течение 2—4 часов после умеренных доз алкоголя у индивидуума наблюдается, как правило, общая депрессия нервно-мышечных процессов, понижение зрения и ослабление координации движений».

Надо сказать, что впервые экспериментальные исследования влияния этилового спирта на различные функции стали проводиться еще в последней трети прошлого века, причем доза принимаемого алкоголя постепенно снизилась со 100 г чистого этанола до 7,5—10 г. При этом, как всегда отмечалось, экспериментируемые были уверены, что выполняют задания лучше, реагируют на команды экспериментаторов точнее. Объективные же показатели свидетельствовали о замедленности интеллектуальных способностей и чувствительности мозга. При самых малых дозах отмечалось, правда, некоторое ускорение так называемых моторных функций, зато снижалось качество реакции на сигналы. Выдающийся ученый Э. Крепелин охарактеризовал такое состояние кратко: «Больше слов — меньше смысла».

Вопрос о вредности малых доз алкоголя очень актуален потому, что непосредственно связан с антиалкогольным воспитанием подрастающего поколения. Так, лет пятнадцать назад к нам в страну проникли сведения о «новации» двух американских ученых, рекомендовавших давать детям с малых лет алкогольные напитки в большом разведении, что якобы способно уберечь их в дальнейшем от пагубного порока. Опровергая эту рекомендацию, видный советский исследователь и клиницист профессор И. В. Стрельчук писал в 1972 г. в «Литературной газете»: «... Предлагают для борьбы с этим злом... приучать детей к разбавленному алкоголю. Вряд ли какой-нибудь отвечающий за свои поступки врач отважится рекомендовать детям даже небольшие дозы галлюциногенов или психотропных средств, чтобы излечить их от наркомании. Почему же тогда кое-кто из специалистов считает возможным сделать исключение для алкоголя? Ведь это тот же наркотик! «Малоалкогольная» терапия, предлагаемая американскими учеными, чревата самыми драматическими последствиями. Огромные контингенты детей, которые при других условиях никогда не узнали бы вкуса дайкири или виски, рискуют влиться в без того не маленькую армию любителей спиртного».

И вливаются. Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) с тревогой отмечает «омолаживание» (а кроме того, еще так называемую феминизацию) алкоголизма в большинстве развитых стран. Эти тенденции—результат вовлечения в обыкновенное винопотребление новых групп населения, в частности молодежи.

Между тем есть и в нашей стране сторонники «малоалкогольной» терапии, ставящие цель учить детей пить «умеючи». И встречаются подчас внешне эффектные обоснования целесообразности такого обучения. Однако под ними легко обнаруживаются простые увертки любителя выпить. С точки же зрения логики такие аргументы выглядят примитивными софизмами. Такой забавный «крючок» мы встречаем в рассуждениях Д. Саца. Его пассаж: «Совет не пить, чтобы не стать алкоголиком, подобен совету не купаться, чтобы не утонуть. Есть ведь и другой выход из положения — надо уметь плавать» — кое на кого произвел впечатление — его даже повторяли. Но если так нравится этот софизм, то не применить ли его формулу не к плаванию, а к более близкой пьянству области, например к воровству или хулиганству? Неплохо получится: совет не пить, чтобы не стать алкоголиком, подобен совету не воровать, чтобы не стать рецидивистом. Есть ведь и другой выход из положения — уметь воровать.

Есть, впрочем, среди сторонников обучения детей «искусству пития» и «деловые» люди, чьи замыслы далеки от кустарщины. Как сообщал заведующий кафедрой виноделия Московского технологического института пищевой промышленности Э. Н. Кишковский, еще в 1978 г. здесь начали разрабатывать рекомендации для педагогического института Благовещенска. «Будущие педагоги,— писал он,— будут знакомить своих учеников с вином, с культурой его потребления, с обычаями и отклонениями от них. Иначе говоря, молодой человек с малых лет будет усваивать в своем сознании, к чему может привести неумеренное потребление напитков. Впрочем, и взрослым не вредно знать, какое вино соответствует какому случаю... знать, когда, что и сколько можно пить».

Слов нет, автор этой концепции, видимо, знаток технологии винопроизводства, но достаточно ли этих знаний для вмешательства в антиалкогольное воспитание? Концепция кафедры виноделия МТИПП встретила решительное осуждение медицинской и педагогической общественности.

Жаль, что не везде. Как раз в Благовещенском пединституте в течение нескольких лет по учебному пособию, изданному в 1983 г., велась подготовка будущих учителей к антиалкогольному воспитанию детей. Хорошо было бы, если бы студенты изучили предмет нерадиво. Или основательно позабыли его, придя в школы. А если нет? Тогда они и сейчас могут придерживаться таких, к примеру, взглядов: нужно «...привитие элементарной культуры употребления алкогольных напитков, чтобы человек твердо знал, что нельзя коньяк и водку пить стаканами, что верхом бескультурья являются выпивки где-нибудь в подворотне, что каждый человек должен знать свою норму, не напиваться допьяна, уметь ценить хорошее вино и т. д.»; «культура застолья так же необходима человеку в жизни, как знание таблицы умножения, поэзии Пушкина, законов физики. Все это составляет духовный мир человека».

Трудно понять (рассуждая с точки зрения логики воспитания), для чего понадобилось авторам пособия порывать — так сказать, «новаторски» порывать — с прочными традициями отечественной теории педагогики и медицины.

Известный русский врач И. В. Сажин более 85 лет назад писал, например: «Что касается детского, юношеского или отроческого возраста, то здесь для естественного и правильного гармонического развития волевых, нравственных и умственных способностей решительно и необходимо требуется безусловное устранение употребления спиртных напитков в каком бы то ни было качестве и каком бы то ни было количестве». Все это, впрочем, настолько очевидно, что вряд ли ново для создателей пособия и вряд ли объясняет причину их сомнительного «новаторства», плоды которого, видимо, сказываются и сейчас: по разработанному курсу в Благовещенском пединституте было обучено шесть или более потоков.

Причина указанного отступления от прочных трезвеннических установок воспитания, по-видимому, психологическая — это сдача позиций сильному и многочисленному противнику — питейным обычаям, которые осаждали и продолжают осаждать школу. Во введении к пособию написано: «Призывы к полной трезвости, по нашему мнению, не учитывают сформировавшегося в течение веков отношения к алкоголю, для изменения которого потребуется жизнь не одного поколения». Это переводится следующим образом: «Выкидываем белый флаг, сдаемся на милость победителя».

Предоставим времени опровергнуть пессимистический прогноз, провозглашенный авторами «Антиалкогольного воспитания в семье и школе». О сущности их позиции очень точно написала в журнале «Трезвость и культура» журналист Л. Панкратьева: «Ребячий комиссар, учитель — доверенное лицо общества, идеологический работник, на которого общество возложило задачи проводника прогресса. И принципом учителя всегда было, есть и должно быть обучение опережающее. Педагог формирует человека завтрашнего дня и уже сегодня, сейчас живет по тем законам, которым предстоит стать нормой для всех и каждого в будущем. Иначе — застой».

Сказанное в равной мере приложимо и к школьной, и к семейной педагогике.

Сколь бы благими ни были намерения сторонников обучения умению пить, объективно, благодаря наркотическим свойствам алкоголя и заразительности питейных обычаев, оно научит спиваться. По этому поводу член ЦК Болгарской коммунистической партии, член Национального комитета трезвенников Димитр Братанов писал в украинской республиканской «Рабочей газете»: «Мы резко выступаем против попыток учить детей умеренно пить. Это — беспринципный путь. Там, где пропагандируется «умеренное питье», сводится на нет вся эффективность воспитательной работы, отрицается решающее значение личного примера».

Надо сказать, что встречаются попытки оправдать такую «культурнопитейскую» беспринципность тем, что до мая 1985 г. не было установки на абсолютную трезвость. Эти попытки несостоятельны. Верно то, что прежде — до постановления ЦК КПСС «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма» — концепция «умеренного», «культурного» употребления алкоголя, или формирования «умения пить», имела весьма широкое распространение. Но только не применительно к воспитанию детей и подростков — здесь даже приверженцы и сторонники «питейной культуры» ратовали, как правило, за «сухой закон». Не говоря уже о том, что существовали научные верные разработки антиалкогольного воспитания и обучения детей, составленные последовательными специалиста-ми-трезвенниками. Для примера сошлюсь на подготовленные горьковским врачом-наркологом А. Л. Нелидовым методические рекомендации «Противоалкогольная работа в общеобразовательной школе» (1984), предусматривающие и занятия с родителями.

Автор строго придерживается ориентации на формирование стойких трезвеннических установок детей и подростков, привитие им навыков активной антиалкогольной работы. Он ясно видит особую опасность «умереннической», «культурнопитейской» платформы. Проницательны его выводы о наиболее неблагоприятных ситуациях, в которых дети приучаются воспринимать употребление алкоголя как нормальное явление. Первой среди таких ситуаций названа такая: в семье отсутствует критичное отношение к алкоголю, старшие выпивают «умеренно», «культурно» — потому-то они и не находят нужным осуждать спиртное. Дети не видят очевидных отрицательных последствий выпивок, более того — «слегка опьяненные родители могут нравиться ребенку даже больше, чем трезвые». К слову сказать, аналогичные выводы получены и социологическим путем. И в них нет ничего парадоксального: если грубое пьянство нередко побуждает — так сказать, методом от противного — к трезвости, то «культурное», «умеренное» (значит, внешне привлекательное, соблазнительное) побуждает, напротив, к выпивке.

Нужно при этом учитывать и зыбкость, расплывчатость самого представления об умелом питии. Люди, способные выпить за один присест до литра водки, как раз и считают себя умеющими пить. Такой шаржированный Демьяном Бедным «умелец» по имени Гаврилка поучает некоего Егора, обеспокоенного тем, что, мол, «прогуляем себя, пропьем»:

У Гаврилки найдется и тут отговорка:

— Пить умеючи можно, Егорка.

Выпьешь три рюмки,

Разгонишь все думки.

Не тот пьян гуляет,

Что двое ведут, третий ноги расставляет.

Пьян тот, кто лежит, не дышит.

Собака рыло лижет, а он и не слышит...

Конечно, такие мерки «умелого пития» имеют хождение только в питейной подворотне. Публично же защищается умение пить не допьяна, сохраняя контроль над своими действиями, так что они не нарушают общественного порядка, не оскорбляют человеческого достоинства, как говорится, норм приличия. Именно так и трактует концепцию культуры винопития автор переполненной фактическими ошибками и неаргументированными рассуждениями книги «Алкоголь, человек, общество» кандидат экономических наук Г. М. Подоров. Согласно его позиции, культурное винопитие означает, что «без исключения каждый должен знать, когда можно выпить, где, с кем, что и сколько, чтобы не терять человеческий облик, не быть в тягость семье, не наносить ущерба производству, не позорить трудовой коллектив и имя советского человека».

Звучит неплохо, вполне в стиле тех благих пожеланий, которые, по приведенному в начале наших бесед замечанию А. С. Макаренко, входят в «средний навар» поверхностных рассуждений. Такое «обыкновенное домашнее рассуждение» являет уже знакомая нам жена Александра Ивановича Кирпикова. Она страдалица, и мы не можем ей не сочувствовать, понимая всю убогость ее антиалкогольной премудрости. «Кто тебе запрещает в праздники или после бани выпить, кто? — с горестью пилит она мужа.— Ведь выпить можно, напиться грех. Когда я тебе в рот глядела или стакан вырывала?»

Похоже, что иные авторы обоснований «культурного» винопития, суть которых исчерпывается Варвариным поучением, более всего озабочены тем, как бы их не обвинили в желании отнять стакан у любителей выпивки.

У JI. Н. Толстого было больше оснований дорожить своим авторитетом. И тем не менее он смело шел против господствовавшего общественного мнения своих читателей и почитателей, обосновывая вред «безвредного», «умелого» винопития. «Пьяницы стали пьяницами только оттого,— уверял он, — что не пьяницы, не делая себе вреда, научили их пить вино, соблазнили их своим примером».

Вывод великого писателя — это зрелое социологическое суждение в отличие от умозаключений многих профессиональных социологов, которые, исходя из некоей социальной «атомарности», берут изолированный поступок изолированного индивида. Это заведомая фантастика и нелепица: непрерывные взаимодействия (трудовые, бытовые, духовные), или «социальная диффузия», по выражению ученого Б. Ф. Поршнева,— это обязательное свойство общества.

Поскольку JI. Н. Толстой думал о проблемах пьянства и читал соответствующую литературу, то можно предположить, что ему было известно и совпадающее с его выводом заключение комиссии по борьбе с пьянством при Русском обществе охранения народного здравия. Заключение следующее: «Кроме того, если отдельные лица могут без заметного вреда справиться с небольшим и однократным приемом спиртных напитков и не пойти по пути постоянного их употребления... то массы людей удержаться на таких ступенях не могут...»

Ни авторы этого вывода, ни Л. Н. Толстой не сомневаются в том, что и безвредная — если взять ее изолированно — выпивка на самом деле сохраняет вред, который лишь переходит в скрытную форму. Так, если срезать стебли злейшего сорняка пырея, то непосредственно этот росток уже погиб. Но пырей тянет свои корни на многие метры в стороны, невидимо, в почве — и вдруг снова вылезает еще большим числом стеблей. Уничтожить пырей можно только одним способом — вырвать корни и сжечь их. Иначе вред от пырея неустраним.

То же можно сказать и об употреблении алкоголя. Вред от него неустраним, пока существует само пищевое употребление хмельных жидкостей. В этом проявляется упоминавшийся выше ЗНВ — закон неустранимости вреда от пищевого, или бытового, употребления алкоголя. Кстати, такое его употребление само по себе аномалия, ведь алкоголь по своим качествам не может быть причислен к пищевым продуктам.

Мы вполне понимаем обличительный пафос высказывания Толстого, бросающего нравственное обвинение «умеренно», «культурно» пьющим соблазнителям. Будем, однако, справедливы — идею культурного винопития защищали и люди высокой нравственности, даже Владимир Маяковский, признанный и яростный гонитель самогона, водки и — заметьте! — пива. Он надеялся, что человек, познавший вкус высококачественных вин, станет избегать спирта и пива. Выросший в Грузии, Владимир Владимирович твердо, искренне верил, как верили многие в его время, а в XIX в.— так почти все, что винопитием можно побороть пьянство. Не похоже, если взглянуть со стороны, умеренное употребление вин, когда никто не теряет головы и не совершает оскорбляющих человеческое достоинство поступков, на обычное грубое пьянство.

Несходны явления внешне — вот их и разграничивают. Это не злоумышленная увертка эгоистов, а познавательная ошибка. У японцев есть пословица, которую я непосредственно адресую сторонникам противопоставлять «культурное» винопотребление пьянству:  «Сколько ни говори, что головастик ни капли не похож на лягушку, из него обязательно вырастет лягушка». Эту замечательную пословицу можно включать в учебники по диалектике — она не позволяет забывать о принципе развития. Применять его, однако, не просто. Ведь, как правило, он, этот принцип, не может быть подтвержден непосредственным наблюдением.

Человек успокаивает себя: «Пью, но не какую-то дрянь, а марочные», «Пью, но не напиваюсь», считая, что именно так надо обращаться с алкоголем, чтобы не стать пьяницей и не распространять пьянства. Утверждать это — значит уподобляться поверхностному наблюдателю, твердящему, что головастик и лягушка — различные животные.

Хотелось бы напомнить признание Демьяна Бедного:

Я сам когда-то баловался,

Но бросил глупости давно.

Пускай я «пил — не напивался»,

Но это пьянство все равно.

Поэт поучительно самокритичен: он даже приравнивает «культурную выпивку» к пьянству. И это утверждение, конечно, ближе к истине, чем подчеркивание внешних различий, оно обнажает сущностную закономерность, принципиальную связь. Головастик-то ведь и на самом деле то же самое животное, что и лягушка.

Точно так же и культурное винопотребление — это то же пьянство, лишь в своей незрелой, еще благообразной форме, так сказать, на «головастиковой» ступени своего развития.

Марксистская философия доказала, что для понимания сущности того или иного явления нужно обратиться к его развитой форме. Она — ключ к этому явлению. Чтобы понять сущность употребления алкоголя вообще, нужно рассмотреть пьянство и через него взглянуть на малую дозу, на единственную «необидную» рюмочку. Вот почему нельзя не согласиться с выводом члена-корреспондента Академии педагогических наук СССР Д. В. Колесова: «Полностью несостоятельной следует признать теорию так называемого культурного потребления алкоголя...»

Жаль, что верные теоретические выводы малозначимы для пресловутого «здравого смысла», который так резко обличал Карл Маркс за то, что тот улавливает лишь поверхностную видимость вещей. Жаль, что эти верные выводы медленно проникают в быт, а если и проникают в качестве, так сказать, чистого знания, то не всегда превращаются в бытовые нормы, сталкиваясь с консерватизмом распространенных питейных привычек. Видный советский исследователь проблем борьбы с пьянством, один из основателей диспансерного лечения алкоголиков — А. С. Шоломович (одна из глав его книги «Алкоголизм как болезнь» прямо названа «Об умении пить, об «умело и культурно пьющих») очень тонко и ярко писал в 1930 г.: «Самым мощным, боевым орудием среды является священный лозунг мещанина всех времен и народов — это «малая доза» — «только одна рюмочка».

Публицистическая яркость и заостренность этого высказывания может кое-кого навести на мысль, что в данном случае мы имеем дело всего лишь с пропагандистской метафорой. Это, однако, не так. Достаточно вспомнить то, что было уже сказано о коварстве такого «инструмента» среды, как питейный обычай. Это вывод социальной психологии. Но он имеет поддержку и в индивидуальной психологии, а также в психиатрии. Интересны в связи с этим размышления пермского психиатра Э. Б. Смышляева. «Рюмка спиртного — это стремление к эйфории, вызываемой наркоманическим действием алкоголя, — утверждает он. — Алкоголь — яд особый. Он поражает не только контактным способом, но и на расстоянии — психологическим воздействием пьющего на семью, и в первую очередь на детей...» В том, что эйфоризирующий эффект становится необходимым для пьющего, в том, что «культурное» винопитие направлено на достижение искусственного «воодушевления», в том, что такой «культурпитеец» всегда имеет оправдание приема «малой дозы» («расслабиться», «поднять настроение», «успокоиться» и т. п.), Э. Б. Смышляев находит основание для вывода: «Привычное влечение к малым дозам... является проявлением наркоманической алкогольной зависимости».

Не знаю, как отнеслись к этой — новой! — идее наркологи: традиционная точка зрения относит к наркомании только хронический алкоголизм. Впрочем, знать это не так уж важно. Важно, что указанная идея может служить еще одним аргументом против «только одной рюмочки», обнаруживая алкогольную наркоманию уже в «культурной» выпивке. Будем, однако, помнить и о том, что такая выпивка вовсе не безобидна и безотносительна к возможному алкоголизму.